Морской госпиталь, здание таможенного карантина и все пустующие пакгаузы военного порта были заняты ранеными матросами и солдатами Южной эскадры. Жизни некоторых из них монахам и лекарям удавалось поддерживать лишь чудом. К счастью, знания врачевателей Империи о природе и строении человеческого тела позволяли им вести незримые схватки даже там, где отступились бы заклинатели иных стран и народов.
В порту нашлось место и для пострадавших из числа тех воинов, что входили в состав объединенной речной эскадры, прибывшей в Таури под командованием Ли. Плавучий госпиталь, двухпалубная куай-сё "Нефритовый молот", замер на приколе у каменной набережной, обрамлявшей восточный казарменный комплекс. На крутобоком корабле сейчас оставались лишь армейские лекари и их свита, проделавшие весь долгий путь последних недель вместе с остальными бойцами своего маленького флота. Кто-то отправился в этот поход из небольшой гавани Пан-Ги-Ша, кто-то от самой столицы, а некоторые первыми встретили юнь на берегах Чаанцзянь еще в самом начале войны.
При виде человека, направляющегося к борту "Молота", часовые у широких сходен не стали вытягиваться на парадный манер и салютовать в знак приветствия, но и преграждать гостю путь никто из них не собирался. Вопросов к невысокому кривоногому тиданю, который был известен всем и каждому, как личный порученец и оруженосец тайпэна Ханя, у простых солдат не возникало. Правила же общепринятого поведения и традиции предписывали поданным Единого Правителя полностью игнорировать всякого, чье лицо было отмечено печатью правящей династии. Собственность Нефритового Трона всегда определялась как государственная вещь, не имеющая личности. За сохранением таких вещей и использованием их по назначению людям следовало просто следить, подтверждая свое собственное верное служение Империи, и вовремя сообщать о тех случаях, когда происходило какое-то нарушение. Подобными "несоответствиями", например, считались беглые преступники с тюремных рудников или иные клейменые рабы, покидающие границы страны без сопровождения тех императорских слуг, за которым они были закреплены согласно соответствующему указу.
Поднявшись на корабль и оглядевшись, Удей сразу же направился к надстройке у главной мачты. Крутая лестница привела его вниз на гребную палубу, где несколько матросов, оставленных просто для того, чтобы поддерживать общий порядок, азартно играли в кости. Руки и плечи гребцов набухали огромными мышцами, развитыми столь сильно, что фигуры моряков выглядели немного непропорционально. По этой характерной черте в любой портовой толпе всегда можно было легко различить тех, кто проводил большую часть своего времени на узких лавках у воротов гигантских весел, а не на открытых верхних палубах кораблей. Пара небольших вислоухих псов пегой расцветки развалилась в ногах у игравших и лениво следила за окружающей обстановкой.
Когда тидань приблизился к матросам и задал вопрос, тем все же пришлось ненадолго прервать свое занятие. Следуя указаниям гребцов, Удей добрался до кормовой части "Молота", где располагались жилые кубрики офицеров. Несмотря на поздний час, мастер-лекарь эскадры не спал, будучи поглощен изучением свитков, расстеленных на низком круглом столе, занимавшем собой почти все небольшое помещение. В бледно-желтом свете лампады Удей лишь мельком сумел разглядеть разноцветные рисунки и схемы, демонстрирующие срезы плоти и человеческие внутренности. В иной ситуации тидань непременно бы заинтересовался увиденным, но сейчас ему было не до того. Врачеватель, оказавшийся мужчиной средних лет с сухими чертами лица и длинными усами, заплетенными в косицы на манер фуокан, поднял на гостя взгляд, но так и не стал вставать со своей лежанки. Длиннополая куртка из толстой змеиной кожи и куда более тонкие перчатки, непременные атрибуты лекарского дела, лежали в изголовье постели.
— Чем обязан вниманием тайпэна Ханя? — поинтересовался врач безразличным голосом, не утруждая себя пожеланиями удачи.
Удей, давно привыкший к тому, что поначалу никто не хочет воспринимать его отдельно от Ли, не стал вдаваться в подробности и объяснения. Зачастую у сына степей получалось все сделать намного быстрее и качественнее, просто не упоминая о том, что он действует по собственной инициативе.
— Я пришел, чтобы узнать о здоровье одной из ваших подопечных.
— В моем ведении более семисот раненых, но полагаю, речь идет о ком-то из числа особых пациентов нашего походного госпиталя?
— Девушка-разведчик...
— Ка"исс, убийца генерала Окцу, — опередил Удея лекарь и кивнул какой-то своей скрытой мысли. — Высокочтимая К"си Ёнг тоже регулярно справляется о ее состоянии, она была здесь всего час назад. Боюсь, мне нечем порадовать тайпэна. Как я уже ответил уважаемой Ёнг, жизнь этой юной хшмин по-прежнему находиться во власти всемогущей Судьбы. Мы делаем все, что в наших человеческих силах, но раны Ка"исс слишком тяжелы, а ее тело не так сильно, как у бывалых воинов. Я бы назвал невероятным тот факт, что она вообще до сих пор жива, если бы конечно не видел этого своими глазами. Двое моих лучших учеников безотрывно дежурят у ее постели, а мне незамедлительно докладывают обо всех внезапных изменениях. Мало кто из хайтинов Южной эскадры может похвастаться таким вниманием к своей персоне, поэтому можете заверить тайпэна Ханя, что если в наших силах спасти Ка"исс, то мы сделаем это.
— Иногда даже Судьбу стоит слегка подправить, — сказал Удей, дослушав уверения лекаря и доставая из поясного кармана серый холщевый мешочек размером с кулак. — Это стоит использовать в лечении девушки, и как можно скорее.
— Могу ли я поинтересоваться, что именно мне предлагают?
— Это порошок черного лотоса.
Мастер-лекарь сразу переменился в лице, мгновенно теряя все свое холоднокровие, и медленно привстал, не в силах отвести взгляд от того, что Удей сжимал в своей руке.
— Откуда? — потрясенно выдохнул врач.
За щепоть молотых лепестков самого редко из всех целебных растений в столице можно было купить трехэтажный дом с прилегающим парком и собственным озером. Поэтому в реакции старшего лекаря "Молота" не было ничего удивительно.
— Перед самым отъездом из Хэйан-кё Император милостиво позволил своему вассалу посетить дворцовые хранилища и мастерские, чтобы взять собой все, что потребуется, — объяснил тидань, наблюдая за тем, как к его собеседнику возвращается былое самообладание. — Мне поручено было изучить содержимое алхимических погребов и травяных колодцев, в одном из которых я и нашел то, малую толику чего сейчас держу перед вами.
— Конечно же, — кивнул лекарь, — иного и нельзя было предполагать.
— Надеюсь, вы сумеет распорядиться подобным лекарством с толком, — сказал Удей, передавая драгоценный мешочек в дрожащие руки врача.
— Я лично займусь изготовлением отваров и мазей, — поспешно кивнул мастер-лекарь. — И еще... мне хотелось бы знать, не давал ли тайпэн Хань распоряжений на случай, если какая-то часть порошка останется?
Удей, не успевший прежде просчитать подобный поворот событий, задумчиво посмотрел на врача, а тот, истолковав этот взгляд по-своему, тут же распрямился, а его лицо превратилось в костяную маску.
— Я хотел бы использовать остатки лотоса для спасения иных тяжелораненых, — голос лекаря разрывался между искренней попыткой убедить тиданя и возмущением, от так и не прозвучавшего обвинения, которое целитель уже сам себе вообразил.
— Да, конечно, пожалуйста, — поспешно вырвалось у Удея. — Тайпэн передает это в ваше полное распоряжение, поэтому вы можете делать с этим порошком все, что сочтет необходимым.
— Передайте ему мою искреннюю благодарность.
Мастер-лекарь склонился в низком поклоне, прижимая заветный мешочек к груди, а его гость, ответив тем же, быстро покинул кубрик, возвращаясь обратно на свежий воздух. Гнева со стороны Ли за то, что он распоряжается его собственностью, Удей не опасался. Старая степная поговорка гласила, что нельзя украсть у человека вещь, об обладании которой он даже не подозревает. Хань давно привык, что в переметных сумах его верного спутника может найтись, что угодно, но никогда не уточнял, что же именно там находится. В любом случае, сожалеть о расплате, если она наступит, кочевник тоже не собирался. Жизнь Ка"исс стоила недовольства Ли, тем более что не было в городе более достойного человека для спасения, чем та, что оказалась готова добровольно отдать свою жизни ради Таури и Империи. Последняя черта юной хшмин особенно восхищала Удея, и вместе с тем вызывала серьезные опасения. То, как часто случаются неприятности с человеком, бесконечно преданным своему Служению, кочевник знал не понаслышке, благо сам провел в компании одного такого последнюю пару лет.
Полный штиль стоял на море уже вторую ночь, и распластавшаяся над водой громада десантной галеры уверено прокладывала себе путь вдоль берега, разрезая носом крохотные барашки пенных волн. Капитан юньского корабля-рейдера Вако Кёрнчи, сидя на дощатой скамье у главной мачты, неспешно раскуривал длинную костяную трубку. Вместо приторных ароматов опия или резких травяных запахов над палубой стелился сладкий благоухающий букет редкого и дорогого сбора. Красные листья таба, что доставлялись в Ляолян специальными морскими караванами из далеких владений нескольких диктаторов Тысячи Островов, ценились в Юнь очень немногими, но среди этих немногих была вся правящая верхушка придворных чиновников и генералов. По слухам, даже те, кто восседали во главе стола на заседаниях тайного совета, имели слабость к курению этого дорогого сбора. И именно поэтому Вако и "пристрастился" к затратной привычке, ведь в курительных беседках дворца порою случайно можно было пересечься с самыми разными людьми и завести при этом совершенно безобидный разговор об их общем "увлечении".
В трюмах "Ненасытного" под ногами у капитана дружно храпели сейчас две сотни панцирных мечников — лучшей пехоты Юнь, за исключением непобедимых лим-бо. Эти бойцы не случайно попали на судно Вако, и именно с их помощью он намеревался сделать эту войну весьма прибыльной не только для своих покровителей, но и, разумеется, для себя. Что делать теперь, после разгрома царского флота при Таури, Кёрнчи понимал превосходно. Такое развитие событий вполне укладывалось в один из первоначальных планов амбициозного капитана.
Семь лет Вако ходил вдоль этих берегов под видом капитана купеческой шхуны, изучая маршруты, нанося на карты мели и рифы, удобные бухты и опасные течения. Главной целью его разведки стали богатые береговые посты торговых домов, походившие порой на крупные поселки с собственными храмами, пристанями и арсеналами. Товары с этих складов переправлялись обычно на юг, но вспыхнувшая война заставила их остаться на месте — путь в Юнь или к городам Умбея был пока для торговых судов слишком опасен. Но стоимость всех этих шелков, фарфора и специй лишь увеличивалась с каждым днем, ведь там, куда они должны были попасть, этих вещей становилось все меньше. Пехота занимала лишь половину огромных трюмов "Ненасытного", а в обратный путь Вако собирался отправиться уже с полной осадкой.
Конечно, дома его спросят, почему он ушел на север во время сражения с Южной эскадрой? Почему нарушил приказы? И чем занимался у вражеских берегов? К ответам Кёрнчи собирался готовиться заранее, и для этого ему нужно было лишь выполнить главное пожелание придворного совета, несомненно, уже кусавшего себе локти после потери двух третей всего наличного флота. Совету была нужна кровь и разрушения, а на пути у "Ненасытного" к заветным портам было немало беззащитных рыбацких деревень. Один корабль, даже такой крупный, слишком мал, чтобы поднимать на его поиски все отряды береговой стражи, а столичные эскадры уже были за спиной у Вако. Их прохода они ожидали двое суток, прячась в скрытом заливе среди обломков острых скал, и только затем двинулись дальше.
Кёрнчи выдохнул идеально ровное кольцо сизого дыма, и с предвкушением потер руки о горячий мундштук своей трубки. Очень скоро капитан планировал стать богатым и уважаемым человеком, вне зависимости от того, чем завершится война между Юнь и Империей. Богатый человек везде оказывался желанным гостем, ему не была нужна своя страна или родной город. Сиртакские гавани и двери торговых городов с побережья Внутреннего моря радостно распахнуться перед тем, кто позвенит перед ними золотым кошелем. Лишь Нефритовый Трон с его мстительной природой и отвержением истинной значимости денег, преподносимых лишь как данность за верность власти, не подходил для будущих планов Вако. С другой стороны, кому нужно самое большое государство на земле, когда в твоем распоряжении оказывается весь оставшийся мир?
Глава 10.
Устье зеленоводного Шаанга осталось далеко позади, но победоносный поход армии мятежного раджи-отступника и не думал теперь прекращаться. Ощущение собственной безнаказанности пьянило воинов Ранджана, а обозные телеги, ломившиеся от трофеев, лишь усиливали это животное чувство. Кроме четырех вольных вождей, следовавших за Отрекшимся с самого начала от Аоляня, за последние месяцы к его войску примкнуло еще девять отрядов различной численности. Пять тысяч лучших мародеров северного Умбея, потерявшие последние крупицы страха, закаленные в сотнях жестоких схваток и в совершенстве овладевшие искусством грабежа, неумолимым потоком двигались дальше на восход солнца. Новой целью Ранджана был приморский Вонгбей, жемчужина торговых путей и бывшая столица магараджи Ашоны, последнего из рода могучих Таголов.
Страх и паника, расходились от армии Хулителя подобно кругам на воде. Все дороги в закатных провинциях Юнь были забиты крестьянами из пограничных деревень. Во владениях магараджи Акоши дела обстояли ничуть не лучше. Весть о том, что Ранджан не щадит ни северных варваров, ни детей многоруких предтеч, уже успела разнестись далеко окрест. С южных склонов Даксмен в густые леса Умбея все чаще стали проникать отряды воинственных горцев, активно искавших добычи и славы в чужой земле. А по слухам, в далеком Бирхаре, лежащим за заснеженными вершинами древних горных хребтов, тоже началось шевеление, и все чаще звучали речи о расположении звезд, благоприятствующем военным делам. Почти сотню лет снежные шаны не появлялись в пределах Умбея иначе, как наемники при богатых хозяевах, но в нынешние времена, похоже, уже можно было бы ожидать чего угодно.
И пока устье Шаанга продолжало пылать в догорающем огне разоренья, в Гурраме, столице земель Акоши, теперь все активнее начали проявлять себя вежливые и лощеные чиновники из посольской миссии Юнь. Пробыв при дворе магараджи уже более полутора лет, послы и их бесчисленные помощники давно сумели сформировать большую группу защитников интересов Ляоляня из числа богатых торговцев-сиртаков и мелкой поместной знати. Сейчас же, все эти дипломатические рычаги, как один, были направлены на то, чтобы принудить Акоши самому вмешаться в сложившуюся ситуацию и заставить его, наконец, покончить с бесчинствами Ранджана. Магараджа сохранял невозмутимость, но давняя вражда с Хулителем была надежной порукой для царских чиновников. Акоши лишь ждал удобного момента и поддержки со стороны Юнь. Воевать же единолично с Отрекшимся ради спасения чужого пограничья владыка сиртаков пока не собирался.
