Тропою Верности и Веры

— Кажется, — подала голос Наталья, — у этой нити только что завязался новый узелок на ткани бытия. Кажется, все кончено.

Безвольное тело амазонки опустилось на землю, у ног Гиддбина.

— Позаботьтесь о ней, — произнес Лезвие Старой Религии, не глядя на распростершееся тело девушки. — Следуйте на север, до каменного портала. Город отпускает вас.

Склонился, и, проведя пальцем по щеке амазонки, прибавил:

— Помни обещание. Мы еще встретимся у Гремящего Ключа, в чертогах льда, когда настанет твоя ночь конца. Я помню свои слова. Помни и ты свои, Уна из берегового народа.

Выпрямился, и, окинув насмешливым взглядом маленький отряд, ухватился за гриву коня, рывком забрасывая тело в седло. Лошадь встала на дыбы, молотя по воздуху копытами, и совершив гигантский прыжок, ушла в черный обелиск, поглотивший Дикого Бога Охоты, вместе со всем призрачным воинством мертвых воинов и животных, оставивших после себя следы выжженных копыт в земле, и опаленные огнем растения. Огонь на вершине черного монолита мигнул и погас.

Уна зашевелилась и застонала, разлепляя непослушные веки.

Первым, что она увидела, было лицо паладина. Еще не отошедшая от общения с древним богом, амазонка ужаснулась — каким пустым и отрешенным оно было. Синие глаза, всегда гревшие ее ласковым взглядом, казались теперь кусками льда.

Он резко наклонился и поднял ее на руки. Мгновением позже амазонка ощутила, что лежит на мерно колыхавшемся ковре — где ранее сидела Саида.

— Отдыхай, — коротко бросил он и, выпрямившись, отвернулся. От него пахнуло таким холодом, что амазонка невольно съежилась. Таким она его видела только раз — когда Искандер стоял напротив Андариэли.

— Искандер... — беспомощно простонала она, не до конца понимая перемену, произошедшую с мужчиной, которого она любила.

Паладин ровно посмотрел сквозь нее и сделал знак отправляться. Проходя мимо ковра, чтобы занять свое место во главе отряда рядом с Натальей, он бросил короткую фразу, но только Уна слышала то, что он сказал.

— Ты предала Свет. Ты меня предала.

От полного боли стона, Уну удержала разве что гордость. И блестящие, насмешливые глаза Таула, тотчас отвернувшегося, рассматривая растения, скорчившиеся вдоль пути следования отряда.

* * *

— Может быть, сделаем привал? — не выдержала, наконец, затянувшегося безмолвия Саида, когда отряд прошагал немалую часть пути, миновав разрушенный каменный круг, вкопанный стоймя в землю. Потрескавшиеся фрагменты портала оплетали растения, пустившие крупные белые цветы, источающие удушливый аромат. — Отдохнем перед...

Саида замялась, скользнув взглядом по лицам спутников. Сердце у девушки сжималось от сожаления. Понять поступок Уны могли бы варвар или Таул, отстранившийся и делавший скучающий вид. Некромант тоже молчал, отводя взгляд. Наталья безмолвствовала, хмуро высматривая место предположительного ночлега. Лишь Искандер — прямой точно стрела, с гневной морщиной, прорезавшей лоб — был спокоен. И так же молчалив. Точно камни портала.

— Устроим лагерь здесь, — темноволосая проводница указала рукой на относительно гладкий пятачок. Вокруг валялись обломки колон, могущие послужить лавками, растения сторонились места, покрытого короткой, темно-зеленой травой, пробивавшейся даже сквозь камни. — Заночуем.

Лагерь ставили быстро, почти не разговаривая друг с другом. После встречи с Гиддбином даже болтливый оборотень предпочитал держать язык за зубами. Из всех, похоже, только Наталья чувствовала и вела себя как обычно. Проводница была собрана, уверенна и так же молчалива.

Саида всё чаще оглядывалась на амазонку, так и не вставшую с раскинувшегося на каменных плитах ковра. Светловолосая северянка, низко опустив голову, была настолько погружена в свои мысли, что очнулась только, когда неосторожный Таул, случайно или нет, споткнулся о её ноги.

Наталья первой принялась развязывать мешки с вяленым мясом и лепешками, которыми их щедро снабдил харчевник. За несколько дней лепешки стали твердокаменными и вполне могли заменить щиты, будь их размеры чуть побольше, но им нужно было быть благодарными и за такую пищу.

Разложив припасы у огня, и давая мясу пропитаться запахом костра, Наталья уселась на валун осторонь огня, в тени. Некромант устроился напротив, ближе к теплу, которого, по всей видимости, повелителю мертвых очень не хватало даже в душных джунглях Кураста. Укутавшись в плащ, Зандер, не мигая, уставился в костер. Таул, покрутившись рядом и так и не найдя себе места, ушел куда-то в темноту, деликатно намекнув во весь голос на непреодолимый зов природы.

Паладин последним закончил приготовления к ночлегу, и, подойдя к костру, некоторое время стоял, глядя на языки пламени. Затем развернулся и, не глядя ни на кого, тяжело прошел туда, где сидела проводница.

Над костром повисло молчание. Некромант изредка подкидывал ветки в огонь, и даже такие звуки были желанными — всё-таки не тишина.

— Завтра на рассвете будет Травинкал, — ровно, но тише обычного проронила проводница. — Он мог бы быть сегодня, если демон нас не задержал. Впрочем, ты знаешь сам.

— Как думаешь, нам удастся успеть до полного солнца? — бросил паладин. Голос его был хриплым и чужим.

Наталья дернула плечом.

— Может быть, — помолчав, она добавила. — Высший Совет...

Искандер вздрогнул.

— Что ты сказала?

На проводницу посмотрели все, даже отрешенная Уна. Наталья провела рукой по лицу, потерла шрам на виске. Посмотрела на обернувшихся в её сторону людей.

— Высший Совет, — повторила она. — В Травинкале. Была там один раз до того, как уйти в Доки. Много их. Сама не справилась, даже пытаться не стала. Ушла. Едва ушла.

Наталья опять потерла шрам на виске, с силой провела ладонью по лицу. Искандер с силой сжал плечи. Что-то подсказывало его спутникам, что о Совете, что бы оно ни было такое, он знал и сам. Слова проводницы лишь выступили подтверждением его немалым опасениям.

* * *

Разгоняя ночную тьму и холод, солнце поднялось над джунглями. Мрай открыл глаза. Первым, что он увидел, была стоявшая у костра фигура Натальи, оглядывавшая окрестности тяжело и спокойно. Мельком подумалось о том, что никто ни разу не видел странную женщину спящей. Спала ли она вообще?

Ощутив некую нужду, как правило, приходившую к нему по утрам, варвар поднялся. Постаравшись ступать как можно тише, чтобы не разбудить притулившихся к нему с двух сторон Саиду и Зандера, Мрай миновал рвано посапывавшую, уткнувшуюся в сгиб локтя лицом Уну, переступил через тощего оборотня. Протиснулся мимо стоявшей у выхода с пятачка Натальи, и совсем было уже собрался присмотреть подходящие кусты, когда до него дошло.

— Свет и тьма! А, стал быть, где паладинчик?

Наталья встретилась с ним глазами и, после некоторого молчания, указала взглядом вперед, на развалины Верхнего Кураста. Туда, где, по их расчетам, должен быть лежать Травинкал. Варвар дернулся, соображая.

— Он что, то ись... ушел? Один?

Проводница заложила руки за спину, пожимая плечами.

— И... давно?

— До рассвета.

Мрай гулко сглотнул. Резко села на своем месте Уна. Обладавший тонким слухом оборотень-друид приоткрыл зеленый глаз.

— Он... предупреждал, что не возьмет нас в Травинкал, — сиплым спросонья голосом, вспомнила амазонка. И, вдруг, не выдержав, разрыдалась.

* * *

От Нижнего Кураста, где остановилась на ночевку группа Искандера, до Травинкала было добрых несколько часов пешего хода, и на пути паладина лежал еще Верхний Кураст, некогда богатейший и благодатнейший город, таким, каким его помнил адепт Искандер. Теперь, если судить по развалинам Нижнего Кураста, город превратился в руины, проклятое место, из которого таинственным образом исчезли все жители. А обитатели окрестных поселений ушли из обжитых мест, даже не представляя толком, что могло случиться с огромным и процветающим Курастом, городом, находящимся под защитой Храма Паладинов. Ушли, чтобы и на них не пало страшное в своей непонятности проклятие.

Когда-то от Нижнего до Верхнего частей города вело несколько обширных, вымощенных камнем дорог, вдоль которых тоже жили люди. Лес окрестностей Кураста был чист и неопасен для сбора плодов и даже прогулок. Но вот уже много лет дикие джунгли заполонили территорию, издревле завоеванную у них человеком. В этих джунглях не водилось нежити, печать Света даже в оскверненном его храме оставалась незыблема и те, от кого она оберегала людей, не смели приближаться к Травинкалу. Однако дикого зверья теперь здесь было предостаточно, и паладин отлично это понимал. Тем не менее, после короткого раздумья, он избрал путь через лес, с трудом продираясь через дикие заросли, одновременно стараясь делать это бесшумно. Паладин Искандер все для себя решил. Он не будет подвергать опасности жизни своих спутников. Неразумно было вообще тащить их за собой. Ему следовало расстаться с ними в Лут Голейне, расстаться со всеми, и в особенности с амазонкой. Теперь его слабость поставила под угрозу саму миссию, возложенную на него Светом. Единая слабость единого человека ставила под угрозу существование целого мира. Его мира. О том, что значило невыполнение воли Света для него самого, Искандер старался не думать. Но против его воли перед мысленным взором вставало прекрасное и ужасное видение Адских Врат и в уши врезались нечеловеческие вопли и хохот ждавших его демонов. Да, его, Искандера, примут с особой радостью и вожделением. Там, за Вратами.

А все из-за того, что он не нашел в себе сил, чтобы вовремя обуздать себя и проявить твердость, должную быть присущей каждому воину Света. Ему нужно было отослать прочь своих спутников. И, прежде всего ее, Уну. Женщину, для которой он пожертвовал всем, что принадлежало только ему — своими телом и душой. Он заложил душу в обмен на ее жизнь, и отдал ей свое тело в доказательство любви, настолько истинной и сильной, что заставила его забыть обо всем, кроме нее, Уны, женщины-амазонки из островных племен.

А она его предала.

Паладин замер, прижимая сжатые кулаки к вискам и с трудом сдерживая стон. Теперь, когда он поддался соблазну и согрешил, Свет уже не будет освещать его пути. Он лишился и благоволения, и даже магии паладинов, той самой, что могла выручить его, даже когда дела шли совсем плохо. Но его миссии никто не отменял. Он сделал ее успех залогом благополучия своей души. А значит, теперь, когда Свет оставил его, Искандер будет драться не только за всех живущих ныне, но и за себя. Как обычный смертный.

Первый Избранник тоже был обычным. Не приведи Свет повторить его судьбу.

... Искандер, пригибаясь, прошел под огромной, оплетенной лианами, ветвью. По его расчетам, уже скоро он должен был выйти к пригороду Верхнего Кураста. Им уже несколько часов владело сильное беспокойство — лес здесь не казался таким диким и непроходимым. Он выглядел таким, каким привык видеть его адепт Искандер за годы, проведенные здесь. Как будто ежедневно десятки недоученных паладинов, да и просто жителей Кураста ежедневно выходили в джунгли по своим делам — на охоту, за плодами и травами. Хорошо знавший этот лес Искандер мог предполагать, что неделя без людей превратила бы его в непроходимую чащобу. Но люди пропали из Кураста в единый миг, так об этом шептались в Доках. Может ли это быть правдой? Кто в таком случае бродит по здешним лесам, распугивая зверье и нежить? И о каком Высшем Совете говорила Наталья, если Высший Совет в одночасье погиб?

Сын Востока вышел на — в этом не могло быть сомнений — хорошо протоптанную тропу и, гася в себе недобрые предчувствия, пошел по ней. По его расчетам эта дорога вела прямо к цели его путешествия — Верхнему Курасту, который, воспользуйся он главной дорогой, уже давно должен был раскрыться перед путником со всей своей ужасной красоте.

И Искандер не ошибся. Спустя некоторое время джунгли действительно расступились перед ним, открывая вид на древний город, некогда сосредоточие всех сил Света. Некоторое время паладин взирал на лежавший перед ним в низине Кураст, а затем с силой потер оба глаза ладонями, забыв о сковавших их латных перчатках. Боль показала, что он не спит, но развеять чудесный сон не смогла.

Ибо Верхний Кураст оставался таким же, каким его помнил Искандер. Следы запустения едва наблюдались на остовах крайних домов, общий же вид города был таким, каким он был всегда — широкие зеленые улицы, серые стены каменных домов и резные стены храмов, мутные пруды с затянутой ряской водой, в которых плавал мелкий мусор, накиданный туда горожанами, все это было настолько привычным, что на несколько мгновений Искандер застыл, не в силах совладать с собой. Потому что прямо перед ним по городским улицам мирно ходили люди. Не демоны и не нежить, а обычные горожане Кураста. Такие встречали корабль его и его друзей в Доках, с трудом удерживали натиск чудищ из лесов.

Однако чем-то эти люди настораживали его, мешая сделать шаг из зарослей, спуститься с невысокого холма, на котором он стоял, и подойти к ним. Несколькими мгновениями позже он понял, что именно его настораживало: возраст горожан был одинаковым. Среди них не было ни стариков, ни детей. Только крепкие молодые мужчины и женщины, которые не делали никакой работы, только слонялись по городу, казалось, безо всякой цели. Но каждый из этих людей был вооружен. С того места, где он стоял, не было видно их лиц, но Искандер подозревал, что в них тоже было что-то необычное. Что-то что поможет ему понять, отчего жители Кураста стали теми, кем они стали.

Против его ожиданий, вход во внутреннюю часть города не охранялся. Но идти напрямик Искандер не решался. С большим удовольствием он вообще бы обошел проклятый город, если бы в Травинкал, древнее обиталище паладинов, и нужный ему храм Света Заккарум можно было попасть откуда-нибудь еще. Помянув в сердцах всех демонов Ада, паладин поплотнее запахнул свой плащ и двинулся к одному из сточных ручьев, в изобилии вытекавших прямо через городские стены Кураста. Когда-то древние строители так приспособили один из притоков могучей лесной реки, чтобы он выводил городские нечистоты, и пути для многочисленных мутных грязевых потоков были выбиты прямо в стенах.

Там, где Искандер собирался проникнуть в город, лесные заросли подступали к самой городской стене. Поэтому паладин беспрепятственно и никем не замеченный подобрался и скользнул в грязную канаву, выводившую ручей из города. Латного доспеха он так и не снял, понадеявшись на легкость металла, из которого тот был сделан. Но оружие, которым он был увешан, было достаточно тяжелым, и едва ли получилось бы выплыть, случись такая необходимость. Однако никакой такой необходимости не случилось. Погрузившись в вонючую воду по грудь, Искандер нащупал ногами дно, и, отпустив склизкий край каменного стока, пошел под арку в стене, сооруженную для этого ручья.

Паладин приготовился идти очень долго, примерно представляя себе, насколько извилистыми могут быть пути этой подстенной канализации, уже раз побывав в канализационных стоках Лут Голейна. Однако не успел он пройти и нескольких десятков шагов, когда светляк в стеклянном пузырьке — подарок рыжего оборотня, раздавшего таких всем еще на корабле, взволнованно заметался, бьясь о края сосуда. Тусклый свет, которым Искандер худо-бедно освещал свой путь, сделался мечущимся. Стиснув зубы, паладин поднял склянку повыше и тут до него долетел протяжный женский стон, переходящий в крик.