...Ибун принес рукописи древних времен, но они ничего не дали. Как жаль, что нельзя спросить самого Феанора о веществе, в котором он хранил силима. Мне удается получить сияние лишь на мгновенье, а Сильмарилли горели постоянно. Я попросил Ибуна отнести весточку владыкам гномов, чтобы те попробовали добыть хотя бы один из камней...

...В любом случае работу надо продолжать, а не ждать известий от царя Ногрода, который передал письмо, что один из камней Феанора у него в руках. Надо же, меня еще помнят. А вот смерть, кажется, забыла обо мне. Или затаилась, наблюдая — ведь я приношу ей столько жертв. Пока же, заставив элерилхилевые стержни двигаться, я сделал процесс сияния почти непрерывным. Вмонтировав установку в правую руку Антеля, я получил невиданное по мощи оружие. Губчатый мифрил, направляемый импульсами элерилхиля, позволяет Длиннорукому идти через камень в буквальном смысле слова. Осталось всего несколько лет, чтобы закончить работу'.

Дальше в книге шли чертежи, схемы, формулы. Синьфольд внимательно прочитал и просмотрел их все, пока вновь не добрался до размышлений Тэльхара.

'Сегодня смотрелся в зеркало. Я стал похож на Ибуна — такой же сгорбленный и безволосый. Маленький гном пришел сюда в полном расцвете сил, а теперь стал глух и передвигается с большим трудом. Зато мой Анкамтель закончен. Завтра будет день, который я уже назвал днем Гнева. Мою грудь распирает от непонятных чувств, лицо горит, а руки трясутся. Хотя руки у меня трясутся уже давно. Даже и не знаю, как я мог работать с такими руками. Только спрятавшись в неуязвимое нутро Анкамтеля я чувствую себя прежним — молодым и сильным. Надо пойти и поспать, хотя сон не идет ко мне'.

Следующие строки были несомненно написаны рукой Тэльхара, но Синьфольда насторожил размер рун. Такое впечатление, что великий мастер писал их в стальной перчатке — размашистым, крупным почерком:

'Произошло нечто ужасное. Я вышел на бой. Я был страшен. Кусок за куском кромсал Пустоту, рвал путы, в которые она пыталась поймать меня. Унголианта уничтожена, но каждый кусок ее мерзкого тела стал жить собственной жизнью. Они теперь не такие большие, и могут подниматься по тепловым шахтам наверх, к жилым горизонтам... Пытаюсь их остановить, но не могу быть сразу во многих местах... Дружина государя Мории (судя по крикам и звону оружия) продолжает сражаться с лезущими из всех щелей отродьями. Похоже, что я неосознанно создал их на погибель своему народу. Только теперь я понял, что зло не побеждает Зло, а только умножает. Какая горькая и простая истина! Вернувшись в лабораторию, я не нашел в ней Ибуна. Надеюсь, что ему удалось спастись, когда твари нашли лазейку в наше пристанище... С помощью Анкамтеля я выровнял площадку перед дверьми... Они не любят ритмичного звука. Надо установить рокочущий камень, чтобы собрать всех вместе. Сделать это надо как можно скорей, потому как пишу эти строки не выходя из Анкамтеля. Они повсюду и даже сейчас пытаются добраться до меня, безмозглые твари. Находясь внутри Анкамтеля я не могу ни есть, ни пить. Надо было предусмотреть такую возможность, но уже поздно... Только что я нашел Ибуна. Он рассказывал как-то, что у него есть маленький сын... Я сзываю их всех, но как же хочется пить...'.

На этих словах повествование заканчивалось. Синьфольд медленно закрыл книгу-дневник. Тэльхар нашел отца. Наверно, тот уже был в желудке какой-то из подземных тварей, которую Тэльхар разорвал на куски при помощи своего Анкамтеля. Маленький гном склонил голову. Потом повернулся к серебристой длиннорукой статуе, что стояла у дальней стены. Последний из племени Ноэгит Нибин не сомневался, что мастер Тэльхар все еще там, внутри своего изобретения, которое стало ему могилой.

Синьфольд только сейчас обнаружил, что он остался один в мастерской Тэльхара.

— Тори! — позвал маленький гном. Никто не отозвался, а Синьфольд почувствовал нарастающую опасность. Он перехватил поудобней кайло и поспешил прочь из пещеры.

Галерея, проделанная неизвестными существами в самом основании Карадраса, оскалившаяся затопленными проемами тепловых колодцев, протянулась с запада на восток на несколько миль. Когда Тори вышел на нее, он явственно расслышал два голоса, доносившиеся с восточной стороны.

И тут на него навалился страх. Трясущимися руками, не понимая, что с ним творится, Тори затушил жировик, повернул на шлеме самоцвет. Остался лишь маленький огонек на запястье, указующий путь. Тори был так встревожен и подавлен, что смог приблизится к камню, который скрывал его от разговаривающих во мраке, только занеся кайло для удара и подгоняя себя непотребными словами. От накатывающегося ужаса он почувствовал, как негнущиеся колени начинают болеть, пытаясь пошевелиться в суставах.

Он злился, но не мог заставить себя высунуться из укрытия. Горячие волны и сотрясающая дрожь попеременно охватывали тело. И все-таки он сумел поднять голову и посмотреть.

В голубоватой и светящейся сейчас толще воды он увидел фигуру. Нет, не фигуру, а тело, с непонятными пропорциями, оплетенное щупальцами. У тела имелась голова, но где начинается и заканчивается все остальное, было решительно непонятно.

Второго говорящего он заметил, только когда тот пошевелился. Да и то, вначале принял его движения за игру теней. Ибо второй и был тенью, а точнее тьмой, что не только не давала, а напротив, поглощала свет, излучая мрак. Фигура была явно человеческой: высокая, в ней угадывались руки, ноги, торс, голова увенчанная короной, на черной стали которой иногда показывались зловещие багровые блики. Свистящий голос, больше похожий на шипение клубка змей, принадлежал именно высокому. Полулежащий в воде отвечал приглушенным рокочущим басом, в котором угадывалась мощь стихий.

Так они разговаривали вечность, а затем еще немного, пока не умолкли. Холодные капли стекали по лбу Тори, но он не мог отвести взгляд. Голубое свечение угасло, потухли блики короны и гном вообще перестал что-либо видеть. Он продолжал таращиться во тьму, боясь признаться, что опасается просто повернуть голову.

Собравшись с духом, Тори успокоился и собрался уходить. Он немного пришел в себя и спрашивал, что могло его так напугать в виде двух загадочных существ. Последний раз он бросил взгляд, пытаясь узреть сквозь тьму место встречи 'нежитей', как окрестил их про себя гном. Он замер на месте, боясь пошевелиться. Второй, что лежал в воде, стоял сейчас в двух шагах от камня, за которым скрывался гном. Тори видел обнаженные кости, обрывки толстой некогда кожи, опавшие мускулы и разорванные, превратившиеся в разбухшие веревки, пучки сухожилий. Серые легкие беззвучно вздымались и опадали, гоня через себя воздух.

— Что здесь такое? — послышался прямо над ухом знакомый ворчливый голос. Тори похолодел и попытался приложить палец к губам, одинаковым для всех народов жестом призывая к тишине. Но было поздно.

— Ух ты, — озабоченно-восхищенно произнес Синьфольд.— Кто это?

— Подгорный Ужас, — одними губами произнес Тори.

— А-а, — разочарованно отозвался маленький гном. — Чего ему надо?

И тут фигура, головой упиравшаяся в потолок, пришла в движение. Темно-фиолетовый огонь зажегся в раскрытой ладони, состоящей из одних костяшек без плоти.

— Сейчас я его, — просто сказал Синьфольд, и обойдя камень, пошел к чудовищу. Добраться до монстра оказалось не так легко. Надо было спуститься по круче к воде через вздыбленные куски развороченной породы. Пару раз Синьфольд поскользнулся, а потом и вовсе упал, невнятно выругавшись. Он предстал перед врагом, занеся кирку для удара. Ходячий труп отступил на шаг, а затем протянул ладонь навстречу гному. Голубое пламя прошло через Синьфольда, но он даже не заметил этого. Сосредоточенно пыхтя, гном подковылял и нанес удар Ужасу по колену — единственному более-менее уязвимому месту, до которого смог дотянуться. Подгорный монстр начал неловко заваливаться набок, на поврежденную ногу. Синьфольд бросил кайло в лицо врагу — и не попал. Тогда он ухватился за крайнее, не прикрытое плотью ребро, и полез вверх. Монстр взвыл. Синьфольд громко сопел, кряхтел и плевался. Кости и гниющая плоть летели во все стороны, пока из-за рваных легких не показалось сердце, живое и трепещущее, ярко-красное даже в окружающей полутьме. Существо взревело с особой силой и на его призыв из воды заструились черные щупальца, что в одно мгновенье оплели сражающихся на берегу, затем оторвали гнома от его жертвы и начали стремительно отступать, унося в пучину воды обиженно вопящий Подгорный Ужас. И потом все кончилось. Голубоватое свечение погасло, тень с короной тоже делась неизвестно куда. Единственным источником света остался светящийся камень на шлеме Синьфольда.

— Ну как? — задыхаясь, радостно-сварливо проверещал он снизу. — Ловко? Эй ты, гнилушка ходячая, вылезай!

Тори поспешно спустился вниз, взял сопротивляющегося и пытающегося найти в воде свое кайло Синьфольда за шиворот, и поволок прочь. Они бежали, спотыкаясь и поминутно падая, а маленький гном не переставал ругаться. За много десятков локтей от страшного для Тори места, Синьфольд освободился от железной хватки и спокойно сказал:

— Хорош. Потаскал и хватит. Дальше сам пойду.

И сел прямо на пол. Тори тоже неуклюже повалился набок. Они лежали так час, а затем второй, в тишине и мраке, не говоря друг другу ни слова.

-Ты молодец, — наконец произнес на исходе третьего часа Тори. Синьфольд не отозвался.

Тори направил на него фонарь. В какое-то мгновенье ему показалось, что маленький гном умер, и ужас одиночества охватил его. Но нет, Синьфольд открыл глаза и с недоверием уставился на него.

— Что?

— Ничего, — смутился Тори и, пододвинувшись, похлопал друга по плечу.

Они съели по целой лепешке крама и выпили по фляге воды. Тори поднялся и начал потихоньку собираться, намереваясь продолжить путь, но уже наверх. Здесь им делать больше нечего. Синьфольд сидел, положив флягу на колени, и не шевелился. Тори снова забеспокоился. Он подошел и сказал как можно мягче:

— Пойдем, мы и так задержались здесь. Скоро увидим солнце. Придем сюда в следующий раз. Надо будет восстановить подъемник, и тогда добраться сюда будет легче.

Синьфольд согласно кивнул.

— У меня ноги не идут.

Тори был так рад снова услышать этот сварливый голос, что сначала не понял сказанного.

— Ноги у меня не идут, дубина. Сердце... плохо мне. Не увидеть мне больше солнца.

— Это ты брось, — недоверчиво произнес Тори. — Просто устал, вот и все. А если хочешь, я тебя понесу. Ты ведь легкий. Если надо будет, я тебя до самых ворот донесу. А?

— Придется нести. Идти-то я не могу.

Тори уже хотел подхватить Синьфольда на руки, но тот воспротивился, слабым голосом приказал обвязать себя, и нести как заплечный мешок, на спине.

— А то ишь, словно девку к себе в дом на руках заносишь. Где это видано? Да и удобней так будет. Это я давно заметил, еще когда брата своего, Сутфольда через Древлепущу тащил. А потом тебя, беспутного. По болоту. А ноги вязнут, тяжело выдирать. Из грязи-то. А шагнуть-то надо. Это тебе здесь по ровной дороге хорошо, а каково мне было? Ты подумал, как такого кабана через болото пропереть?

Синьфольд продолжал ругаться, а Тори с умилением слушал, пока не понял, что маленький гном бредит. Он положил его на камни, завернул маленькое тело в свой плащ и пошел, подняв ничего не понимающего гнома на руки. Синьфольд то принимался рассказывать о прошлом, то ругал всех подряд, то одного Тори. Тогда последнему казалось, что сознание возвращается к Синьфольду, но это было не так. После нескольких часов бред стал утихать. Лицо Синьфольда заострилось, мертвенная бледность проступила на нем. Дыхание почти пропало. Тори заметил с испугом, что тело в его руках начинает коченеть. Но сердце маленького мужественного гнома продолжало биться.

Тори спешил. Изо всех сил он продолжал подниматься вверх, с трудом переставляя негнущиеся ноги. Несколько раз он попадал к завалам или тупикам, а потом едва не угодил в ловушку. Дыхание с хрипом вырывалось из его груди, сердце грозило разорвать грудную клетку.

— Слишком уж я стар для такого, — повторял он про себя, не останавливаясь ни на миг.

Он снял с себя все, что мешало, сбросил в укромном месте даже кирку и провиант, оставив при себе лишь несколько кусочков черствого хлеба. Потом пришлось бросить и секиру. Тори с любовью погладил холодный металл. Он еще вернется, чтобы забрать оружие, а пока важнее выбраться отсюда.

— Мы еще повоюем, да? — раздался в темноте скрипучий голосок. Тори бросился к товарищу, но Синьфольд только хрипел. Подхватив маленького гнома на руки, Тори продолжил свой путь. Ему казалось, что он летит сквозь мрак переходов, хотя на самом деле они передвигались очень медленно. Теперь член совета старейшин пожалел, что в свое время отказался от карты. Сейчас, поднимаясь наверх, Тори иногда терял направление, ведущее к Воротам. Но Синьфольд продолжал дышать, и Тори упорно двигаться, вверх и на север, вот уже много часов. Тысячи шагов, и каждый шаг надо сделать. Но любые мышцы, даже закаленные четырьмя сотнями лет тяжелого труда, должны отдыхать. Время от времени Тори опускал друга на камни, и сам ложился рядом. Совсем ненадолго, на пару ударов сердца, затем вскакивал, не замечая боли в суставах и вскинув ставшее неожиданно тяжелым тело на плечо, продолжал идти. Пока дорогу не преградила черная фигура.

Из-под складок плаща на гномов с ненавистью смотрели два пылающих багровым огнем глаза. Железная корона венчала голову, не касаясь ткани капюшона.

— Отойди, — хрипло приказал Тори.

Черный призрак не пошевелился. До этого он не решился нападать, видя, как пострадал Подгорный Ужас при первой же встрече с двумя старыми гномами. Мертвенный огонь плохо действует на тех, кто уже считает себя мертвецом. Но теперь, когда один из них без сознания, а второй бросил все, кроме нательной рубашки, штанов и сапог, можно и поквитаться. Напрасно он так решил. Во внутреннем кармане сапога Тори всегда носил маленький засапожный нож — семейную реликвию. Этот нож, сработанный по преданию Тэльхаром, подарили Белегу — Могучему Луку, чтобы тот острейшим лезвием правил стрелы. Взглянув на сверкающую сталь, а потом в глаза гнома, слуга Саурона усомнился в легкой победе. Клинок, сотканный из черного тумана, поднялся и ударил идущего напролом Тори, грозясь рассечь упрямого на две половины. Но тот даже не дрогнул, когда холодная волна вошла в его плечо, и продолжила путь к сердцу. С яростным рыком, от которого заложило уши, гном бросился на врага. Запутавшись в складках взметнувшегося навстречу черного плаща, он размахивал ножом, пока не понял, что противник бежал. Тяжело дыша, старик долго стоял посреди темного коридора, сжимая в руках гнилую ткань. Потом развернулся, и, не обращая внимания на рану, подошел к лежащему в неестественной позе Синьфольду. Сердце больше не билось. Голубая магия смерти нашла свою жертву. Маленький гном умер.

Тяжело переставляя ноги, Тори в одиночестве продолжал свой путь. Останься на месте — и его никогда не найдут во мраке Мории. А ему надо успеть так много сделать. Рассказать про Ужас, про убийцу в черном плаще, про ловушки на нижних горизонтах и про затопленные мифриловые шахты, про мастерскую знаменитого мастера, найти свою секиру. И, самое главное, высечь надгробный камень для Синьфольда. Ведь кто-то должен заботиться о мертвых.