Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Мы плавно тронулись со светофора. Леха молчал.
— Ну а что еще оставалось бы делать? Ты здоровый, мне просто было бы не справиться — так что, если бы оказался подлецом, то... — я замолчал.
— Ну, я так и думал. Спасибо, что не соврал! — неожиданно сказал Леха.
— Залез? — нейтрально спросил я.
— Залез. — кивнул Леха, — Я же слесарь — что я, верстак не открою, что ли?..
— Поехали в магазин — возьмем пожрать, и в Гавань — поговорить надо.
— Да, поехали. — покладисто согласился Леха, — И пожрать, и поговорить необходимо.
Мы припарковались у первого попавшегося "Универсама", и прикупили кусок "Докторской", плавленные и глазированные сырки, три бутылки "Байкала", хлеб, кабачковую икру, бычки в томате, и по моей просьбе, бутылку "КВ" за четыре восемьдесят. Хотел еще взять жвачку, но ее не было, поэтому взяли банку растворимого кофе и коробку шоколадных конфет "Садко".
Про жвачку я вспомнил, чтобы зажевать запах алкоголя, поскольку намеревался сегодня выпить. Эта же логическая цепочка привела меня к необходимости позвонить маме и доложиться о моем бытии.
Стрельнул у Лехи "двушку", и поперся в таксофон — благо, он стоял в двух шагах от входа в "Универсам".
В мамином отделе телефон стоял на столе у начальника, поэтому он обычно трубку и брал.
Приученный мамой, я всегда выпаливал одно и то же "Здравствуйтебудьтелюбезныпопроситепожалуйсталюдмилуивановну!" — и частенько слышал в трубке приглушённый зов начальника:
— Людмила, твой "Пулемет" звонит!
Однако в этот раз все пошло иначе.
— Здравствуй, Витя! Это Владимир Алексеевич — коллега твоей мамы...
— Здравствуйте, Владимир Алексеевич! — осторожно отвечаю, — Я знаю, Вы начальник моей мамы. А что случилось?
— Да что ты, совершенно ничего не случилось! Я просто хотел поинтересоваться — как твое здоровье? Мы тут все прочитали в газетах, что произошло, и очень тобой гордимся! Твоя мама воспитала очень достойного сына! Ты большущий молодец, и настоящий гражданин нашей Великой Родины!
По голосу было слышно, что взрослый мужик реально взволнован, и говорит абсолютно серьезно. Из маминых разговоров по телефону с подругами я знал, что у начальника есть двое сыновей, и они оба офицеры, поэтому ответил так:
— Владимир Александрович, я уверен, что если бы на моем месте оказались Вы или Ваши сыновья, то вы все поступили бы точно так же.
Офицер — а он, как и все начальники в военном НИИ, был военнослужащим — растерянно примолк, а затем промямлил то же, что мне уже говорил собкор "Советской России":
— Ну, мы-то уже взрослые...
— Взрослых рядом не было — пришлось самому...
— Вот я и говорю! — окреп голос начальника, — Ты большущий молодец, и мы все тобой гордимся! Давай, поправляйся окончательно! Сейчас позову маму...
Мама сразу взяла трубку — видимо, уже стояла рядом. Я доложился, что газеты все купил, и сейчас встретился с Лешей.
К Лехе мама благоволила — тем более, что однажды в больнице он в сердцах пожалел, что не оказался рядом со мной "в том подъезде". Сказано это было себе под нос в присутствии мамы и дедушки — мы тогда в таком составе играли в карты. Как я понимаю, ни у кого тогда не возникло сомнений, что маньяк бы эту встречу не пережил!
Довольная, что я не просто шляюсь по улице, а нахожусь рядом с тем, кто меня может защитить, "если что", мама сообщила, что ей на работу уже три раза звонил Ретлуев, и просил меня позвонить ему в отделение.
— Там тебя кто-то ждет у него — кажется, корреспонденты. — предположила мама, — Записывай телефон...
Следующая Лехина "двушка"ушла на звонок Ретлуеву. Тот был "на взводе" и краток:
— Где гуляешь? Приходи срочно ко мне на работу! Адрес знаешь?
— А чего случилось-то, Ильяс Муталимович? — попробовал я разведать обстановку.
— Придешь — узнаешь. Через сколько тебя ждать?
— Минут через тридцать... — прикинул я.
— Постарайся побыстрее, назовешь дежурному на первом этаже свою фамилию. Все, поторопись! — Ретлуев повесил трубку.
На ходу пересказал разговор Лехе, и мы рванули к нему домой, переодеваться.
Вернув себе "чисто советский вид", еще через десять минут я сообщал дежурному лейтенанту свою фамилию.
Быстро появился Ретлуев, и потащил меня в "застенки кровавой гэбни". Хе!.. Единственное, что он сказал, что там меня уже больше часа дожидаются "товарищи из обкома и ГУВД".
Через минуту я уже был в кабинете начальника РУВД полковника Займишина Федора Яковлевича — как он сам представился, а кроме него, там был незнакомый мне милицейский подполковник, и хорошо мне знакомый "обкомовец в сером" — тот самый, что привозил корреспондентов в школу. Звали его Виктор Михайлович — тезка — потому и запомнил с первого раза.
Этот Виктор Михайлович меня и огорошил:
— Виктор, Указом Президиума Верховного Совета СССР, за проявленные храбрость и самоотверженность при задержании опасного преступника, ты награжден государственной наградой — медалью " За отличную службу по охране общественного порядка". Указ четыре дня назад подписан товарищем Брежневым. В понедельник в Кремле состоится награждение. Надо ехать.
БLя... Что еще тут скажешь... Занавес.
29.05.78, понедельник (мой 99-й день в СССР)
Смешно! Пока мы шли по коридорам, на нашу странную компанию оглядывались все встречные. Точнее, странным в компании был только я — ведь по коридорам Кремля замминистра внутренних дел сопровождали трое скромных подполковников, и аж целый школьник! Хе...
Один из подполковников — Николай Константинович — сегодня утром, в 7:55, встретил нас на перроне Ленинградского вокзала — фирменная "Красная стрела" не опоздала ни на минуту. "Нас" — это меня, маму, и "обкомовского" Виктора Михайловича. Ехали мы в одном купе. Виктор Михайлович Жулебин оказался помощником Романова, и вез шефу какие-то документы к заседанию Политбюро. Сам Григорий Васильевич был уже в столице.
— Обычно в Москву я летаю, — рассказывал Жулебин, — но поезда люблю — вот и решил воспользоваться оказией, и проехаться с Вами.
Посидели очень душевно — мама, по чисто советской традиции, взяла в дорогу еды — очень пригодилось... Виктор Михайлович проставился армянским "Ахтамаром". Вначале под стук вагонных колес взрослые слегка пообсуждали "этого героя", затем тёзка распробовал домашнюю пищу, и на время примолк, работая челюстями. После чего последовал особый "поездной" чай в металлических подстаканниках с волшебным маминым "лимонником". Такое развитие событий, сдобренное "отличным коньяком" (лично мне пришлось поверить этой оценке на слово), привело к неформальному общению, азартной игре "в дурака", и отходом ко сну в полтретьего ночи!
Тем не менее, утро встретили бодро. Виктор Михайлович пытался меня инструктировать относительно поведения в Кремле, мама волновалась, я улыбался и кивал — мне было откровенно пофигу. Опять вернулось забытое ощущение, что все не по-настоящему, и я участвую в увлекательной игре!
С вокзала мы с Жулебиным разъезжались в разных "Волгах", но на нашей была мигалка! Встречающий подполковник был крайне любезен и предупредителен — то ли человек воспитанный, то ли дали соответствующую "указивку". А может, все вместе — меня такие тонкости волновали мало. Я был погружен в себя, и повторял в памяти стихи и анекдоты.
После получения в пятницу эпохального известия о поездке в Москву, я стал серьезно к ней готовиться. Еще из кабинета начальника РУВД я позвонил маме на работу, и вовремя сообразил передать полученную информацию не ей, а сначала ее начальнику. Мои слова, подкрепленные взявшим трубку помощником Романова, возымели моментально-волшебный эффект. Маме оформили командировку в Москву, и сразу после этого отпустили с работы.
Виктор Михайлович сообщил мне о времени встречи в воскресенье вечером на Московском вокзале, и вручил номера телефонов для связи. Я тепло попрощался со всеми присутствующими, которые в свою очередь поздравили меня с высокой наградой, и отправился к Лехе, томившемуся на улице в полной неизвестности.
После обмена первыми восторгами, рванули в Гавань — мне нужно было забрать домой Айфон. А разговор "по душам" легко решили отложить до моего возвращения из Москвы. Чего бы Леха не увидел в верстаке, превращенном мною в сейф — он не увидел главного. Движимый непонятным порывом, я почему-то спрятал Айфон с "Маузером" в лодочный рундук, а не в верстак. Так что поле для маневра в разговоре оставалось.
Разместили нас в гостинице, на улице Пушкинской, в самом центре. Никакой вывески не было, но гостиница явно была ведомственной — везде мелькали милицейские мундиры. Номер у нас был двухместный, и самый обычный: две кровати, две тумбочки, стол, два стула, телефон и черно-белый телевизор. Функционально и лаконично...
Только успели по очереди принять душ, как Николай Константинович уже стал названивать по телефону, приглашая позавтракать — но мама, забрав мою школьную форму и свое платье, пошла их приводить в безукоризненный вид в этажную гладилку. Я же провел четверть часа перед зеркалом, репетируя различные морды: от одухотворенно-возвышенной, до "шрековско-котовьей".
Позавтракали в буфете на четвёртом этаже. Две сосиски с ядрёной горчицей и черным хлебом я запил пенящейся "пепси-колой", а со сладким чаем навернул бутерброд с копченной колбасой и творожную ватрушку. Как хорошо снова быть молодым! Пофиг холестерин, диеты и здоровое питание — хотя в 'этом детстве' я однозначно худее и спортивнее. И еще есть один нюанс. Каждый август мне покупали новую школьную форму — так вот, в субботу мама выпускала мне брюки, и удивлялась, как я вытянулся буквально за несколько дней. Подполковник категорически пресек мамины попытки расплатиться, и отправил нас в номер, переодеваться — пора было ехать.
В Кремль нас пропустили на машине, но перед этим прапорщик на въезде тщательно проверял документы, ничуть не смущаясь тем, что "маринует" целого подполковника. Затем "Волга" подкатила к одному из зданий, и мы вошли внутрь.
Здесь нас с мамой разлучили. Встречавшая нас женщина увела маму с собой — та с повлажневшими глазами чмокнула меня в щеку, и пожелала "Ни пуха, ни пера". Я успокаивающе улыбнулся в ответ.
Вслед за Николаем Константиновичем, я в безукоризненно отглаженной школьной форме, белоснежной рубашке и новом пионерском галстуке, топал по кремлевским коридорам и с любопытством глазел по сторонам. На стенах висели портреты различных деятелей революции и гражданской войны, генералов и маршалов войны Великой Отечественной. Все двери выходящие в коридор были высокими и массивными, на темном паркете полов лежали красные дорожки, глухие темно-зеленые портьеры довершали стиль поздней Советской Империи, людей в коридорах почти не было. По пути мы один раз воспользовались лифтом, и вскоре подошли к двери, на которой была прикреплена табличка "Министр внутренних дел СССР Щелоков Н.А."
Пройдя в кабинет через просторную приемную со вскочившим из-за стола майором, я неконец-то увидел первое знакомое лицо. В огромном министерском кабинете находились Чурбанов с двумя помощниками в чине подполковников. Юрий Михайлович встретил мою пионерскую персону очень радушно — с приветливой улыбкой поднялся с кресла, поздоровался за руку, потом приобнял, и усадив рядом в одно из кресел, собственноручно налил мне чай. По взглядам подчиненных я понял, что их шеф официанта изображает из себя редко.
Поэтому отвечая на вопросы о делах и здоровье, я не забыл особо напомнить, как ловко Чурбанов поймал мою падающую тушку на соревнованиях:
— Доктор тогда так и заявил: "Генералу спасибо скажи, который тебя поймал — бок твой легко заштопаем, а вот с разбитой головой неизвестно, как бы все обернулось".
Чурбанов польщено улыбнулся, и потрепал меня по этой самой "уцелевшей" голове.
Уже через пять минут я снова нахально называл его "дядя Юра", сидел вместе со всеми вокруг небольшого чайного столика, хрустел сушками, запивая их сладким и ароматным чаем, и развлекал милиционеров "тематическими" анекдотами:
— Алло, милиция — помогите! — Что у вас случилось? — Тут из-за меня две девушки дерутся! — Молодой человек, а в чем, собственно, проблема? — Так страшненькая побеждает!
Все весело смеются. Не делая долгого перерыва, я продолжил:
— А я вчера милиционера сумел обмануть! — Как? — А пристроился за углом по нужде, а он тут как тут — и как гаркнет: "А ну прекратить и спрятать!" — А ты что? — А тут я его и обманул — спрятал, но не прекратил!
Смеются еще громче. Таких раньше явно не слышали. Решил добить:
— Школьник нашел миллион рублей, и сдал находку в милицию. Рыдающая мать утверждает, что бLядь, гордится сыном!
Секунда безнадежной борьбы с самими собой — и дикий гогот в три луженых глотки! Из приемной заглядывает испуганный майор — вытирающий слезы Чурбанов машет ему рукой, тот исчезает. Наконец, все успокаиваются, и Чурбанов сделав серьезное лицо, говорит:
— Витя, ругаться нехорошо...
Отвечаю анекдотом:
— Мама, я с отличным парнем познакомилась — он не пьёт, не курит, матом не ругается! Мама задумчиво спрашивает: — А тебе с ним не скучно, доченька?
Сил смеяться у них уже не осталось, поэтому все трое просто придушенно хихикают.
На самом деле, я давно уже приметил одну особенность. Мне в этом времени все анекдоты кажутся несмешными. И не только анекдоты: по телевизору смотрел пару передач "Вокруг смеха" — совершенно не смешно. Однажды втроем — я, мама и дедушка — смотрели телевизионный концерт Аркадия Райкина — они чуть ли не помирали со смеху, а меня через минут двадцать практически тошнило. Козлиный голосок с идиотской дикцией, нарочито придурошная внешность, и совершенно тупой "юмор". При этом я прекрасно помнил, с каким нетерпением в своем "первом детстве" ждал выступления Райкина в телевизионных концертах, как он был мегапопулярен, смел и любим публикой. Мдя...
Недавно к маме на чаепитие и болтологию приходили подруги — так вот, одна из них решила рассказать свежий анекдот. Сначала они выясняли между собой, можно ли мне его слушать — поскольку он не очень приличный, затем все-таки разрешили остаться, и я приобщился к тонкому современному юмору. Подруга начала излагать:
— В хорошее кафе заходит прилично одетый мужчина. Официант сообщает, что свободных столиков нет, и он может подсадить его только за уже занятые. Мужчине везет, и его подсаживают к одинокой симпатичной женщине. Тот долго думает, как начать разговор, затем замечает у дамы разрез на платье рукава, и спрашивает: — "Вы не могли бы мне подсказать, а зачем у Вас на рукаве платья разрез?" Дама кокетливо отвечает: — "Это чтобы руку было удобно целовать". Мужик удивленно восклицает: — "Надо же?! Двадцать лет работаю дирижером, и не знал, зачем на фраке сзади разрез!"
Анекдот имеет сногсшибательный успех. Подруги заливаются искренним и долгим смехом. Я смеюсь вместе со всеми, а на самом деле офигеваю от воспоминаний: действительно, в это время в советских ресторанах считалось нормой подсадить посторонних людей за уже занятый столик. Еще раз "мдя"...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |