На грани

Потом Лави рассказали, что выручил его Аллен, той своей рукой, что была предназначена для спасения людей. Он не слишком-то поверил. Кем бы ни был Аллен, прорваться без потерь сквозь этот огонь он вряд ли бы смог. Да, Лави помнил чью-то руку, но до того, буквально за секунду, он услышал в реве пламени знакомый голос, пренебрежительно произнесший "что, сдаешься?" и почувствовал прикосновение жестких пальцев к своему лицу — почти неощутимая, но обидная пощечина. И только потом в его грезу ворвался голос Аллена... Только потом...

Затем было много всего: и появление маршала Кросса, и объявление Аллена Пианистом, и восстановление почти разрушенного Ковчега... Одного, пожалуй, Лави не сможет забыть никогда: того, как в дикой, безумной надежде, видя, как восстает из небытия белый город, он позвал — "эй, Юу!!", не надеясь на ответ, просто от безысходности, и почти в тот же миг распахнулась дверь и показался Канда. Истерзанный, безмерно усталый, но — живой. Живой...

Кто-то что-то говорил, а Лави просто стоял и смотрел. Просто смотрел, не в силах подойти ближе. Кто другой бросился бы и обнял, а он — остался поодаль и не мог наглядеться на него, живого, злого донельзя, безоружного, грязного, оборванного...

15.

Конечно же, им не удалось перекинуться и парой слов наедине. Впрочем, говорить было необязательно: Лави переполняло какое-то болезненное чувство, отдаленно напоминающее счастье, невыразимое, и он старался укрыть его за обычными своими шутками. Выходило плохо, он сам это знал.

А потом снова все смешалось, и в себя Лави пришел только в лазарете, на соседней койке с Кандой. И снова не было ни малейшей возможности переговорить, потому что днем в палате толпился народ, а ровно в девять вечера суровая медсестра гасила все лампы, а любой посторонний звук рассматривался ею, как повод для репрессий. Лави с усмешкой вспоминал, как Канда решил самовольно покинуть лазарет. Мало того, что в дверях он нарвался на маршала Тидолла, пришедшего проведать пострадавших, мало того, что по всей палате еще долго летали подносы и тумбочки.... Старшая медсестра так и не выпустила экзорциста из палаты, и это смешило Лави до слез.

Говорить невозможно. Но хотя бы ночью, после отбоя, можно сдвинуться на край кровати, протянуть руку через проход, коснуться кончиков пальцев... Главное — не заснуть вот так, не то поутру медсестру будет ждать крайне интересное зрелище. Главное, чтобы Канда тоже протянул руку, потому что он все чаще и чаще поворачивается спиной, ссылаясь на то, что ему больно лежать на этом боку...

Чувствовать, как Канда постепенно отдаляется, было еще больнее, чем знать, что он умер. Особенно потому, что Лави не знал, что стало тому причиной. Нет. Знал. Видел каждый день, но не желал верить.

Аллен Уокер.

Тот, с кем Канда ссорился почти так же, как с ним самим. Тот, кто спас их всех. Лави возненавидел бы его, если бы умел...

Но все проходит, кончилось и это безвременье, их выпустили из лазарета. Канда без формы экзорциста, без меча — как странно он выглядел! И ни разу, ни единого разу не сделал Лави условный знак, мол, идем, поговорим.

Лави понимал: ему сейчас непросто. Лотоса больше нет, нет и бессмертия. Татуировка позволяет восстанавливаться быстрее прочих бойцов, но какой ценой? Этого он не знал. Не знал и не осмеливался подойти и заговорить. Нет, они обменивались какими-то пустяковыми репликами, как прежде, они выдумывали, как обмануть старшую медсестру, но это не было настоящим разговором. По-настоящему им говорить было некогда и негде.

Он уже собрался сам явиться к Канде, но появление Черного Ковчега смешано все его планы. Лави, запертый, как мальчишка, вместе с женщинами и больными, — Комуи на этот раз не оплошал, да и когда он вообще... плошал? — медленно сходил с ума от неизвестности. Ясно, их с Линали Комуи запер потому, что у них нет оружия. Но у Канды тоже оружия нет, так где же он?! В другом месте? Да не так просто запереть этого человека, если он того не хочет! Канду так и не привели...

Уже после Лави узнал, как тот бросился с обычным клинком на акума четвертого уровня и тем самым спас директора. Комуи не так уж мало значил для Канды, и Лави это знал... Впрочем, это все чепуха, главное, экзорцист остался жив.

Выжили они и после битвы в подвале, вот только впору было возвращаться в лазарет — старые раны открылись, прибавились новые, и передвигаться самостоятельно Лави не мог совершенно. Канде же будто ничего и не сделалось.

-Вставай, — экзорцист помог Книжнику подняться. — Слабак.

-У меня нету таких вот штучек... — слабо запротестовал Лави, накрывая ладонью татуировку, виднеющуюся из-под безрукавки Канды. — Я простой Книжник!

-Я и говорю — слабак... — судя по выражению лица Канды, он готов был скинуть Лави вниз, к Хевласке. — Пошли. Тебя перевязать надо.

-Давай ты сам, а? — обморочным голосом попросил Лави. Где-то на периферии сознания отпечатывалось, как Комуи разбирается с Рувелье и Линали, как ищут Аллена, но ему было все равно. — Не хочу снова в лазарет! Юу, ради всего святого!..

-Идем, — повторил экзорцист уже мягче. В лазарете ему не понравилось, и Лави он понимал.

Эта ночь Лави запомнилась надолго. Во-первых, болью — особой аккуратностью в обработке ран Канда не грешил. Во-вторых, тем, что к себе экзорцист не ушел, остался до утра и просыпался, стоило Лави неловко повернуться и застонать. И в-третьих, тем, что Канда молчал. Не реагировал на привычные подначки, вообще не слышал слов, будто сосредоточенно думал о чем-то...

Следующие несколько дней Лави вовсе его не видел. Навестить его заходил только Аллен да Линали. Ну, учитель, конечно. Но может ли утешить учитель и друзья, если тебе нужен совсем другой человек?

"Не хочет меня видеть? Почему? — Лави терялся в догадках. — Потому, что я нарушил обещание? Глупо, он бы раньше сказал. Из-за Аллена? А что — Аллен? Я не понимаю, что происходит!"

От тяжких дум невыносимо хотелось есть. Однажды Лави не выдержал и, потихоньку выбравшись из комнаты, отправился на кухню. Он точно знал, что Аллен наведывается туда ближе к трем часам пополуночи, стало быть, у него еще оставался шанс найти что-то съедобное...

Лави крался по темному коридору, когда вдруг тяжелая рука сграбастала его за плечо, а другая зажала рот.

-М-м-м!! — возмущенно произнес Лави.

-Тс-с... — шепнули ему в ухо и ослабили хватку.

-А-а!.. — Лави обернулся. — Юу!.. С ума сошел — так подкрадываться? Когда-нибудь получишь!

-Ну, если ты сумеешь меня заметить... — задумчиво произнес Канда, не выпуская Книжника. Была у него такая привычка: подойти неслышно сзади... Лави еще ни разу не удалось его засечь. Даже тогда, у водопада... он был вовсе не уверен, что шаги экзорциста ему не примерещились.

-Ты что делаешь, изверг?

-А ты как думаешь?

-Юу, свихнулся? А если кто увидит?

-Нет тут никого. Все спят давно. Нам завтра на задание.

-А вдруг?!

-Хм-м... — задумался Канда. — Скажу, что заразился от Крори. Перепутал тебя с акума и решил загрызть. Для разнообразия.

-Тогда давай уж до крови, — обреченно вздохнул Лави. — Чтоб выглядело натурально... Я пошутил!!!

-Идем ко мне, — хрипло предложил Канда. — Поговорим.

Перед такой перспективой померк даже голод Лави.

Говорить, конечно же, пришлось ему и только ему...

...-Юу, — лунный свет бликует на темных волосах, резче обозначает тени. — Юу...

-Не называй меня так.

-Буду... Юу, что ты творишь?

-Что я творю?

-Рвешься в бой, как будто по-прежнему неуязвим....

-Я не умею по-другому.

-Научись!! — Лави приподнимается, намотав на кулак смоляные пряди. — Юу, научись, прошу тебя! Ты сможешь, я знаю!

-Не хочу.

-Ну хотя бы обещай быть осторожнее! Юу, ты больше не бессмертный! Ты восстанавливаешься быстрее прочих, но надолго ли тебя хватит? — Лави смотрит с такой надеждой, что Канда отвечает:

-Посмотрим.

-А как же...

-Ты, кажется, обещал, что никогда не будешь лезть в мои дела. Один раз ты это обещание уже нарушил.

Во взгляде Лави — боль и приглушенная обида. Ничего. Он сможет понять и простить...

-Обещал.

-Так выполняй.

-Ты жесток, Юу, — теперь боль глухая, затаенная, а на виду — злость. — Со всеми, черт тебя возьми! Юу...

-М-м?..

-Ты не слушаешь!

-Не слушаю.

-Юу!.. Не... не надо так... Юу...

-А ты не называй меня по имени.

-Н-не могу...

-Тогда не жалуйся...

"Запомни меня вот так, Лави, только так. Я завтра уйду. И ты уйдешь — скорее всего, в другую сторону. Не знаю, когда мы увидимся. Не знаю, увидимся ли вовсе. Я решил — пора обрывать связи со всеми знакомыми. Так тому и быть. Но связь с тобой я могу только ослабить, мы ведь договорились... Кто же знал, что ты станешь для меня — воздухом? Ничего. Я смогу прожить еще немного и без него. Главное, чтобы ты понял. Чтобы жил дальше. Держался. Уже без меня..."

Он долго думал, прежде чем начать этот разговор. "Непривычное занятие," — непременно съязвил бы Лави, если б знал, и оказался прав. О завтрашнем дне Канда задумывался крайне редко и исключительно в тех случаях, когда это требовалось для работы. А теперь ему нужно было разобраться в себе, понять, как жить дальше. Слишком уж все изменилось, и далеко не в лучшую сторону. Наверно, стоило посоветоваться с кем-нибудь, но с кем? С учителем? Нет уж. Тидолл исповедовал какую-то совсем иную жизненную философию, понять которую Канда был не в состоянии. Да и не старался особенно, честно говоря.

К Комуи, который когда-то очень давно сумел достучаться до экзорциста и кое-что ему объяснить, с такой проблемой Канда бы не пошел никогда. С Комуи вести задушевные беседы — лучше сразу в окно головой вперед.

Старый Книжник? Ну да, конечно... этот насоветует!

Пришлось справляться самому, но ни до чего хорошего Канда додуматься так и не смог. Странно было сознавать, что одного из главных его преимуществ больше нет. То, что теперь ему грозит смерть, как любому другому экзорцисту, казалось нелепостью. Поверить в это Канда не мог, а потому решил — пусть все остается, как было. За одним лишь исключением: хватит с него привязанностей. Хватит. Нужно постепенно отдалиться, и так уж он стал нарушать собственные правила... К Лави это тоже относилось. Не потому, что того хотелось самому Канде, а потому, что он теперь знал наверняка, каково будет Лави узнать о его смерти. Он видел его лицо там, в Ковчеге, за секунду до того, как Книжник его заметил, — мертвое, даже улыбка казалась приклеенной. Быть может, время и расстояние помогут справиться с этим наваждением, — решил он. Пусть у Лави останется память, лишь бы не было живого напоминания перед глазами...

Но сегодня — сегодня еще было можно не думать об этом. Последний раз...

-Ты что-то задумчив стал не в меру, — подал голос Лави.

-Старею.

-Не иначе! — Лави пытался казаться веселым, но выходило у него неважно. Кто другой, может, и поверил бы, только не Канда.

-Хватит скалиться, — сказал он. — Я же вижу, тебе не до смеха.

Деланная улыбка исчезла, как по волшебству.

-Точно подметил, — вздохнул Лави. — Юу, а все-таки...

-Замолкни.

-Ты даже не знаешь, о чем я хотел сказать!

-Знаю. — Экзорцист пристально смотрел в лицо Лави, стараясь запомнить его до мельчайшей детали. Память у него, конечно, не идеальная, но... на то время, что ему отпущено, хватит с лихвой. — О том же самом. Чтобы я был осторожнее.

-Точно! Ну выслушать-то ты можешь?

-Нет. Довольно об этом.

-Но...

-Лави... — Канда закрыл ему рот ладонью. — Хватит болтать. Завтра нам в дорогу. И кто знает...

-...когда мы снова увидимся, — закончил Лави, мотнув головой, чтобы сбросить руку экзорциста. — Я понял тебя, Юу.

-Не зови меня так.

-Все равно же буду...

-Сказал, не болтай. Не трать времени даром...

"Потому что больше мы не увидимся, — сказал себе Канда. — Я в этом уверен."

16.

Он думал так еще довольно долго. У него — свое задание, у Лави с Книжником — какие-то таинственные дела. Исчезли последние надолго, и Канда начал верить в то, что его решение было верным. Скучать было некогда, вот только заново привыкать к одиночеству оказалось непросто. Но у него оставалась память — самому главному Лави его все-таки научил.

И он верил, что справится — оба справятся, — и от этого становилось хоть немного легче на душе.

А потом случай столкнул их на очередном задании, и все пошло прахом...

Выручало только дело — некогда было передохнуть, не то что вести долгие беседы. Лави, конечно, ухитрялся молоть что-то и в горячке боя, но это были обычные его прибаутки, ничего серьезного. И прислушиваться к ним не было ни времени, ни возможности...

Канда едва успел увернуться от одного акума, отбил удар второго, третьего. "Ну нет, твари, я так просто не дамся!!"

Кажется, кричал что-то Лави, наверно, призывал быть осторожнее и не лезть на рожон — любимая его присказка! — но Канду уже захватила горячка боя.

В него все-таки попали, раз, другой, и он не сразу понял, в чем дело: все труднее становилось наносить удары и уклоняться от залпов акума. Как он ни старался, но все равно опаздывал на доли секунды, не было больше той легкости движений, силы иссякали на глазах...

"Юу, поберегись, — вспомнились вдруг слова Лави. — Я тебя прошу, смотри по сторонам. Ты больше не можешь восстанавливаться мгновенно, помнишь? Так что поаккуратнее..." Он велел Книжнику заткнуться, но тот упрямо заговаривал об этом вновь и вновь. Перед самым боем напомнил, но Канда пропустил его слова мимо ушей.

А зря, как выяснилось.

Умом он давно понял, что лотоса больше нет, что спасительные лепестки давно осыпались, у него осталась единственная жизнь. Последняя. Других не будет, и если сейчас какой-нибудь акума окажется достаточно прытким, то...

Осознание пришло запоздало... и очень не вовремя.

Незнакомый страх — страх смерти — скрутил узлом, заставил уклониться от атаки еще одной твари. Канда пропустил удар другого акума, совсем потерял скорость, едва не сорвался вниз...

"Ну нет... — во рту стало солоно от крови, и это почему-то привело экзорциста в чувство. — Я что... струсил?!"

Выбор был: пуститься в бегство и сохранить эту последнюю никчемную жизнь или продолжать бой, как раньше, когда можно было не думать о полученных ранах, а только о том, как бы уничтожить побольше проклятых тварей...

"Я хочу жить! — Канда с размаху разрубил подвернувшегося акума. — Но я не побегу! Лучше — сразу, лучше — в бою! И не трястись за свою шкуру!"

Еще одна гадина зацепила его, хорошо, вскользь, но левая рука почти перестала слушаться.

"Лави... — мелькнула непрошеная мысль. — А что — Лави? Он ведь сказал, что ничего не изменится, если меня не станет! Я ему ничего больше не должен, мы ведь договорились об этом! Давно договорились! Пусть лучше помнит меня прежним... и не увидит вместо меня — жалкую тряпку..."

Его снова закружило и понесло, как прежде, и, отбросив посторонние мысли, Канда врубился в самую гущу акума. Не думать ни о чем, кроме боя — как же это было прекрасно!