Игрушки для императоров. Иллюзия выбора

— ...Конечно, подрабатываю! Как прожить студенту в Альфе, не работая? — разводила она руками.

— И кем, если не секрет? — Конструктор честно выполнял обещание и провоцировал её на эмоции, которые я смогу прочитать. Да и он, в общем, тоже, у него схожий талант, правда, в отличие от меня, читать он умеет только девчонок. И только в такой вот беседе.

— Да так, в одной охранной фирме, — взгляд на меня, полный мольбы, просьбы о помощи.

— И кем? — Хуан Карлос заинтересовался.

— А кем девушка может работать в охранной фирме? — она попыталась уйти от ответа. Не вышло.

— За пультом связи сидишь?

— Да нет, киллер она! Боевик! Ходит и людей мочит! — встрял я, внимая. Не тот случай, не стоит пользоваться ТАКИМИ моментами, даже если речь о благе друга. Иногда лекарство хуже болезни.

Хуан Карлос, как я и ожидал, покатился со смеху. Она же бросила на меня благодарный взгляд, я не соврал, не выпустил зло в мир, и не дал соврать ей.

— ...Да, Санта Фе. Это в Авроре. Сейчас живу у родственников здесь, в Альфе, — продолжала рассказывать она о себе. Спокойно, неторопливо, изредка бросая на меня контрольные взгляды, не прекратил ли следить за ней? 'Если совру, говори', — читалось в её глазах с вызовом.

Я пропустил про 'родственников', если корпус — семья, то в каком-то смысле так и есть, они её родственники. Единственные.

— Значит родители...

— Да, погибли. Я осталась одна.

— Соболезную, — в голосе Хуана Карлоса появилась горечь. Еще одно очко в ее копилку.

— ...А учишься где? И на кого? — не отставал изобретатель, выжимая из неё все соки, все подробности.

— В государственном техническом. Имени Евы Веласкес. — Девушка улыбнулась.

Конструктор от этого названия присвистнул, и правильно. Техника — его стезя.

— И кем будешь?

— Инженером купольных систем и коммуникаций жизнеобеспечения. — Её улыбка стала почти от уха до уха. Глаза же у конструктора полезли на лоб.

— Ничего себе!!! И как там?

— Хорошо.

Далее из уст моего ангелочка полился поток научной терминологии, я понял, она действительно там учится, это не легенда. Это ТОЖЕ не легенда. М-да, ангелочек и инженер купольных систем? Такое бывает? Моя челюсть заметно приблизилась к полу.

Ничто в её словах не было легендой, либо вымысел слишком хорошо переплетался с правдой, становясь частью правды. Она не соврала ни разу. НИ РАЗУ!!! Конечно, я мог предположить, что ангелочков учат владеть собой в любой ситуации, и такой специалист по втиранию очков, что заткнет за пояс даже мою интуицию. Однако склонялся к мысли, что учат в корпусе несколько иному. Они не суперагенты, они бойцы, мясо, а мясу этого не требуется. Читать же чувства у меня получалось даже у всемогущей Катарины, имеющей богатый-пребогатый жизненный опыт. Вряд ли сопливая девчонка подготовлена лучше боевого офицера-психолога.

Под конец допроса, ибо мы все трое понимали, что это допрос, она купила Хуна Карлоса настолько, что заикнись о свадьбе, он мигом потащил бы её в брачную контору. Шучу, конечно, но под конец беседы он действительно смотрел на неё откровенно влюбленными глазами. На меня же бросал взгляды, полные превосходства: 'Я же тебе говорил, старик! Я же говорил!'.

Я... Мне было тошно. Так тошно, что когда на горизонте появилась розовая 'Эсперанса', вздохнул с облегчением, хотя какой-то час назад хотел порвать на куски её владелицу. Поскольку за показной честностью Маркизы уловил нечто, не просто не понравившееся — меня это убило. Разорвало, уничтожило, втоптало в землю. Она открывалась, видя, что я её сканирую, открывалась намеренно, но это был запрос. Запрос разрешения. На то, чтобы встречаться с моим другом.

'Запрос разрешения', — медленно проговорил я про себя. Она спрашивала меня, понимая, что могу отнестись к этому плохо, зная, кто она такая. И демонстрировала открытость, честность. Порядочность. Моя интуиция, моё умение читать у людей в душах не нашло ни одной зацепки, ни одного конфликта — ничего, за что можно было бы зацепиться, чтобы послать её подальше. Послать, ибо я понял, что пошли я её сейчас, она пойдёт. Ведь я 'свой', а эта зависимость обоюдная. Во всяком случае, в данный момент пойдёт, а что потом — одному всевышнему ведомо.

— Кажется, твоя знакомая, — нахмурился конструктор, кивая на 'Эсперансу' напротив кафе возле дороги. Он недолюбливал Катарину, но как я подозревал, лишь за баснословно дорогую машину.

— Да, это за мной, — согласился я.

— Она 'краснопёрая', — проговорил вдруг он, отвернувшись в сторону, ни к кому не обращаясь.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять смысл, скрытый за этими словами. Он копал под неё, чтобы предупредить. И нашёл какое-то её дно, не скажу какое. Маркиза же, услышав эти слова, закашлялась от неожиданности.

— Я знаю. — Я пожал плечами, так же ни к кому не обращаясь.

— Будь осторожен. — В голосе изобретателя слышалось неодобрение. Но он понимал, что большего сделать не может.

— Хорошо.

Бросив взгляд на девушку, ловящую каждое слово, я улыбнулся и поднялся.

— Давайте, ребята! Удачи!

Хуан Карлос пожал мне руку, задержав её на мгновение.

— Точно всё нормально?

В глазах его сквозила тревога. Я бросил взгляд на теперь уже его спутницу и выдавил вымученную улыбку.

— Да. Всё нормально. Удачи.

— Хуан!

Я обернулся. Глаза Маркизы-Пенелопы были полны благодарности.

— Спасибо, Хуан. Ты знаешь, за что.

Я снова улыбнулся, на сей раз более искренне.

— Это тебе спасибо. И ты тоже знаешь, за что.

И медленно, никуда не торопясь, побрёл к машине, к ждущей внутри женщине. Я не ненавидел её, больше нет. Я был разбит, убит, уничтожен. А какая ненависть может быть в этом состоянии?

* * *

Я до сих пор не знаю, что произвело на меня большее впечатление. Плачущий ли Бенито со скованными за спиной руками рядом с бойцами в чёрно-синих доспехах? Угроза ли, исходящая от дула пистолета бандита в супермаркете? Или девочка-убийца за столиком с моим лучшим другом, воркующая с ним, как самая обычная сеньорита с самого обычного района? Возможно, она всего лишь стала соломинкой, перешибающей спину донельзя гружёного верблюда, но грешу на то, что, несмотря силовые выкладки Катарины, организованные ею погони и стрельбы, ножи и залпы деструкторов, именно вид этой парочки с панели задней камеры машины-трансформера заставил меня сказать это пресловутое 'да'.

Cherchez la femme!

Глава 8. Законы победы

Четырьмя днями ранее

— Пройдёмся...

Он взял Габриеля за плечо и потянул к виднеющемуся посреди сквера памятнику. Машины с недоумённой охраной остались позади.

Сергей любил это место. Частенько приезжал сюда посидеть, подышать воздухом. Даже не ради встреч и разговоров, просто так. На Венере мало рекреаций, ещё меньше с свежим и чистым воздухом. И почти нет тех, где отдалённой частью сознания можно почувствовать себя дома.

Дом. Сказочное место, куда ему закрыта дорога. Он не был там много лет, и вряд ли когда-нибудь побывает. Не с официальным визитом, не ради переговоров, а просто отдохнуть, полюбоваться красотами, душевно, посидеть. Проехаться по местам, где провёл детство. Порыбачить на Волге, достав старинную дедову надувную лодку. Пожарить шашлычок на открытой полянке среди лесочка под светлым голубым небом. Похлопать обнаглевших до безобразия комаров...

Мечты!

Его жизнь навсегда связана с этой планетой. Её судьба давно стала его судьбой. Более того, он сам творит судьбы, и свою, и планеты, уже много лет. Но любил он это место не только за красоту и свежесть, оно обладало ещё одним незаменимым качеством, благодаря которому именно этот сквер среди множества прочих был избран в качестве любимого. Речь идёт о памятнике нелатинскому писателю Эрнесто Хемингуэю в самом центре сквера, обнесённому невысокой декоративной оградкой.

Мало кто из гуляющих здесь людей знает, кто такой Хемингуэй, ещё меньше его читало. Слова 'Старик и море' у подавляющего большинства обывателей вызовут ассоциации абстрактного моря и абстрактного старика. Он и сам, если честно, не читал, некогда было. Но главное в памятнике не человек, а постамент. На самом деле это мощнейшая установка электронного подавления, смонтированная здесь на случай войны или переворота. Таких установок в городе много, на каждом шагу, но сочетание функциональности и красоты сквера дали Сергею ощущение незабываемой полноты, без которой нет полноценного уюта.

Все установки включаются нажатием единственной кнопки, расположенной в подземном бункере Золотого дворца. Каждую из них по отдельности можно включить специальным электронным ключом, принадлежащим лично главе государства. Юридически, конечно, принадлежащим только ей, практически неё уже много лет нет от него секретов, и он всячески пользуется благами небожителей, не являясь небожителем сам.

Сергей обернулся и участливо улыбнулся пыхтящей от злости Даниеле. Ничего, пусть позлится, шавка! Он не знал, сколько на нём следящей аппаратуры, какие 'жучки' удаётся выключить с помощью обычных средств подавления, какие нет. Памятник же выключал всё. И она ничего, абсолютно ничего не могла с этим поделать! Палец нащупал в кармане переключатель ключа, заранее выставленного на малую мощность, метров на сто в радиусе. Раздался еле слышимый щелчок, и звук, идущий на барабанную перепонку от встроенной в ухо кольцевой мембраны, в фоновом режиме транслирующий переговоры его охраны на оперативных каналах, замолчал. Как и вся электроника в зоне подавления.

Обыватели вокруг всполошились — в один момент отказали все навигаторы, все внешние функции браслетов и системы связи. По статистике в любой момент времени в сетях сидит около половины жителей королевства, с кем-то разговаривая, ведя поиск, слушая радио и делая много чего ещё. Сорок процентов оставшихся эксплуатируют приборы в ждущем режиме, и только одна десятая населения может не заметить, как где-то что-то отключили. Сергей про себя усмехнулся — переживут!

— Её высочество заменила ангелочков собственными людьми, — произнёс он, вдыхая воздух полной грудью. В данный момент не существовало силы, способной записать или передать куда-либо их разговор, а губы, по которым можно что-то почитать, были прикрыты специальным воротом, придуманным им самим для подобных бесед и надеваемым перед оными — ибо голограмму перед лицом повесить было так же невозможно.

— Утечка? — задумчиво спросил боец.

Сергей отрицательно покачал головой.

— Скорее перестраховка. Она что-то подозревает, но это лишь необоснованные подозрения. В случае утечки она повела бы себя по-другому.

— Понятно. И что теперь делать, сеньор?

— Приказ тот же. Лишь небольшая поправка. Открывать огонь только если гвардейцы первыми начнут стрелять в бандитов. Или с их стороны последует недвусмысленная провокация. Это не ангелочки, мы не можем стрелять в своих, какие бы интересы за этим ни стояли.

— А если они всё же откроют огонь? — Габриель опасно прищурился.

— Если откроют, мы не властны перед обстоятельствами.

Пауза. По лицу Габриеля нельзя было понять ничего, но Сергей знал, что творится у того в душе.

— Прости, мне самому тяжело. Но их необходимо остановить.

Габриель понимал. Опытный боец, не первый год варится в этой каше, привык ко всякому. Но если Сергей не объяснится с ним сейчас по душам, а спустит команду стрелять в своих сверху, не сможет больше рассчитывать на него и его взвод. На их преданность. А, возможно, и на остальные подразделения своей службы.

— Понимаю.

— Всё-таки рассчитываю, она одумается, — продолжил он. — Всему есть предел.

Помолчали.

— Ну, пока это всё, пока свободны. Весь взвод, кроме Диего. К Диего у меня разговор. — Сергей недобро усмехнулся. — До завтра.

— Так точно, сеньор, до завтра, — усмехнулся старый гвардеец

Боец откозырнул и побрёл к машине. Сергей же присел на лавочку, хмурясь от тяжёлых раздумий. Стрелять в своих? На самом деле приказ был отдан ещё вчера, и это полностью заслуга корпуса, что ангелочков не считают 'своими'.

Как же хрупок мир! И как хрупок человек. Вот важно вышагивает по аллее ребёнок. Молодая мама держит его за руки, малыш только учится ходить. Рядом коляски, возле которых еще двё мамаши промывают косточки героям очередной сетевой мыльной оперы. Сколько времени надо, чтобы убить их? А сил? Сколько времени и сил надо, чтобы убить ребёнка?

А если его НАДО убить именно сейчас, иначе потом будет поздно? Потому что потом, когда вырастет, он совершит столько непоправимого, что убить его сейчас — самый разумный и гуманный выход? Как действовать в такой ситуации?

Он излишне сентиментален. Убивал в своей жизни не раз, не два. Сотни. Убивал росчерком пера, отдавая нужным людям нужный приказ. Но его жертвами были люди взрослые, отдающие отчёт в действиях. А дети? Как убивать детей?

Имел ли он, Сергей, право, занимая такую должность, быть сентиментальным? Восемнадцать лет он отвечал на этот вопрос 'нет', но всякий раз оттягивал решение о ликвидации мальчишки. День за днём, год за годом, цепляясь за разные отговорки. Пока не стало поздно. Происходящее же теперь напоминает пожар, который тушат вёдрами — вроде бы и бесполезно, но стоять сложа руки...

А впрочем, ничего ещё не потеряно. Он умеет ждать. Ребёнок вырос, это совсем не тот малыш, что смотрел на него с экрана визора большими наивными глазёнками. Главное выждать нужный момент. Он умрёт, обязательно умрёт, это вопрос времени. И целесообразности.

— Звали, сеньор? — раздался робкий голос сбоку. Сергей поднял глаза. Диего. Один из самых молодых бойцов во взводе Габриеля

— Присаживайся. — Он хлопнул по лавочке рядом с собой и откинулся на спинку. Диего последовал приглашению.

— Я слышал, у тебя больная мать, — начал Сергей издалека, но так, чтобы сразу стало понятно, о чём речь. Боец виновато опустил голову.

— Да, сеньор.

— И её нельзя вылечить.

— К сожалению, сеньор. На дворе двадцать пятый век, а врачи до сих пор не могут справиться ни с чем, тяжелее простуды.

— Не драматизируй, — усмехнулся Сергей. — Большая часть неизлечимых болезней — наше собственное творение. Боевые вирусы, биологическое оружие, мутации из зон ядерных конфликтов. Мы сами виноваты в том, что имеем, Диего. Это наша общая вина, и нечего пенять на врачей.

— Моей матери от этого не легче, сеньор, — парировал боец

Сергей задумчиво усмехнулся.

— Возможно. Но не мы правим обстоятельствами, а обстоятельства нами. Скажу больше, для своей матери, случись с ней подобное, я сделал бы то же самое.

— Но я не на твоем месте, Диего! — повысил он голос. — И должен думать о более глобальных вещах. И мне не нравится, когда ко мне заявляется контрразведка, предоставляя доказательства того, что ты ведёшь на чёрном рынке активный поиск запрещённого наркотика, за распространение которого полагается смертная казнь.

— Это не наркотик, сеньор... — виновато выдавил Диего после паузы и опустил голову. — Это лекарство.

— Это наркотик. Оно не лечит, твоё лекарство. Лишь временно облегчает страдания.