| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
То, что Харль не смолкал все это время, сослужило нам добрую службу: к тому времени, как завывания ветра утихли, он настолько обессилел, что не мог сказать ничего кроме: "Бесовщина! Проклятая бесовщина!". Дождь все еще лил, однако теперь он походил на обычный ливень, и, надо отдать ему должное, славно умыл наши лица, пока мы, оступаясь и поскальзываясь в грязи, взбирались на вершину холма, чтобы посмотреть на остатки нашего имущества. Обломки коляски валялись повсюду, а дорожный сундук снесло водой ниже по склону: когда мы наткнулись на него, то увидели, что он наполовину заполнен песком и всяким мусором. Большая часть его содержимого размокла и пришла в негодность — в том числе и те запасы съестного, которое мы с Харлем закупили в деревне, радуясь собственной предусмотрительности. Остальное затерялось бесследно.
Однако воистину удивительным для меня стало зрелище, открывающееся нам с вершины холма. Лес, который мы только недавно проезжали, словно выкосила коса страшного великана. Безжалостная буря вывернула с корнем самые старые и крепкие деревья, и сколько видно было глазу — тянулись одни только разрушения. Не осталось и признака дороги, по которой мы сюда прибыли. Вихрь, зародившийся над расщепленной сосной, ринулся на долину, ранее пестревшую золотой листвой, и уничтожил ее за считаные минуты, превратив в пустошь.
-Нет дороги — нет наших следов, — удовлетворенно заметил Хорвек, которого ужасные последствия колдовства, казалось, ничуть не встревожили. — Госпоже чародейке придется повозиться, чтобы отыскать нас снова.
-Но ведь эта буря тоже питалась ее колдовским даром? — я не могла оторвать взгляд от печальной картины. — Ты говорил, что духи рады украсть у чародея его силу, а здесь ее истрачено больше, чем вина на Летний праздник...
Во взгляде Хорвека, устремленном куда-то вдаль, мне почудилось некое сомнение, словно он не знал, стоит ли говорить мне о чем-то важном.
-Ох, да чтоб тебя оса ужалила за твой хитрый язык! — взорвалась я, ощутив недоброе предчувствие. — Есть о чем рассказать, так рассказывай! Харль все равно ничегошеньки не понимает от страха, так что можешь не слишком-то таиться. Сам говорил, что одной ногой в могиле. Кому ты будешь там рассказывать свои дрянные секреты? Таким же покойникам?
-Это вовсе не секрет, — отозвался он, все так же рассматривая погубленный лес. — И мои слова не принесут тебе никакой пользы. Я думаю о том, что ведьма вовсе не сопротивлялась, когда пришло время расплачиваться с духами воздуха. Напротив, она с лихвой одарила их, чтобы показать тебе, как велика ее сила. Но кое в чем она просчиталась...
-И в чем же? — с подозрением осведомилась я.
-Госпожа чародейка не знает, как мало ты смыслишь в колдовстве, и полагает, что ты способна испугаться, увидев ее настоящую силу. Воистину, нет ничего глупее, чем пытаться впечатлить невежественного человека, — Хорвек с усмешкой покачал головой, и тут же пошатнулся. Видимо, его до сих пор одолевали приступы головокружения.
Сказанное им одновременно и успокоило, и разозлило меня.
-Пусть удовольствуется тем, что испугала до полусмерти Харля, — я, сморщив нос, махнула рукой в сторону мальчишки, который до сих пор что-то бубнил себе под нос, подергиваясь точно припадочный. — Как бы бедняга не лишился ума.
-Я и говорю, что невеликую пользу она извлекла из этого, — хмыкнул Хорвек. — Истратить столько сил на то, чтобы превратить и без того безмозглого мальчишку в идиота!.. Кажется, я начинаю понимать, отчего чародеи этого мира проиграли обычным людям, несмотря на то, что некогда они властвовали над огнем, землей и воздухом, почти как Высшие существа. Люди всегда удивительно глупы, сколько старой мудрости не вложи в их головы.
-Но-но! — мне не нравилось, когда бывший демон презрительно отзывался о моем племени, пусть даже речь шла о треклятых колдунах, которые и мне самой не слишком-то нравились. — Ты и сам был наполовину человеком в прежние времена, не говоря уж о том, что сейчас ты один из нас!
-Уж не думаешь ли ты, что я считаю себя хоть сколько-нибудь разумным? — рассмеялся Хорвек. — Единственное, что я знаю точно, так это то, что раньше я был куда глупее, чем сейчас, раз уж оказался в нынешнем своем положении.
-То есть, ты сожалеешь, что очутился здесь, сейчас, со мной? — отчего-то его ответ уязвил меня настолько сильно, что я задала и впрямь глупейший вопрос, на который, вздохнув, сама тут же ответила:
— Ну конечно же, сожалеешь... Кто б не сожалел — ты в прошлом был важным господином, почти принцем, хоть и среди гнусных черных созданий. А сейчас тебе приходится жить впроголодь, копаться в грязи, не имея возможности вернуться к тем, кто раньше был твоей семьей...
Однако бывший демон не спешил отвечать утвердительно, вновь о чем-то задумавшись — и куда серьезнее, чем раньше.
Я пытливо смотрела на него, покусывая обветренные губы, ведь знала, что у Хорвека есть обыкновение умалчивать о том, что по его мнению мне уразуметь было не дано — то есть, о весьма важных делах. Но не успело мое невеликое терпение истощиться, как меня отвлекло кое-что другое: Харль, немного пришедший в себя, копался в остатках наших пожитков, которые нашлись у коляски, и к ужасу своему, я узнала в его руках разорванную сумку Хорвека. Она выглядела совершенно неприглядным образом, ведь ей пришлось пролежать на земле с той самой поры, как злополучная коляска перевернулась. Дождь промочил сумку насквозь, и только чудом вода не унесла ее в какую-то из промоин. А ведь в ней лежал холст, на котором была изображена таинственная дама, как две капли воды похожая на госпожу Вейдену!.. С ним могло случиться что угодно, раз уж добро из сумки просыпалось на землю...
С отчаянными возгласами я бросилась к мальчишке и успела выхватить из его рук сырой неприглядный сверток, который Харль уже собирался отшвырнуть в сторону.
-Харль, что ж ты творишь, негодник?! Ох, беда! Беда!.. — восклицала я, едва не плача: портрет, изорванный когтями ворон, пришел в совершеннейшую негодность, и единственной сохранившейся его деталью были разве что руки неизвестной дамы. Однако мальчишка был виноват только в том, что собирался выбросить грязную тряпицу, и его обиженное сопение заставило меня опомниться.
-Это проклятая ведьма изничтожила картину! — я, едва не плача, показывала подошедшему Хорвеку холст. — Наверняка ей встало поперек горла то, что портрет оказался в наших руках! Дрянная, подлая магия!
-Мне тоже иногда кажется, что твоя бестолковость — следствие какого-то злобного родового проклятия, — со вздохом согласился бывший демон, рассматривая смазавшиеся краски. — Холст пострадал оттого, что ты не позаботилась о его сохранности, а вовсе не из-за дурного колдовства. Отчего ты не держала его при себе?
-До того ли мне было, если ты собрался помирать? — вскричала я, с возмущением тыча пальцем Хорвеку едва ли не в нос. — Я думала лишь о том, удастся ли привести тебя в чувство! Твои вещи лежали с прочими пожитками, откуда ж мне было знать, что коляска перевернется? И тебе достает нахальства укорять меня за это!..
-От этого портрета зависела судьба твоего герцога, — отозвался Хорвек. — Я полагал, что ты прежде всего беспокоишься об Огасто, а не обо мне, только и всего.
-Я... я... — тут я почувствовала, что совсем запуталась, и оттого разозлилась донельзя. — Уж не думаешь ли ты, что я настолько бесчестна, чтобы жертвовать друзьями ради своих желаний? Да, я хочу спасти Его Светлость, однако это вовсе не значит, что я не думаю ни о чем, кроме как о господине Огасто!..
-Но ведь раньше ты поступала именно так, Йель, — вкрадчиво заметил Хорвек, глядя на меня почти с таким же любопытством, что одолевало меня саму несколько минут назад.
-И за это мне очень стыдно! — я выкрикнула эти горькие слова так громко, что Харль, все еще перебиравший комки грязи неподалеку, вздрогнул и выронил все, что успел отыскать. — Ты это хотел услышать?!
-Не совсем, — ответил бывший демон после небольшой заминки. — Однако, в тебе произошли любопытные перемены. Ты становишься более честным, но менее счастливым человеком, Йель...
-Кто бы говорил, — огрызнулась я, смерив Хорвека уничижающим, как мне казалось, взглядом. — Ты и сам далеко не всегда следуешь указаниям разума и чести! Да и счастья от судьбы тебе немного перепало. Но что об этом говорить... Все впустую, портрет безнадежно испорчен. А другого способа помочь Его Светлости и победить ведьму я не знаю...
Последние слова я произносила с упавшим сердцем, и собиралась было выбросить бесполезный холст, но Хорвек остановил меня.
-Не торопись, еще не все потеряно, — сказал он, забирая у меня жалкие остатки того, что я еще недавно считала ключом к тайне господина Огасто. — Быть может, это даже к лучшему. Что бы мы делали с холстом? Показывали случайным встречным? Шатались бы по мастерским художников, пока нас не стали бы гнать в шею, приняв за мошенников? На это у нас нет времени. А ведь мы даже не знаем, куда нам идти сейчас — на восход или на закат... Ну же, не плачь! Вечером, когда солнце начнет садиться, картина ответит нам, где искать художника. А до той поры нам нужно уйти как можно дальше от этого холма. Да, кстати! Что с моим кошельком? За ним, я полагаю, ты присматривала куда лучше, чем за картиной?
Я, покраснев, ответила, что оставила монеты при себе, после того, как расплатилась с крестьянами за провиант. Харль, заслышав краем уха о том, что речь зашла о деньгах, тут же выказал немалое присутствие духа и, подобравшись поближе, прошипел, косясь на Хорвека:
-Не отдавай ему деньги, Йель! У него же с головой нелады, разве можно ему доверить кошелек?
Я, еще сильнее побагровев, попыталась выдержать взгляд бывшего демона, который склонял голову то влево, то вправо, рассматривая нас с насмешливым любопытством, словно перед ним вдруг обнаружилась диковина вроде двухголового теленка. Мне было невыносимо стыдно, однако я не могла побороть истинно нищенскую жадность, происходящую из того, что никогда прежде я не имела при себе столько деньжищ. В серебряных и золотых монетах наверняка имелась своя собственная магия, особенно действенная с теми, кто всю жизнь добывал с превеликим трудом разве что медяки.
Наверняка эти нехитрые мысли читались на моем лице яснее, чем буквы в священном писании, и Хорвек, от души расхохотавшись, произнес:
-Стало быть, ты доверяешь мне в той мере, чтобы не бояться принять смерть от моей руки, но не настолько, чтобы отдать по доброй воле мне мой же кошелек! Силы небесные и подземные! Никогда еще не имел дела со столь забавным существом, сочетающим в себе и самые высокие, и самые низкие порывы души. Ладно, побудь пока что богатейкой, Йель, раз считаешь, что сумеешь распорядиться деньгами. Но на всякий случай помни: у тех, к кому богатство никогда ранее не приходило, почти никогда не достает умения его удержать.
-Хочешь сказать, что я глупо истрачу эдакое количество денег? — фыркнула я. — Уж сейчас ты излишне принижаешь мои умения! Да на что я их переведу в этой глуши?
-Готов побиться об заклад, что в следующий раз, когда ты полезешь в кошелек за монетами — ты оплатишь ими порцию отменных неприятностей, — ответил Хорвек уверенно, и я от досады окончательно передумала возвращать демону его деньги. "Вот увидишь, подлая бесовская душонка, я буду обращаться с этими монетами куда толковее, чем королевский казначей!" — думала я, с обидой косясь на Хорвека, который, напротив, не выказывал никакого расстройства из-за потери денег.
Рассовав по изгвазданным дорожным сумкам остатки нашего имущества, мы принялись спускаться вниз, в узкую бесплодную долину, по обе стороны которой возвышались каменистые холмы, поросшие лишь вереском, мхом, да низкорослыми кустами. Казалось, ни один разумный человек не решился бы здесь поселиться, однако, взобравшись на один из холмов, мы увидали вдали дымок, свидетельствующий о том, что где-то там, меж гор, прячется какое-то жилье, или же, по меньшей мере, путешественники, затерявшиеся среди этих неприветливых просторов, скрашивают себе привал добрым костром.
-Я слыхал об этой пустоши, — сказал Харль, растирая замерзшие руки. — Ее называют Сольгеровым полем, и местность эта кишмя кишит разбойниками. Этой дорогой не так уж часто пользуются — она ведет на северо-восток, где нет больших городов, однако сюда не желают забираться королевские слуги, и злодеи чувствуют себя привольно, выжидая случая, чтобы прийти в земли доброго Таммельнского герцогства... Что за дьявол занес нас сюда? Наверняка это дым от разбойничьего костра!
Здесь, на вершине, разыгрался холодный ветер, и мы поторопились спуститься в низину, столь же неуютную, как и предыдущая. Вновь и вновь мы взбирались по валунам, которые становились все крупнее, и спускались по склонам, казавшимся мне все круче. Харль не смог припомнить, что за края простираются за Сольгеровым полем, что уж говорить обо мне — ничего толком не знавшей даже о землях, входящих в Таммельнское герцогство. Оставалось надеяться, что нам не потребуется перебираться через какой-то горный хребет — скалы с давних времен становились прибежищем для множества хищных и злобных нелюдей, куда лучше приспособленных для жизни в ущельях и пещерах, чем наше человеческое племя. Мы устали, оголодали и измучились на холодном ветру, но Хорвек, самый слабый из нас, безжалостно подгонял меня и Харля, торопясь уйти от зловещего холма, где нас едва не заклевали вороны.
-Солнце еще не садится, — повторял он. — Мы остановимся ближе к вечеру.
-Ох, да что проку бежать со всех ног, если мы не знаем, куда идти? — возмутилась я вполголоса, но тут же получила суровую отповедь:
-Ты знаешь, кто тебя преследует — одного этого достаточно, чтобы бежать и день, и ночь до самого края света.
Обессилевший Харль тяжело дышал и помалкивал — одно это указывало на то, что он едва жив от усталости. В очередную долину мы скорее скатились, чем спустились, и замерли, переводя дух у небольшого ручья. В это время солнце скрылось за горой, нависающей над нами грозной серой громадиной, и Хорвек наконец-то объявил, что мы можем отдохнуть. Я вспомнила о том, что он говорил о картине, которой полагалось заговорить на закате, и со страхом уставилась на сумку бывшего демона, где лежал холст — меня терзало смутное опасение, что некий дух должен вот-вот появиться оттуда, стеная и плача, как это полагается призраку.
Но бывший демон, казалось, позабыл о своих словах, и приказал нам развести костер из жалких ветвей местного кустарника. Сам он уселся у большого камня, и я, едва не разразившись гневной речью, прикусила язык, поняв, что Хорвек едва жив от слабости — просто в отличие от нас он не позволял себе ее выказывать в пути, чтобы мы не замедлили и без того небыстрый шаг.
Даже жар, идущий от костра, не вернул на его лицо краски, свойственные живому человеку. "Ох, плохи его дела!" — подумалось мне. Я и сама была голодна, как нежить в полночный час, оттого сосредоточилась на том, чтобы состряпать какой-никакой ужин из тех небогатых остатков круп и сала, что у нас имелись.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
