Академия истины (Академия Веритас)

На улице было просто чудесно: вокруг сугробы, над головой звездное небо, одуряюще пахнут яблони, и совершенно не холодно! Как во сне, честное слово! Хотелось петь или хотя бы кричать от восторга! Я не придумала ничего лучше, чем запрокинуть голову, раскинуть руки и закружиться на месте, приговаривая: 'Звезды ярки, звезды ярки, народитесь белы ярки!' У нас завсегда на бражник так овец заговаривали. Но долго крутиться не получилось, я обо что-то запнулась и упала бы, если б Питер не подхватил.

Ладони у него были горячие-горячие, это даже через ткань платья чувствовалось, а волосы серебрились в лунном свете, совсем как снег. Это было так странно, но очень красиво! Я даже не удержалась и провела пальцами по этим таинственно мерцающим волосам. На ощупь — совершенно нормальные волосы, мягкие, вовсе на снег не похожи.

— А ты красивый! — задумчиво сообщила я.

Юноша выглядел озадаченным.

— Тебя это удивляет? — хихикнула я.

— Меня удивляет, что вина я тебе, вроде, не приносил, а ведешь ты себя странно.

— Я и чувствую себя странно, — охотно согласилась я. — Как будто в крови что-то пузырится! И вообще, наклонись!

Питер послушно приблизил ухо к моему лицу, видимо, решив, что я хочу ему что-то шепнуть. Даже я сама удивилась, как спокойно и смело развернула ему голову, и прижалась губами к его устам. По-моему, я его здорово ошарашила, он даже вздрогнул в первый момент, а потом просто приподнял меня за талию и продолжал целовать, держа на весу. И это было гораздо приятнее, чем с Семеном!

Губы у Питера тоже оказались горячие, но они были мягкие и нежные. Боли я не чувствовала, только по всему телу разлилась нега и стало так хорошо, как будто именно этого мне и не доставало всю жизнь.

Глава 27. Громницы

Я даже не представляла, что можно быть настолько счастливой! Уже, почитай, месяц прошел с Зимнего маскарада, а я засыпала счастливая, просыпалась счастливая, целыми днями словно на крыльях летала, и по ночам меня никакие кошмары не беспокоили! Чеккина даже начала бурчать, что завидно смотреть на мое сияющее лицо. Я от всей души желала, чтобы у подруги тоже сложились с кем-нибудь такие же добрые отношения, как у нас с Питером.

И почему я раньше не замечала, какой он красивый, надежный, ласковый, нежный и добрый? И сильный, конечно, но это-то как раз было понятно с самого начала. Неужели те глупые сны настолько меня запугали, что я ничего вокруг не видела?

И вот странное дело: я почти все свободное время проводила в компании Питера, но за пару часов в день успевала выучить гораздо больше, нежели раньше за целый вечер упорной зубрежки! Как-то мне все предметы стали легче даваться. Все же правы, видимо, были хуторские девчата, когда говорили, что при поющем сердце любая работа спорится!

А мир полыхал какими-то невероятными красками! Я с изумлением обнаружила, что снег на территории Академии не белый, а светло-лиловый! Когда я подивилась этому вслух при Брианде, она только фыркнула и пояснила, что это отсвет от бордовых стен.

— Неужели ты всегда видишь окружающее таким ярким? — спросила я тогда.

— Я хорошо различаю оттенки, иначе грош бы цена мне была как художнику! А вот твоя эйфория мне не до конца понятна, — поджала губы девушка.

— Только не говори, что тоже завидуешь, как Чеккина, — засмеялась я в ответ. Я, вообще, теперь гораздо чаще смеялась, нежели смущалась, и мне это очень нравилось!

— Да я бы, может, и позавидовала, только меня всегда настораживают настолько внезапные перемены в людях. Как-то они неестественно выглядят! — Брианда даже нахмурилась. — Слушай, а твой северянин тебе ничего в последнее время не дарил?

— Он на новогодье подарил мне вот этот аграф, — немедленно похвасталась я.

— И ты его постоянно носишь?

— Ага.

— Давай его жезлом классификации проверим, а? В лечебнице точно есть, мне Анс даст! — воодушевилась девушка.

— Это такая черная палка, которая меняет цвет, когда ею водят над магическими предметами?

— Да. А откуда ты знаешь?

— Верит декан уже проверял! Эта застежка помогает магу раскрыть свои таланты, — гордо сообщила я.

— Серьезно? — художница задумчиво уставилась на меня, постукивая кончиком пальца себе по губе. — Неужели у тебя открывается дар Искусства? Никогда бы не подумала!

Я легко сделала пируэт, обняла блондиночку за плечи и звонко чмокнула в щеку:

— Вот будет здорово, если я тоже стану художницей!

— Зашибись вообще! — по-моему, это был неприкрытый скепсис, но я предпочла улыбнуться и показать Брианде язык.

Пожалуй, единственное, что меня огорчало в эти дни: непонятное выражение, которое я иногда замечала на лице Питера. Иной раз, взглянув на него, я видела печаль или даже боль в глазах, но он всегда говорил, что мне почудилось. Странно, раньше его лицо мне казалось просто каменным. Впрочем, я и снег тогда искренне считала белым. Может, во мне и впрямь проснулся дар Искусства?

На Громницы выпал один из крупнейших праздников Веритерры — День рождения Верховного правителя. В городе устраивали гулянья, никто не учился и не работал.

По такому случаю мне даже разрешили выйти за пределы Академии, но только в сопровождении друзей и передвигаться только по людным улицам. Я очень обрадовалась, тяжело же постоянно ощущать себя пленницей.

Надо признать, что праздник мало чем отличался от дня Веритерры: опять выступления артистов, акробатов и жонглеров. Снова игрища. Красиво, конечно, ярко, но как-то без души, что ли... Неужели за такой короткий срок я превратилась в пресыщенную столичную жительницу? Мне же раньше так нравилось на ярмарке!

Народ вокруг толкался оживленный и улыбчивый. В воздухе уже ощутимо пахло весной. Питер держал меня за руку, и мне было с ним легко и хорошо, но по городу нам надоело шататься довольно быстро, и мы улизнули в парк Академии. Здесь об эту пору никого не оказалось, и можно было вволю целоваться, не опасаясь посторонних взглядов.

Правда, тут я опять поймала странное выражение в глазах юноши: загнанное какое-то, словно на него охота идет.

— Ну, что с тобой такое? — я ласково погладила парня по щеке. — Затравленные зайцы бодрее выглядят, чем ты! Тебе плохо со мной?

— Мне с тобой безумно хорошо! — крепко прижал меня к своей широкой груди Питер. — Просто... я очень боюсь тебя потерять... — прошептал он мне в волосы.

— Ты же раньше ничего не боялся! — откликнулась я.

— Раньше у меня тебя не было, — он отстранился и заглянул мне в глаза. — Я тебя люблю.

— Я тебя тоже! — никогда бы не подумала, что смогу так легко это произнести. Я всегда представляла, что обязательно покраснею и засмущаюсь в такой момент, но ничего подобного! Чувствую себя совершенно свободно!

— Ты — самое лучшее, что со мной когда-либо случалось! — выдохнул Питер и приник к моим губам.

Глава 28. Дорогорушитель

Время летело с невероятной скоростью! Оглянуться не успела, как наступил берзень и принес с собой длинные выходные, предназначенные для проводов зимы и закличек весны. Меня все еще не отпускали домой, зато верит декан дозволил мне на Комоедицы поехать в гости к родне Питера.

Я немного волновалась, собираясь в дальнюю дорогу, но мои переживания не шли ни в какое сравнение с метаниями возлюбленного. Казалось, что с каждым днем он становился все печальнее и печальнее. Я пробовала выпытать, что гнетет милого, но он отговаривался усталостью. Впрямую спрашивала, не боится ли он, что я его родичам по душе не придусь, но дролечка заверял меня в обратном: тебе, мол, все рады будут! Ну, двум смертям не бывать, а одной — не миновать! Со всеми бедами вместе справимся!

Накануне отъезда декан Дорэ велел явиться перед ужином к нему в кабинет. Я так поняла, что он мне даст запасной защитный амулет или что-то вроде того.

Пришла, а декан не один у себя — с магистром Кальдероном.

— Присаживайтесь, неофит Ролло, присаживайтесь, в ногах правды нет! Это вам, — хозяин кабинета протянул мне небольшой конвертик.

Я приняла поданное и вопросительно взглянула на декана.

— Читайте, не стесняйтесь!

— Что-то с моими? — тут же испугалась я и рванула тонкую бумагу. Но записка, написанная изящным наклонным почерком, была от Брианды: девушка приглашала меня погостить в выходные.

— Так я же уезжаю к Брантам, — искренне изумилась, поднимая глаза на декана.

— Нет, к Брантам вы не поедете, — спокойно возразил мужчина.

— Как не поеду? — окончательно обалдела я, переводя взгляд с одного мага на другого. Может, у них тут принято перед Комоедицами людей разыгрывать? А что, ничем не хуже обычай, нежели желания в полночь загадывать.

— Альтернативы у вас две, — неспешно продолжил глава врачевателей. — Либо вы отправляетесь в гости к мастеру Азеведо, либо проводите все праздники в лечебнице.

— Но вы же сами разрешили! — воскликнула я.

— А теперь передумал!

— Но... но меня же ждут, как я могу не поехать!

— Абсолютно спокойно: извинитесь перед вашим другом и не поедете.

Я уставилась на магистра Кальдерона, надеясь, что хотя бы он разъяснит эту нелепицу! Зря. Мужчина стоял у окна с отрешенным видом и явно не собирался заговаривать со мной.

— Но что я такого сделала? — моему возмущению не было предела.

— Это не вы сделали, это вам пытаются что-то сделать. Точнее, убить! — бесстрастно ответствовал декан. — Вот в целях обеспечения вашей безопасности вы и остаетесь под надзором.

— Но вы же и неделю назад об этом знали! — мой голос сорвался на крик. — Зачем же разрешили мне ехать? Я не хочу опять сидеть взаперти! Мне надоело!

— Успокойся! — странным тоном приказал магистр. И я, действительно, тут же перестала горячиться. Оказывается, я даже не заметила, как вскочила со стула.

— Извините! — я опустилась обратно на сиденье. — Это что, шутка? — не хотелось терять надежду.

— Нет, я абсолютно серьезен, — изрек декан. — Вам совершенно не обязательно сидеть взаперти: в гостях у мастера Азеведо вы сможете и гулять, и развлекаться.

— А... а почему Брианда лично меня не пригласила?

— Потому что сегодня она занята на выставке, но завтра она будет дома и с радостью о вас позаботится, — вклинился в беседу верит Филипп.

— Но я все равно ничего не понимаю, — пролепетала я в ответ. — Я хочу к Брантам.

— Это не обсуждается, — отрезал декан. — Либо вы сейчас добровольно отказываетесь от поездки на север, либо магистр Кальдерон вас заставит.

— Как заставит? — пискнула я.

— При помощи магии, разумеется.

Я поглядела на магистра: его лицо по-прежнему ничего не выражало. Открыла рот, чтобы возмутиться, но декан скучливо произнес:

— Если станете продолжать препирательства, опоздаете на ужин. Соглашайтесь уже на что-нибудь и не тратьте свое и наше время.

— Но я же...

— Ваш выбор!

— Хорошо, поеду к Брианде, — надулась я. Все равно же с ними не справлюсь.

— Вот и чудесно! Поклянитесь, что на все выходные отправитесь к мастеру Азеведо, и можете идти.

— А клясться-то зачем?

— Предпочитаете внушение?

— Хорошо. Клянусь именем Великой Веритассии, что на Комоедицы поеду в гости к Брианде.

— На кого? — удивился декан.

— Так принято называть праздник весны у коренных народов Веритерры, — любезно пояснил магистр.

— Тогда меня все устраивает, — глава врачевателей откинулся на спинку кресла.

— Завтра в десять утра я вас встречу около общежития, подойдет такое время? — осведомился верит Филипп.

— Да, — буркнула я.

— Чудесно. Не смею вас больше задерживать, — подвел итог декан Дорэ.

Я встала, нехотя изобразила книксен, и побрела к выходу, ломая голову, как объяснить это все Питеру. По коридору успела сделать всего несколько шагов, когда дверь одного из соседних помещений распахнулась. Я хотела обогнуть ее, но ноги сами понесли меня внутрь темной комнаты. Почему я не испугалась — не знаю, возможно, еще действовал приказ магистра Кальдерона. Дверь беззвучно затворилась у меня за спиной, а в ушах зазвучал сиплый голос:

— Молчи и слушай!

— Так я жду объяснений, Анс: зачем ты все это затеял?

— Объяснения у меня, конечно, есть, но должен предупредить: тебе они по вкусу не придутся!

— И все-таки...

— Ну, начнем с того, что эта дурочка находится под воздействием приворота.

Тишина.

— И давно ты узнал?

— Еще до начала воздействия.

— Это каким же образом?

— Она притащила мне на проверку подарки, сделанные друзьями на новогодье.

— Я из тебя каждое предложение должен клещами вытаскивать?

— Среди всяческих, несомненно, любопытных штук, вроде небезызвестного тебе украшения, находился и любовный амулет, подаренный неким Питером Брантом. Оцени: я даже посоветовался с Залманом — это типичная для северных умельцев довольно слабая побрякушка. Создать страсть на ровном месте не сумеет, зато раздуть пожар из слабого интереса — запросто, хотя даже на такое воздействие потребуется уйма времени.

— И ты знал, но не сказал?

— Более того, я соврал, будто артефакт призван раскрыть магический потенциал владельца, чтобы девчонка его гарантированно носила, не снимая!

— Анс, а ты в бога не заигрался?

— А ты мозги дома не забыл? Ответь мне на простой вопрос: за каким Хаосом северным кланам настолько понадобилась девчонка-неофит с неопределенным даром, чтобы они не погнушались разбавить драгоценную кровь наследника одного из старейших родов?

— Полагаешь, что парень действовал не сам, а по указке свыше?

— Без вариантов. У них слишком слабые артефакторы, чтобы разбрасываться подобными штучками. А вот провидцы у них, наоборот, традиционно самые сильные в Веритерре.

— Так, может, именно они стоят за нападениями?

— Не похоже. По словам Брианды, щенок крутился вокруг девчонки с первого дня. Если бы хотел убить, возможностей мог изыскать предостаточно безо всяких перемен внешности. Он звал ее в гости еще на новогодье, после отказа в ход пошла любовная магия. Нет, Фил, она нужна им живая.

— Если ты так уверен, почему не отпустил?

— Чтобы обратно она вернулась уже замужней?

— Тогда зачем ты вообще позволил ей носить амулет?

— А чтобы усыпить бдительность. Неизвестно, что и где ей бы подсунули, если бы она не носила свою цацку. А так: все уверены, что план сработал. И сорвал я поездку в самый последний момент по той же причине: ради эффекта внезапности. Кто знает, были ли у них запасные варианты.

— Скажи, а о девочке ты подумал?

— Не беспокойся, мой благородный друг, твоя девочка интересует меня только в качестве потенциальной ведьмы. Во всех остальных смыслах можешь заботиться о ней сам: вытирать сопли, склеивать разбитое сердце и все такое прочее.

— Нет, ты, все-таки, гад...

Тишина обрушилась на меня внезапно. Оказалось, что я сижу на полу и кручу в пальцах отстегнутый от мантии аграф. И когда успела?

— Мне жаль, девочка. Мне, правда, жаль, — проскрипел голос, и меня легонько погладили по голове.

Странно, но мне совершенно не было больно. Плакать тоже не хотелось. Я молча встала и вышла из комнаты.