Маленькая ведьма

— Вон и тракт впереди. Сам доберёшься? — зелёные глаза смотрели строго и в то же время испытующе.

Парень вздохнул, с непонятной тоской посмотрел в ту сторону, где на дороге пылили повозки и всадники, а затем вернул взор на волшебницу.

— А тебе в какую сторону, Кана?

— Тиренолл, — коротко ответила та, прикидывая, что ещё задумал этот вояка, оказавшийся опаснее отравленного клинка.

Уточнив, что это в сторону столицы Крумта, тот кивнул и сообщил, что ему, вообще-то, туда же.

— Я ведь быстро пойду — не угонишься, — скептически сообщила лукавая эльфийка, внезапно ощутив, что ей и самой хочется разобраться в образе мышления людей вообще — и этого воина конкретно.

Недурён собой, весьма неглуп — а почему бы и нет?

— А куда спешить-то? Если я правильно понял, некромансер след потерял, и тебя до городка не обгонит ну никак.

Подумав немного, эльфийка вынуждена была согласиться. И всё же она задала вопрос, что мучил её ещё со вчерашнего вечера.

— Скажи правду — ты действительно попытался бы меня вчера убить?

Однако нахала, оказалось, не так легко смутить. Он хмыкнул этак, глянул с хитринкой.

— Охотно верю, что ты сильная волшебница. Но правда и то, что я тоже очень сильный и весьма опытный солдат. Если бы мне действительно понадобилось бы тебя убить, тогда да — не колеблясь.

Кана некоторое время изящно плыла рядом с ним, размышляя.

— И что же — не жаль было бы? Я ведь вижу, как ты на меня иногда посматриваешь и прекрасно догадываюсь, что при этом думаешь...

Молодой наёмник рассмеялся вместо ответа, осторожно поцеловал узкую, пахнущую яблоневым цветом кисть, но сказал совсем другое.

— Должно быть, мы хорошо смотримся рядом.

Действительно, они уже стояли на обочине широкого, протянувшегося почти через весь остров тракта. По дороге скрипели и тарахтели телеги, да фуры величаво проплывали под цокот копыт, иногда проносились спешащие куда-то по своим делам всадники. Но многие из проезжавших через некоторое время украдкой или в открытую поворачивались, дабы вволю поглазеть на незабываемое под лучами утреннего солнца зрелище.

Неописуемой красы чистенькая златовласка в умопомрачительном платье — и пыльно-стальной воин с мечом за спиной.

Неугомонный Карлос где-то в городке раздобыл гитару, и теперь Линн, сидя на ступенях широкого крыльца и полузакрыв глаза, слушала непривычно горячую темпераментную мелодию, вылетающую из-под его пальцев. Прислушавшись ещё чуть, она обнаружила, что в каком-то нетерпении отбивает ритм туфелькой. А почему бы и нет?

— Да простит меня Кана... — пробормотала она, срезав с куста алую розу и по обычаю тамошних женщин, поведанному ей красавцем-парнем, приколола к своим чуть отросшим тёмным волосам.

Летний вечер, мягкая и благодатная пора, уже догорал над Тиреноллом. Небо было чистым и ясным благодаря взаимопониманию обоих старших волшебников, и солнце уже почти скрылось за недальними горами. Дневная жара спала, но бодрящая ночная прохлада ещё только приходила, холодными змейками обвивая ноги.

Сказать, чтобы Линн так уж умела танцевать, было бы весьма большим преувеличением. Тем не менее, она уже который раз доверилась своему чутью. Выйдя на середину небольшой, вымощенной камнем площадки перед крыльцом, она замерла. Закрыв глаза и отдавшись на волю плывущих в ней чувств, девушка нетерпеливо прищёлкнула пальцами. Раз, другой — словно отбивая ритм.

Молодой музыкант понял её намерения, подстроился. И повёл её. Неспешная, томная и в то же время непонятно будоражащая мелодия полилась. Вырвавшись из пределов полутёмного садика, она взлетела ввысь, кружа в себе весь город.

Линн танцевала. Древний как этот мир, сладкий как вино и в то же время зажигающий танец никогда не виданных ею женщин из далёкой, тёплой и прекрасной страны. Да она и была ею — страстной, порывистой и прекрасной смуглянкой с алой розой в волосах...

Тётушка Фло, что покачивалась в излюбленном кресле и задумчиво довязывала очередное изделие, подняла голову — и спицы изумлённо замерли в её пальцах. Волшба — здесь творилась великая, непонятная и прекрасная волшба.

Сначала вокруг стали летать дивные, феерически светящиеся величавые птицы с длинными хвостами. Возможно, то были вовсе не птицы, а сильфиды или духи — но походили больше всего на больших, медленно пролетающих птиц никогда не виданных расцветок и пород. Затем меж них поплыли туманно расплывшиеся неяркие звёздочки, увлекаемые музыкой в безудержный хоровод вокруг танцующей. Они на миг словно прильнули к ней в ласковом прикосновении — и беззвучно раскрылось видение.

Истомленный жарким южным солнцем город, над которым, едва замаскировавшись под ветерок, пролетала мелодия. В такт ей вышагивали двое смуглых и усатых солдат у выбеленного беспощадным светом здания. Беззвучно аплодировал музыке едва полощущийся на высоком шпиле флаг с борзой собакой, и величаво качались диковинные, невиданные пальмы. И даже конь под всадником, пронёсшимся по выложенной плитками площади, копытами высекал искры согласно наплывающей силе...

А Линн кружилась, и туфельки её со звуком твёрдого дерева выбивали ритм, а в гордо вскинутой руке эхом отдавались невидимые кастаньеты — и не было предела этой волнующей, неудержимой и в то же время нежной силе. Всё быстрее и быстрее, перестраивая и перекраивая окружающий мир по своему разумению. И с последним аккордом обрушившись вниз пенистым прохладным валом чистейшей океанской волны.

Линн пришла в себя мгновенно, и с душераздирающим визгом, вся мокрая до нитки, белкой запрыгнула на веранду, где не менее её огорошенный Карлос своим телом закрыл девушку и лаково поблёскивающую гитару от солёных брызг.

— Ну, ты даёшь, девонька... — высунувшийся до пояса в окно господин Эккер едва не вывалился от удивления наружу.

— Что это было, тётушка? — возбуждённо сверкающие глаза Линн раскрылись едва не на пол-лица.

Та, позабыв даже, что на неё вылилось не менее пары вёдер холодной морской воды, а вожделенное рукоделье и вовсе смыло разлетевшейся в стороны волной, подхватилась с места. Сделала над Линн пару пассов, отчего та тихонько взвизгнула, затем прошептала что-то такое, что девушка, боязливо передёрнувшись, отстранилась и неуверенно оттолкнула от себя.

— Ого! — воскликнул успевший выскочить из дома на веранду колдун, коему отскочившее от Линн заклинание едва не засветило в лоб.

Тётушка Фло, сердито поджав губы, продолжила свои исследования. Затем перенесла своё внимание на сконфуженно стоящего в сторонке Карлоса. Тот даже не почесался. Наконец, она сдалась. Пожав плечами, волшебница изволила сообщить результаты своих исследований.

— Ничего не понимаю. Инициация чистейшей воды. И провёл её не обладающий Даром.

— Такого не может быть — потому что не может быть никогда! — авторитетно заявил господин Эккер и принялся за проверку сам.

Но в конце концов, вынужден был сдаться и он.

— Тоже ничего не понимаю — но так оно и есть, — устало заявил он и сел прямо на мокрые ступени крыльца.

Линн же в течение этих процедур оставалось только хлопать мокрыми ресницами да обмениваться недоумёнными взглядами с Карлосом.

Тётушка Фло некоторое время размышляла, а затем обратилась к ней.

— Послушай, малышка... твоя жизнь сейчас висит на таком тонком волоске, что у меня просто дух захватывает. Ты стала почти полноценной ведьмой — но абсолютно необученной. Чихнёшь не так — и свернёшь себе шею, а заодно и полгорода испепелишь.

Девушка испуганно прижалась к Карлосу, и он успокаивающе обнял её своей надёжной рукой. Чёрт, как же это приятно...

— Постарайся пока что не делать ничего такого, — пожилая волшебница с неожиданным для её возраста проворством метнулась в дом.

Вскоре она вернулась, неся в руках широкий и блестящий металлический браслет. Эккер присмотрелся, одобрительно кивнул, и тётушка Фло поспешила защёлкнуть это тяжёлое изделие, весьма мало смахивающее на ювелирное, на запястье заинтригованной Линн.

— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно, почти хором спросили волшебники.

— Ощущение, словно уши паклей заткнули. Вернее, не уши, а... — Линн, пытаясь подобрать слово для новых и весьма необычных переполняющих её ощущений, озадаченно прищёлкнула пальцами.

От этого вполне невинного при других условиях жеста тётушкино кресло-качалка неуверенно подпрыгнуло и замерло, чуть покачиваясь.

Линн замерла. Никогда не слышанный хор окружающего мира нежно и ласково вплетался во всё, что она видела, слышала и ощущала. И не просто вплетался, а отзывался на малейшие движения её проявившейся сущности, мало-помалу соединяясь с ней в одно целое. Но холодная и довольно-таки увесистая железка на руке плотно отталкивала все эти ощущения, воздвигая меж Линн и реальностью непреодолимую завесу.

— Помогает, — согласилась девушка в конце концов, и осторожно помахала в воздухе босой ногой, с которой невесть когда успела слететь и уплыть новенькая, почти не ношеная туфелька.

На этот раз ничего не произошло, и все вздохнули с неприкрытым облегчением. А тётушка Фло, коротко и чуть странно переглянувшись с пожимающим плечами Эккером, пояснила наконец, что Линн обрела все свои способности — но абсолютно не умеет ими не то, что пользоваться, но даже и контролировать.

— И придётся тебе, девонька, носить этот приглушающий магию браслет до тех пор, пока ты не научишься очень и очень многому.

Новоявленная ведьмочка страдальчески поморщилась, разглядывая новое, тяжёлое и не очень-то красивое украшение, но всё же вынуждена была согласиться с доводами старших.

— А вы будете меня учить? — с надеждой взглянула она в мудрые и усталые глаза пожилой волшебницы.

— Посмотрим, — коротко и чуть смущённо ответила та.

И погнала всех в дом — переодеться да высушиться.

Когда звёзды уже вовсю сияли на небе, а сияющий Мост Богов протянулся как раз над островерхой соседской крышей, возвещая о том, что скоро пора бы и баюшки, в дверь спальни хозяйки дома раздался робкий стук, более похожий на мышиное поскрёбывание.

Это и в самом деле оказалась чуть смущённая Линн. Она пересадила неизменно восседающую на плече дрорду на спинку мягкого кресла.

— Тётушка Фло, пусть Синди сегодня поспит здесь?

Та только вздохнула, скептически глянув на девушку.

— Когда ты только думать научишься, прежде чем прыгать в омут? — она покачала головой с неизменным хвостиком, — Уверена в том, что ты собираешься сделать?

Линн дерзко вздёрнула носик, а её глаза полыхнули той силой, что так отличает обладающих Даром от простых смертных.

— Тётушка, есть ли что-нибудь, что мне необходимо знать перед... — она чуть замялась.

Но волшебница поняла. Со столь лёгкой улыбкой, что её не смогла заметить Линн, но прекрасно почувствовала недоверчиво обнюхивающая своё новое лёжбище дрорда, она легонько обняла девушку за плечи.

— Ладно, дело твоё. Пойдём...

В комнате, служащей хозяйке дома заодно и лабораторией, та взяла из махонькой баночки травинку, подумала чуть, кивнула своим мыслям. Затем наложила на заявившуюся следом Линн какое-то заклинание, от которого на несколько сетангов столь нестерпимо засвербело в носу, что та чихнула.

— Вот это, — тётушка продемонстрировала тонкую белесую травинку. — Корень мерля. Пожуёшь перед тем, как... ну, поняла?

Глаза девушки расширились в восхищённом и полном благодарности взгляде. Дело в том, что мерль был неслыханно редким и дорогим растением. И обладал его корень тем интересным и без побочных эффектов свойством, что съевшая его женщина, какая бы она ни была спокойная и уравновешенная, на некоторое время превращалась в сущую мартовскую кошку. Ясное дело, что принимать этакое снадобье рекомендовалось неопытным девицам в первую ночь. Или не обязательно ночь, но главное — для того, чтобы потом чтобы не было неприятных и даже отрицательных впечатлений на другие разы. Растения этого, естественно, не хватало для повсеместного применения, а потому и цена на него была такова, что отпугивала весьма многих.

— Ой... спасибо! — и зардевшаяся Линн благодарно чмокнула волшебницу в гладкую, пахнущую персиковым кремом щёку.

— Погоди, егоза, — притворно ворчливо ответила та и прошептала над девушкой ещё что-то волшебное. — А это, чтобы не понести. Дней... вернее, ночей на пять хватит, потом приходи, обновлю. Всё, ступай уж, коль так зудит в одном месте, что прямо невмоготу...

* * *

— И всё же, зачем ты пытался казаться хуже, чем есть? — волшебница сквозь ночную мглу заприметила в стороне от дороги заброшенный дом и решительно свернула к нему.

Конечно, этот парень не такой красавчик, как дон Карлос... Да и поступила она с ним не совсем этично, заставив полночи мучиться от навеянного заклинанием неутолённого желания. А всё же в нём что-то такое есть. Непонятное, грозное и всё же привлекательное.

Несколько не самых сильных заклинаний — и пыль, взметнувшись изо всех углов и щелей, вылетела в окно, оставив комнату сияющей от чистоты. А воин уже протискивался в дверь, хозяйственно втаскивая здоровенную охапку свежескошенного сена. Вывалил в углу, наполнив дом ароматами луговых трав — свежими и чуть горьковатыми. Принёс ещё одну, уложил как надо. Улыбнулся.

— Не самое худшее ложе для остроухой волшебницы.

Затем он прикатил два чурбачка, придвинул их к колченогому столу, на котором Кана уже соорудила из припасов скромный, хоть и весьма запоздалый ужин. Обрадовано потерев ладони, парень жестом фокусника извлёк из своей заплечной сумки бутыль тёмного вина.

— Aetanne. Не помешает? — и глаза его ненароком встретились с непонятным взглядом эльфийской волшебницы.

Та улыбнулась ободряюще, и трапеза прошла весьма весело. Правда, за неимением свечей над столом с нехитрой снедью и аппетитно уничтожающей её парочкой парил магический светильник, а в выбитых окнах гулял шаловливый ветерок, но романтического настроения это никому не испортило. Наконец эльфийка, загадочно блестя глазами, отставила стакан, и ладонь её легко и недвусмысленно пробежалась по щеке воина.

Тот не спешил отвечать зову гулко и сладко стучащего сердца. Посмотрел в ясные зелёные глаза, неловко отвёл взгляд.

— Не надо, Кана. Потом ты будешь презирать себя. Я не совсем тот...

Однако женщина положила пальчик ему на губы.

— Я знаю, кто ты. Барон Валле, дворянин и чернокнижник, — коротко, негромко шепнула она.

Как много можно передать одним взглядом! Во взоре молодого человека, оказавшегося чернокнижником — да-да, тем самым! — сквозило и удивление, и настороженность, и лёгкая обида. Но в самой глубине прозорливая эльфийка разглядела надежду — вопреки всему.

— И где же я прокололся? — собеседник уже справился с собой, закрывшись весёлой насмешливостью.

Кана, с лёгкой улыбкой продолжая делать лёгкие, но будоражащие всё существо нежные прикосновения, лукаво прищурилась.

— Топорик гномьей работы... он ведь стоит не меньше своего веса в столь излюбленном вами, людьми, золоте.

Парень дёрнул плечом.

— Бывают и более странные перекосы — мало ли какая штучка попадётся наёмнику.