Рыцари Белой мечты -3

Повисло гнетущее молчание.

— Вы предлагает идти ва-банк? — сощурил глаза Гучков.

Да, это было ему по душе! Кровь быстрее текла по жилам, сердце рвалось из груди, — жизнь больше не казалась пресной! Он снова оказался в родной стихии авантюр и приключений.

— Именно, — утвердительно кивнул Львов. — На завтрашнем заседании Совета министров предъявим ультиматум. И дело с концом. Разве пойдёт он против общественности?

"Пойдёт, этот не струсит" — невесело подумал Родзянко. Он решил, что в случае чего не присоединится к мятежным министрам. Всё-таки, теперь сбылось его желание: он стал премьером. Должность министра внутренних дел, правда, тяготила его, но регент вроде как хотел подобрать человека для решения этой проблемы. А он, как того когда-то хотел Столыпин, оставит за собой только премьерский пост. Если, конечно, Великого князя в этом убедить. А может, и вовсе...Предупредить его? Пусть знает, что Родзянко на стороне монархии и престола, что он не станет бунтовщиком! Тем более сейчас не семнадцатый год, сейчас подобного выступления никто не поймёт. Вся эта выходка — мятеж обречённых...Да, надо немедленно рассказать обо всём Кириллу!..Но...о готовящемся покушении— ни слова...Всё-таки...Надо только намекнуть...Иначе меня посчитают замешанным в этом...Надо только намекнуть...

Сизов-Романов принимал доклад Спиридовича. Тот был взволнован как никогда, рассказывая о ходе расследования, что поминутно дёргал себя за усы.

— Жаль, что Бобрев лично не смог прибыть с докладом, — вздохнул Кирилл. — Как его успехи?

— Он вплотную работает с одним из работников военно-промышленного комитета, точнее, работницей, — как бы между делом сказал Александр Иванович.

— Да? — бровь Кирилла поползла вверх.

"Шустёр!" — подумал регент.

— Да. Возможно, в ближайшие дни он сумеет подобраться к документации комитетчиков, и тогда...

— Надо, чтобы уличающие Гучкова и компанию документы были на этом столе уже завтра, Александр Иванович, Вы меня понимаете?

Сизов-Романов требовал невозможного, но иного выхода у него не было. Толстяк Родзянко всё рассказа о готовящемся демарше министров.

— Гучков и некоторые другие члены Совета вот-вот предъявят мне ультиматум, естественно, начнётся кампания в прессе и на общественных собраниях. Нам нужен упреждающий удар.

— Кирилл Владимирович, признаться честно: я давно ждал подобных слов от Вас, — улыбнулся Спиридович.

Да, многие годы он ненавидел Гучкова, даже на дуэль вызывал, но та сорвалась. Теперь же...А что, если снова попробовать бросить ему вызов? Известнейший бретер, лидер октябристов не откажется. Особенно если его снимут с поста министра. Правда, шум поднимется! Но величайший заговорщик России будет, наконец-то, настигнут возмездием!

— Вы что-то замышляете, судя по блеску Ваших глаз, Александр Иванович, — Кирилл приблизился к Спиридовичу. — Что именно?

— Ваше Высокопревосходительство, я прошу Вашего разрешения на дуэль с Александром Ивановичем Гучковым! Я собираюсь стреляться с ним!

Сказать, что Кирилл был ошеломлён — ничего не сказать. Он принялся ходить по комнате от волнения, что бывало с ним редко. На людях он вообще не любил показывать свои чувства, свои сомнения, он хотел создать образ сильного правителя, всегда уверенного в себе. Наверное, Николай Второй хотел того же самого, но не получилось, не получилось. Не вышла из сына Александра Третьего копия последнего. Не вышел характером, к сожалению.

"Что же мне ответить? Дать ли согласие? Какой фурор поднимется! Какой крик! Крик...Он заглушит многое...И если Спиридович убьёт или тяжело ранит Гучкова, то это будет словно гром среди ясного неба. Этакое возмездие за всё то, что совершил октябрист в пору своего политического взлёта. Месть за распускаемые слухи о царской семье, месть за ту ложь, которую распространял Александр Иванович о власти, и которая сильно ударила по её авторитету в труднейшую для России годину. Месть за измену, на которую он пошёл, прикрываясь громкими словами о патриотизме, но на самом деле лишь желая потешить свои политические амбиции. Да, это будет нечто..."

Кирилл замер, не в силах ни шагу сделать.

"Но что, если Гучков убьёт Спиридовича? Будет потерян ценнейший работник, патриот. Мало на кого сейчас я могу всецело положиться, и если погибнет...Да...Что же делать?"

Наконец, Сизов-Романов решился.

— Я даю Вам своё согласие. Пусть Бог рассудит Ваш давний спор, — Кирилл тяжело опустился на кресло.

В висках стучало от напряжения, перед глазами то возникали, то исчезали разноцветные круги.

— Благодарю, — поклонился Спиридович. — Но, если меня постигнет неудача, и я погибну на дули...Могли бы Вы исполнить моё предсмертное желание?

"Интересно, чего он захочет?" — напрягся Кирилл.

— Да, всё, что в моих силах, — из уст регента при императоре Всероссийском это звучало весьма и весьма многозначительно. — Чего Вы желаете?

— Я бы хотел, чтобы моя жена была обеспечена до самой смерти. И...— Сприидович с трудом подбирал слова. Видно было, что волновался без меры. — Я хочу, чтобы Дмитрий Петрович Бобрев, если всё-таки пожелает сыграть свадьбу, был бы всемерно поддержан Вашим Высокопревосходительством.

— Объяснитесь...

Так. Бобрев "разрабатывает" девушку из комитета...Неужели он влюбился? Господи, он же казался профессионалом! Неужели поступит как мальчишка? Он же...Хотя...С комитетами скоро будет покончено...А Бобрева надо вознаградить за его труды...Только исполнение желания о счастливой любви — настоящая награда, всё остальное — подачки.

— Хотя...Я, кажется, знаю, о чём Вы говорите.

Великий князь и Спиридович обменялись понимающими и очень красноречивыми взглядами.

— Она, надеюсь, самая красивая девушка на свете? Иначе мальчишество я отказываюсь понимать, — улыбнулся Сизов.

Он тоже был одинок всю жизнь, и где-то в глубине его души ему захотелось подарить счастье хоть кому-то из своих коллег.

— Я бы сам был бы рад соединить с Анной Канторович свою жизнь, — совершенно серьёзно ответил Спиридович.

— Тогда я прикажу, чтобы её не трогали. И отдам необходимые распоряжения касательно обустройства их будущего гнёздышка. Надеюсь, у них всё получится. Александр Иванович, — Кирилл был настроен на романтику сегодня. — А у Вас нет ощущения, что мы исполняем роль свах? Или родителей молодых?

— С первой минуты, как я узнал о чувствах Бобрева к этой девушке, меня это ощущение не покидает, — улыбнулся Спиридович.

— Надо же...

Кирилл задумался.

— Что ж, совет им и любовь. Вы свободны, Александр Иванович. Передайте Дмитрию Петровичу мои пожелания любви и счастья, и всего остального, что сочтёте нужным.

— Всенепременно. Благодарю Вас, — цокнул каблуками сапог Спиридович и вышел из кабинета.

Через мгновение к регенту влетел барон фот Коттен, начальник Службы имперской безопасности. Кирилл вызвал его ещё утром, но только сейчас тот сумел оставить на минуточку дела.

— Ваше Высокопревосходительство!

Фон Коттен раскраснелся. Он весь был погружён в работу. Ещё бы! Столько всего нужно было сделать! Манифест распечатать, и наладить его распространение по губерниям.

Что за манифест? О, это была страшная тайна, которая вот-вот раскроется, в ту же минуту, как начнутся аресты членов военно-промышленных комитетов и Земгора, замешанных в растрате, государственной измене, антиправительственной агитации и многих других преступлениях.

— Барон, здравствуйте, — Кирилл жестом предложил верному служаке присесть. — Как продвигается подготовка к операции?

— Идёт полным ходом. Возникли, правда, некоторые трудности: не хватает людей. Киевское и Московское отделения могут не справиться с делом одновременного ареста всех преступников. Прошу у Вас санкции на привлечение к операции всех сил полиции и армии.

— Вы могли бы и не спрашивать этого, делайте всё, что сочтёте нужным, — довольно ответил Кирилл.

Дело всей его жизни вот-вот должны было завершиться.

— Что там с обеспечением охраны конференции? Что с парадом?

— Войска пройдут по Невскому. Вы выступите с речью. Желательно, чтобы рядом был император...

— К сожалению, он болен, — как бы между делом сказал регент.

Фон Коттен на мгновение замер.

— Всё так серьёзно?

— Более чем. Впрочем, как обычно, — вздохнул Кирилл. — Как там начальник войсковой охраны города Занкевич? Что Кутепов?

— Докладывают, что всё спокойно и готов к предстоящему торжеству. Правда, агентов охраны меньше, чем нам того хотелось бы. Не все участки, скажем так, можно обезопасить.

— Тогда сосредоточьте силы на главных участках. Пусть меньше агентов оберегает мою персону, а сосредоточится на других целях.

— Ваше Высокопревосходительство! — фон Коттен буквально подпрыгнул. — Этого ни в коем случае нельзя допускать! Ваша персона...

— Мне ничего не грозит. Все, кто мог бы нанести мне вред, будут к тому времени задержаны. На параде меня тоже вряд ли тронут: на виду-то у всего мира...

Сомнение кольнуло регента, но он отбросил его прочь.

— Пусть больше агентов будет направлено на устранение военно-промышленных комитетов. Все их члены, замешанные в преступлениях, должны быть арестованы одновременно, так, чтобы никто не мог скрыться. Списки у Вас уже есть?

— Так точно, — кивнул фон Коттен. — Нам даже не нужны новые доказательства, документов и так хватает, чтобы...

— Завтра мы добудем последнюю часть мозаики доказательств. Завтра. Там наиболее важные материалы — бухгалтерия Центрального Военно-промышленного комитета. Причём ни Гучков, ни кто-либо ещё не будет знать о том, что эти бумаги уже у нас на руках.

— Ваше Высокопревосходительство, по-моему, Вы излишне перестраховываетесь. Арестуем комитетчиков. Возьмём бумаги. Что ещё нужно?

— У нас на руках уже должны быть доказательства. Я хотел бы, чтобы мы действовали в рамках закона, а для того нужны неопровержимые, чугунные факты.

Кирилл просто не хотел, чтобы кто-либо из заговорщиков избежал наказания: он намеревался судить их всех открытым судом. И чем больше доказательств к тому моменту будет собрано, тем лучше.

— На всякий случай, я подготовил указ о наделении Вас чрезвычайными полномочиями, — Кирилл вручил лист гербовой бумаги барону. — Вы вольны будете действовать так, как сочтёте нужным, если...со мной что-то всё же случится.

— Мы примем все меры, чтобы ни единого волоса не упало с Вашей головы! Жизнью отвечаю за Вашу безопасность!

Если бы они только знали, что ещё с февраля семнадцатого года господин Занкевич вошёл в число заговорщиков. Именно был тем "жандармом", который посетил кружок Керенского, именно он заявил Хабалову, что войск для обороны Петрограда нет, и что вооружённая борьба бессмысленна. Кирилла его так и не сумел раскрыть...

* * *

Но великие дела тем утром делали не только во дворцах. Двое влюблённых снова встретились. Зима сказала жителям столицы последнее "прости": выпал снег, правда, мокрый. Улицы побелели, а дворники потемнели от предвкушения работы. Ещё бы, снег-то им расчищать! Да в придачу похолодало!

Однако Бобрев не обращал совершенно никакого внимания на окружавшую его действительность. Он снова и снова прокручивал в памяти вчерашнюю прогулку с Анной. Боже, как она прекрасна! Сердце замирало, когда она с невыразимым изяществом, так мило запускала ладошку в свои очаровательные волосы. А улыбка, её улыбка! Она — Дмитрий готов был поклясться — могла растопить даже льды Арктики. Но великолепней всего был её смех, не громкий и не тихий, ничуть не раздражавший, но даривший радость и ощущение теплоты.

"Нет, всё же, лучше всего у неё выходят поцелуи" — не без удовольствия подумал контрразведчик.

Канторович всю ночь — она сомкнула глаза лишь незадолго перед рассветом — думала о прошедшем, поистине фантастическом дне. Он всё никак не могла понять, отчего ей так легко и свободно дышится рядом с этим человеком? Да и, вообще, как она, взрослый уже человек, могла по уши, словно курсистка, влюбиться в совершенно незнакомого человека? Конечно, Дмитрий рассказал ей во время прогулки практически всё. И о рано умерших родителях, и об учёбе в кадетском корпусе, и в юнкерском училище, и о службе в Западном Крае, и об участии в войне. Только о ранении не любил он говорить: видно было, что Саше больно об этом вспоминать.

"Саше...Вот я его и назвала ласково, будто бы знакома с ним давным-давно" — с улыбкой подумала Анна. Через секунду она уже спала, тихо и мирно, и снились ей такие нежные розы и замечательный человек, их подаривший.

Проснулась она, уже глубоко убеждённая в том, что любит Дмитрия, и хочет провести с ним всю оставшуюся жизнь. И всё же Анна боялась — Боже, как она боялась! — вновь обжечься. Вдруг этот человек не такой, каким кажется? Вдруг он обманывает её, вдруг это не любовь, а флирт, роман, затеянный с одной, прекрасно известной Канторович целью? Надо обо всём подумать. Может быть, стоит познакомить его с Винавером? Максим Моисеевич самый умный из известных ей людей, он уж точно сможет сказать: любит Дмитрий её или заигрывает? Да, обязательно надо их познакомить! Прямо сегодня! Не к чему медлить!

Честно говоря, Канторович была не из тех девушек, которые готовы тратить недели, а то и месяцы, ожидая решительных действий от молодых людей. Она совершенно не хотела, чтобы хоть самая короткая секундочка оказалась потеряна. Ведь если всё сложится хорошо — её ждёт счастье, то самое счастье, которое она искала все эти годы!

Анна очень рано потеряла отца: когда ей было пять, он ушёл из семьи, бросил жену с ребёнком на руках. Будучи не последним человеком в обществе, Павел Канторович смог легко и быстро устроить развод. Но никакие связи не могли бы подарить дочери процветающего адвоката счастье. Ещё тогда в сердце Анны зародилась пока ещё смутная, робкая даже, мечта о новом папе. Годы шли, и образ этот преобразился: теперь мадмуазель Канторович виделся муж-рыцарь, без страха и упрёка, верный, сильный, мужественный, заботливый и романтичный. Ещё в юности девушка славилась красотой, и у неё не было недостатка в поклонниках, а то и в женихах. Но годы шли — а образ так и не обрёл воплощения. У подруг Анны мечты потихоньку потускнели, и они вышли замуж отнюдь не за тех мужчин, которые соответствовали бы девичьим идеалам. Но не такова была Анна: она ждала исполнения заветной мечты. И вот, похоже, дождалась! Она наконец-то нашла родственную душу и не собиралась её потерять!

— Надо бы показать его Винаверу, — дошло наконец-то до мадмуазель Канторович.

Старый еврей-юрист заменил Анне родителей, помог получить образование, работу. Она, ничуть не боясь, делилась с Максимом Моисеевичем всеми секретами (ну, почти всеми). Винавер, мудрый Винавер не раз и не два помог ей советом и средствами. И вот теперь настал решающий час: вот-вот судьба Анны изменится, и только её друг может помочь ей.

— Да, их обязательно следует познакомить друг с другом! — воскликнула Канторович, и побежала на службу.

Дмитрий ждал её у парадной, с букетом цветов, на этот раз жёлтых тюльпанов. Едва завидев Анну, Бобрев расцвёл, не хуже, чем подсолнух, подаваясь навстречу рассветному солнцу. Он в несколько шагов преодолел путь от коляски извозчика до дверей, из которых показалась любимая.