Звериный подарок

Ждан резко отпускает мою руку и уходит. Все вокруг поднимается ввысь и вот я на коленях, как будто самое время молиться. Не верю, что это был он. Совсем другой, чужой... злой.

За что? В комнату заглядывает Верея и вылетает, увидав меня на полу, встать сил просто нет.

Убежать! Вот что я сделаю. Прямо сейчас.

Ноги вот только отказываются вставать. И лицо Правителя. Он сказал, это очень важно, настолько важно, что ему пришлось приказать. И это было нелегко, видела, как сложно ему дались эти слова. Каждое слово. Мог бы — меня не трогал, точно знаю.

— Вот она, — Верея залетает и прижимается к стене. За ней — Дынко.

— Рыдает. Конечно же, — спокойно говорит, безо всяких усилий поднимая меня на ноги. Правда, приходится держать, чтобы я не опустилась назад.

Разве я рыдаю? Слезы, может и есть, но так, ничего серьезного. Они давно уже все закончились.

— Со всех сторон какой-то цирк, хожу и поражаюсь. К чему все эти сложности? Выдумали столько ерундовых планов, неведомо чей глупее, — Дынко сажает меня на кровать и начинает вытирать лицо рукавом своей рубашки. Что в этом жесте такое... милое, отчего слез становится только больше. — Верея, воды дай!

Та выбегает.

— Сейчас мы с тобой пойдем и посмотрим на весьма интересное зрелище. Только рыдать не надо больше. А еще намекают, что это я простофиля! — доверчиво обращается к вернувшейся Верее, выхватывая стакан с водой из рук.

— На, пей. Все? Погоди пока рыдать. Ох, влетит же мне! Пошли.

Он поднимает меня и тащит к двери. А там, оглядываясь по сторонам, аккуратно куда-то ведет. Прячет за спиной, как будто мы задумали что-то нехорошее.

— Верея, вернись в комнату, — рявкает Дынко, — а лучше вообще в свою! Дарька, а ты тихо чтоб себя вела. Чтоб ни звука, слышишь?

Я киваю, хотя он уже не смотрит. Поднимаемся выше, мимо коридора, где толпятся несколько охранников, обходим по соседнему, мимо высокой, разукрашенной плавными узорами двери, пока не попадаем в темный узкий угол с небольшой дверцей, спрятанной за тусклыми портьерами. Дынко жестом фокусника выхватывает из кармана ключ и прижимает палец к губам.

— Тихо мне, — говорит, поворачивая ключ в замке и медленно приоткрывая дверь. В узкую щель сразу лезут незнакомые голоса, слишком тихие, чтобы расслышать, о чем речь. Дынко тянет меня за руку и медленно отходит в сторону. Мы на балкончике тронного зала, передо мной большое круглое помещение, выложенное горным мрамором, по периметру вогнутый потолок поддерживают колоны. Прямо подо мной куча людей, белоглазые! Такие, как в лесу напали, цепляюсь руками за перила балкона, крепкое дерево чуть ли не стонет под моими пальцами.

— Да нет же, левее, — нетерпеливо говорит Ждан.

Левее? Я поворачиваю голову. Левее помост, церемониальные места, для княжеской семьи. На троне из такого же камня как вокруг, правда отделанного серебряным металлом, сидит прямой Литовай, а рядом... рядом стоит Радим, на нем странная одежда, не кожа, как обычно, а из ткани, что-то вроде длинного кафтана, наглухо застегнутого. Радим?

— Поняла? — тихо шепчет Дынко прямо в ухо. — Мы всегда кого-то другого за вожака выдаем, когда едем в чужую страну. И его меньше донимают, и нам проще защищать.

Радим... Вожак... Так вот за кого меня собираются выдать замуж. Но... разве так бывает? Разве может все сложится настолько хорошо, что даже сказочник такого не выдумает? И даже если правда, ведь есть еще... Власта? Но это же... сестра.

В этот миг он стал моим. Я отпустила свою любовь. Разрешила ей жить. Вокруг мгновенно взорвалась яркая вспышка, буквально приподняв меня над полом.

Дынко поймал меня, когда я почти вывалилась с балкона. Белоглазые с интересом наблюдали за происходящим над головами, как Дынко, схватив меня в охапку, тащит наружу, за дверь. Не забыв ее запереть, почти несет дальше по коридору, причитая:

— Что за невезение! Теперь точно влетит по самый не балуйся! Не могла как-нибудь тише себя вести, или предупредить что ли, что сигать вниз собираешься. Кстати, я тебе только что жизнь спас, так что мы квиты. Спас точно. Если б ты свалилась белоглазым на голову, они бы решили, что это нападение и тебя точно сразу бы пришибли. Не посмотрели бы на твой статус.

Так и затащил в комнату, где Верея, скромно потупив глазки, пристроилась в углу на сундуке. Дынко ставит меня у кровати, осматривает и поправляет закрутившееся вокруг ног платье. Как будто я сама этого сделать больше не могу.

— Все, сиди тихо. Если что, я ничего тебе не говорил, ясно?

Дынко пятится к двери, а я стою напротив, как будто вросла в пол. Моя любовь растекается вокруг.

До двери Дынко не дошел, она распахнулась и инстинкт самосохранения быстро подсказал ему, что лучше переждать в углу.

Радим влетел как молния, через секунду мое лицо обжигали его горячие ладони. Заглянул в глаза и позвал. Голоса окружили, заглушив все остальные звуки. Шепот и плач, смех и пение, как тогда на поляне. Вот что это было — он меня звал. Тогда среди ночи, встретив у озера — звал. Каждый раз, когда смотрел в лесу у костра — звал. Каждый раз, оказываясь рядом — звал. И по ночам, у двери... Так... прекрасно.

В глазах напротив появилось настороженное ожидание.

— Ты слышишь?

— Да. — Я ответила и в голоса вплелась почти неуловимая воздушная нотка. Моя мелодия. — Люблю тебя.

Как можно было не услышать его раньше? Настолько бояться? Закрываться? Настолько не доверять себе?

— Моя люна-са. — От его жаркого шепота сердце почти останавливается. Теперь он меня целует, как и хотела. Теперь, когда стало совсем неважно, кто кого. — Моя любовь...

Буду ли я когда-нибудь счастливей, чем в этот момент? Неподражаемо близкий голос заставляет дрожать.

— Думал, что ты можешь совсем не проснутся. Почти отчаялся, не знал, что еще сделать. Ты же человек... может, вам это недоступно. Но теперь ты... со мной. Моя единственная...

Его губы делают что-то такое, отчего ноги просто подкашиваются. Хорошо, что он крепко меня держит. И снова целует...

Потом, очень неожиданно, он отодвинулся.

— Мне пора. Я убежал. как полоумный, когда тебя увидел, прямо посреди приветственной речи Правителя. Надо возвращаться, отцу одному будет сложно долго их сдерживать. Приду, когда все закончится. Ты мне... откроешь сегодня?

— Я буду тебя ждать...

Дверь за Радимом закрывается, он уходит так же быстро, как и пришел. Как со мной случилось такое чудо? Я получила единственное, что необходимо для совершенного счастья, получила просто так, ни за что. Получила Радима. Целиком и полностью, без остатка.

— Надеюсь, они не собираются повторять этого каждый раз? Тошнотворное зрелище, — комментирует из угла Дынко. Верея только фыркает.

Зрители? Пусть смотрят, неважно, сейчас меня интересует другое. Я не могу сойти с места, вокруг меня тает, расходясь, слой плотного снега. Под ним прорастает зеленая травка, быстро густея, покрывает ковром все освободившееся от сугробов место. А потом над ней поднимаются, распускаясь, бутоны. Крошечные белые и голубые, мелко, почти невидимо подрагивающие цветы раскрываются навстречу небу. Это цветет моя любовь, цветет необыкновенно быстро и полянка разрастается все дальше и дальше. Кроме меня, этого никто не видит.

От двери несмелый голос. Власта.

— Можно?

— Здравствуй, — говорю и опять наблюдаю, как расползается зелень. Неожиданно, но очень вовремя, начинают щебетать птички и на траву опускаются мягкие солнечные лучи.

— Иди сюда, к нам, — Верея.

Власта исчезает с поля зрения.

— Я не ошиблась? Она больше не спит?

— Как видишь. — Дынко, похоже, уходить больше не собирается. Голос довольный, есть чем гордится, у него получилось сделать то, чего не смогли остальные. Разбудить во мне кого-то еще.

Позже приходит Ждан, осторожно заглядывая в комнату.

— Эээ, сколько вас тут. — Опасливо коситься, проходя к ребятам.

— Ждан, я тебе припомню, — говорю, а вокруг все еще цветет маленькими звездами живое великолепие. Края полянки исчезают вдали, рост травы уже сильно замедлился, но зато прямо у ног появился ручеек, дополняя птичий щебет журчанием воды.

— Прости. Ты не видела просто, что с ним творилось, я же хотел как лучше. Призналась бы и все. А ты, Дынко, сволочь!

— Зато я все это создал, — благородно разводит руками Дынко, — спасибо говори давай. Ты со своими интригами при нормальном дворе и суток бы не пережил. Дилетант!

Ждан что-то неразборчиво бормочет. На благодарность непохоже.

— И долго она так будет? — Верея.

Трава замирает где-то далеко на горизонте. Вокруг солнечно и тепло. Появляется легкий прохладный ветерок, а вместе с ним запах свежей травы и душистых полевых цветов. В таком месте хотелось бы остаться навсегда.

— Кто ее знает. Я видел однажды, как проснулась люна-са. У кузнеца в городе. Недолго, но это же люна-са вожака. Может, до утра стоять будет. — Дынко.

Последние штрихи — легкий шепот, почти неотличимый от шума дующего ветра — его зов. Вот теперь мой мир полностью готов. Безупречный. Напоследок оглядываю созданную красоту. Неужели это жило во мне? Столько всего... правильного.

— А не поесть ли нам? — спрашиваю у всей честной компании, делая шаг вперед. Если вспомнить, то за день я только обедала, да и то кое-как.

На кухне готовили ужин для делегации, поэтому нас усадили за стол подальше в углу, чтобы не мешали, но мы все равно мешали. Зато еды дали много и разной. Вот интересно, сидят рядом со мной альфы, княжна и горничная и все болтают друг с другом безо всяких церемоний, как будто так и надо. А может и правда, надо именно так? Разве было бы такое возможно в доме моего отца? Да никогда! А повариха, хлопнувшая ложкой Ждана по руке, засунутой в горку печенья на блюде? Он только поник и сбежал. Тот, который одним движением... нет, об этом думать я не буду. И остальное ему уже простила, давно простила, сразу, как узнала, почему он мне такое представление устроил. Когда ответила на зов Радима, сразу поняла, как это — звать и не слышать ответа. Как это — звать, а вокруг только тишина. Страшно...

Я съела больше, чем за последние три дня. Тут же захотелось спать, столько событий сразу не каждый день бывает. Меня никто не удерживал. Я сказала Верее, что справлюсь сегодня без ее помощи и ушла.

Радим пришел почти в полночь, когда я уже спала. Распахнулась дверь и сон тут же как рукой сняло. Одним движением сбросил свой кафтан на кресло и тут же оказался рядом на кровати. Позвал. Я ответила. Некоторое время мы так и разговаривали, бессмысленно, чистыми эмоциями. Потом он повторял как раньше, когда по ночам под дверью сидел.

— Люблю тебя. Больше жизни люблю. Никогда не думал, что такое случиться, забуду про страну, про семью, про друзей, про все. Только ты. Когда ты не отворачиваешься, не убегаешь, не ждешь удара исподтишка, когда так смотришь и так улыбаешься, как сейчас, ради этого стоит жить. Я живу, потому что ты рядом, потому что ты моя. Люблю тебя.

И теперь я слушаю, стараясь не пропустить ни слова. Теперь, когда не нужно убегать от его голоса и прятаться в углу, болея от одной мысли, что эти слова слышали многие девушки. Нет, никто не слышал, никому не говорил, кроме меня одной!

Все-таки непросто ему пришлось, после целого дня, полного дел, вместо отдыха приходить сюда и разговаривать с пустотой. Пытаться объяснить пустоте что-то очень важное. А в ответ — молчание. Какая я все-таки... глупая была, правильно они говорили.

— Тебя так долго не было.

— Да, в моей жизни мало свободного времени. А теперь вообще нет, потому что оно все принадлежит тебе. Но долг есть долг, уедут одни — приедут другие. Когда нет делегаций, есть внутренние проблемы. Конечно, ничего настолько серьезного, как дивы. Но теперь это неважно. Вчера еще думал — как же мне их выдержать, не сорваться, не нагрубить. А это — война. А я... без тебя. Теперь не страшно, вряд ли меня проймет даже десяток делегаций, когда со мной моя люна-са. Моя любовь...

Когда я замерла, обнаружив его руку гораздо ниже моей талии, он сразу ее убрал.

— Не бойся, не трону тебя до обряда. Помню, как для тебя это важно.

Сейчас мне было не важно. Совсем. Знала, что обряд для нас просто символ, никакого действительного значения не имеет. Ничего не изменит. Просто не хотелось всего... сразу. Хотелось растянуть подольше.

К моей шее прижимаются горячие губы.

— Но уж потом, — Радим медленно сжимает меня в кольце рук. — Потом я собираюсь возместить все свое примерное поведение.

— Угрожаешь?

— Молчи, лучше молчи...

И он снова зовет меня, и прерывается только чтобы целовать. Не знаю, какое из этих двух занятий приятнее.

Мы засыпаем далеко за полночь.

Волки

Из всех, находящихся в зале, вспышку ослепительно белого света увидел только Радим. И сразу понял, что это. Пришлось тотчас отвернуться и повезло, что почти все члены делегации отвлеклась на странную сцену на балконе, дав возможность вернуть лицу спокойствие. Впрочем, это все, на что его хватило. Как только внимание дивов вернулось к Правителю, Радим быстро извинился и под изумленными взглядами, с трудом удерживаясь, чтобы не сорваться на бег, пошел к двери.

Еще через две минуты он был у Дарены. И хотя точно знал, что она проснулась, теперь уже насовсем, было очень страшно. Звериный народ с детства знает, что иногда, очень редко, встречаются пары, созданные друг для друга. Звериной девчонке достаточно сказать, что за ней пришел зверь и та радостно примет выбор, сделанный за нее богами. Но человеческая... что делать с человеческой, как объяснить? Что сказать? Что он мог ей сказать? Что теперь жизнь незнакомого ей парня целиком и полностью в ее руках? Что они будут жить вместе и даже умрут, как в сказках, в один день, потому что пара люна-са не способна пережить смерти друг друга? Что они будут счастливы, счастливы каждую минуту своей жизни, потому как теперь соединены связью высшего порядка, ограничивающей волю зверя, но взамен усиливающей все то, что бывает между влюбленными? Как можно сказать такое девчонке, которая ничему не верит и в каждом слове видит поползновение на свою репутацию? Которая совсем не слышит зова, способного подтвердить правдивость этой странной, чужой в ее стране истории? Нет, он не мог такого сказать. Оставалось только ждать, пока Дарена сама почувствует эту связь, пока сама услышит его зов, ведь должно же это, в конце концов, произойти? Ну, может еще попытаться завоевать ее сердце, как делают обычные влюбленные, но как именно они это делают, Радим представлял с большим трудом. В его мире отношения с женщинами сложностью не отличались, в столице был дом отдыха, похожий на княжеский, где все решалось просто и никого не нужно было завоевывать. Еще женщины, приходившие за улучшением рода, которые тоже отлично знали, зачем прибыли и обхаживания не требовали. Одно время он практиковался ради интереса доставлять женщинам удовольствие, но только физическое. А тут... что делать с девчонкой, которая простое прикосновение воспринимает как попытку надругаться? Он умел, конечно, наговорить сходу целую кучу комплиментов, но не ей... Перед Дарькой все эти слова казались пустыми и глупыми, все равно что радуге хвастаться, какой красивый цвет у твоей рубахи. Как еще завоевывают сердца? Подарками? Реакция на плащ говорила сама за себя. Проявлением заботы? И как он мог проявить заботу, не выворачивая наружу темную и грязную изнанку? Что он мог ей сказать?