Сейчас тело молодого человека уже наверняка нашпиговали чипами и опутали информационными лентами. Первое время их можно будет нащупать под кожей, но когда мышцы начнут увеличиваться в объеме, ничто, кроме внешнего вида самого Олеся, не скажет, что он имплант.
В эти минуты наверняка началась самая сложная часть операции: молодому человеку вскроют череп, чтобы нейрохирург мог "подсоединить" информационные ленты к соответствующим отделам головного мозга. Это самая рискованная стадия, малейшая ошибка врача грозит пациенту не просто деформированными мышцами и болями, но и инвалидностью, а то и смертью.
Евгений дошел до конца коридора, развернулся и увидел, как дверь в операционный блок открылась. Он ускорил шаги и почти подбежал к двери, когда из нее вышла юная медсестра в светло-зеленом операционном халате. Она сняла повязку с лица и спросила:
— Вы родственник?
Сеченов мгновенно вспотел.
— Друг. С ним... все в порядке?
— Сожалею, но у молодого человека не выдержало сердце. Мы сделали все возможное, но спасти его не смогли...
Евгению стало холодно. Он обхватил ладонями локти, поднял плечи и съежился. Казалось, белые кафельные стены стали источать холод, нагонять морозный воздух прямо в легкие, откуда он растекался по телу, грозя вот-вот заморозить сердце.
Сеченов отвернулся от медсестры, даже не дослушав ее извинений и оправданий. Не нужны ему никакие сочувственные слова. Они бесполезны и недейственны, и ни капли не успокаивают. Его ничто не сможет успокоить.
Мужчина вышел на балкон и посмотрел на небо. Серое, затянутое тучами, оно оплакивало смерть молодого мечтателя, а вот в глазах Евгения слез не было. Он находился в ступоре, будто попал в десенсибилизационную камеру, где умирают все ощущения, остаются жить лишь мысли.
Худшие предчувствия Сеченова оправдались, и теперь он винил себя. В том, что не сумел настоять на своем и отговорить Олеся от глупой затеи, в том, что сам не взялся за операцию, не проконтролировал, не сберег, не спас...
Неожиданно правая рука мужчины нащупала под пиджаком какую-то выпуклость, что-то прямоугольное и твердое. Он расстегнул пуговицы и вытащил из внутреннего кармана серебряный портсигар Олеся. Не о чем ни думая, Сеченов раскрыл его, вытащил сигару, ножницы, отрезал кончик и похлопал себя по карманам в поисках зажигалки. Чья-то волосатая рука протянула ему зажигалку, он взял ее, даже не поблагодарив стоящего за спиной человека, и закурил.
Это единственное, что осталось от Олеся. Терпкий аромат дорогих сигар и жгучее чувство в сердце. Что-то такое, чему Сеченов подберет название лишь спустя долгих три года. А именно: ненависть к себе, ненависть к своей работе, к имплантатам и людям, стремящимся быть не такими, как все.
* * *
Евгений Михайлович докурил сигару, разогнал рукой дым вместе с картинами прошлого и закрыл окно. Пора мыть руки. Сегодня у него две операции: вечером ему предстоит заняться пересадкой сердца, а сейчас в операционной анестезиологи давали наркоз пожилому банкиру, который на старости лет захотел научиться читать мысли. Ему, видите ли, стало интересно, что о нем думают родственники. Старик намеревался изменить завещание, но сомневался, в чью пользу его следует менять, поэтому решил пойти на крайние меры.
Банкир был очень богат и заплатил за операцию в три раза больше положенного, лишь бы не стоять в очереди. Сеченов ненавидел людей, считающих, что все в мире можно купить за деньги, но согласился. Потому что знал, чем закончится операция.
Знакомыми коридорами он прошел в операционный блок. Облачился в халат, надел бахилы и шапочку, и встал к раковине. Из небольшого зеркала на него смотрел усталый пожилой джентльмен с грустным взглядом и безжизненным лицом. Возможно, ему стоило отпустить бороду или хотя бы усы, но Олесь никогда не любил растительность на лице, и Евгений Михайлович даже спустя десять лет со смерти мужчины, не желая нарушать традицию, брился каждое утро.
Тщательно вымыв руки и подождав, пока медсестра наденет на него перчатки и повязку, закрывающую нос и рот, Сеченов вошел в операционную.
Лампы дневного света были рассредоточены по потолку и не давали теней, отчего находящиеся в помещении люди казались призраками, правда не белыми, а зелеными и вполне ощутимыми. Зеленый оказался преобладающим цветом в операционной. Зелеными были стены, одежда врачей (помощника, который по совместительству являлся еще и анестезиологом, и медсестры), простыня, которой накрыли пациента, огромный светильник над операционным столом и ящички с инструментами.
Этот цвет Евгения Михайловича успокаивал, но в то же время напоминал о другой операционной, в которой ему довелось побывать десять лет назад. Тогда на столе лежал Олесь. Голова его была обрита, как была обрита голова пожилого банкира, который сейчас лежал на операционном столе лицом вниз. На какое-то краткое мгновение перед глазами Сеченова возникло улыбающееся лицо молодого человека, но тут же исчезло.
Евгений Михайлович по привычке потянулся к внутреннему карману пиджака, где всегда лежал портсигар, но быстро опомнился и подошел к операционному столу.
— Приступим, — произнес он коротко.
Операция началась.
Пациент ничего не чувствовал и не видел: ни шланга, с помощью которого его присоединили к специальному аппарату, ни экрана над операционным столом, показывающим ход операции, ни рук, ловко орудующих электрическим лобзиком.
Нейрохирург действовал механически, не особенно задумываясь о последовательности действий. Хирургическое вмешательство было сложным, но когда на твоем счету не десятки, а сотни подобных операций, в конце концов перестаешь задумываться о том, чтобы скальпель резал ровно, чтобы лезвие пилы не задело головной мозг... Все делалось на автомате, единственное, что по-настоящему волновало Сеченова, это время. Сегодня Евгений Михайлович должен управиться быстрее обычного.
Он обернулся к своему заместителю, который сегодня присутствовал в операционной лишь для оказания помощи в экстренном случае, и мотнул головой:
— Если у тебя срочное дело, можешь идти, Анечка мне поможет.
Заместитель — высокий худощавый мужчина лет тридцати восьми — сидел на табурете в углу и, в ожидании, когда потребуется его помощь, перекладывал инструменты. Предложение явно показалось ему привлекательным, но уходить он не спешил.
— Это не по правилам.
— Я же знаю, — одними глазами улыбнулся Сеченов, — что у вас сегодня годовщина. Ступай, купи жене, гм, цветов, сделай сюрприз. Она ведь не ждет тебя раньше восьми?
— А как же сердечник?
— Об этом не беспокойся, я уже договорился о замене. И этого старикана из наркоза выведу.
Мужчина несколько минут колебался, а потом поднялся с табурета.
— Спасибо, Евгений Михайлович. За мной должок.
— Разумеется, — усмехнулся врач и обратился к медсестре, — можете отдохнуть, сейчас начнется исключительно моя работа.
Они остались в операционной вдвоем: Сеченов и медсестра. Лежащего на операционном столе банкира Михаил Евгеньевич в расчет не брал, все равно тот ничем не может ему помешать и вскоре действительно превратится в пустое место, перестанет быть человеком.
Евгений Михайлович действовал аккуратно, но решительно, лазер резал уверенно, без сомнений, хоть и не там, где положено при подобных операциях. Врач не опасался, что кто-то заметит, как он убивает больного. Знающий человек покинул операционную и теперь ехал домой праздновать годовщину собственной свадьбы, а женщина-помощница, хотя раньше и присутствовала на подобных операциях, знала не больше, чем полагается хирургической медсестре.
— Ток, — попросил Евгений Михайлович.
Женщина подала врачу небольшой черный ящичек, от которого шли два толстых провода с тупыми иглами на концах. Этот прибор в оригинале предназначался для определения функционального назначения разных отделов головного мозга путем их временного отключения. Подобным инструментом пользовались, например, при удалении опухоли головного мозга, но Сеченов приспособил его для более эффективного подсоединения имплантатов, чем заслужил признательность и уважение коллег по медицинскому цеху.
В применении аппарата не было ничего необычного, поэтому медсестра, промокнув лоб хирурга, отошла в сторону.
Осциллограф негромко пикал, в такт с ритмичными кривыми, которые рисовал на зеленом экране, в большой стеклянной трубе бесшумно опускалась и поднималась "гармошка", показывая частоту и глубину дыхания пациента. Все шло просто замечательно.
Михаил Евгеньевич сосредоточился.
"Немного вправо... чуть глубже... еще немного..."
Микроразряды поочередно отключили дыхание и сердцебиение. Осциллограф запищал. Медсестра встрепенулась и бросилась к Сеченову.
Евгений Михайлович помогал женщине реанимировать больного, хотя знал, что никакие массажи сердца и дефибрилляторы не помогут. Банкир отправился к праотцам.
— Время смерти: четырнадцать часов сорок четыре минуты, — констатировал Сеченов и снял с лица повязку.
Одним имплантом на земле стало меньше.
В ПОЛКУ ИНВАЛИДОВ ПРИБЫЛО
По официальным данным Министерства здравоохранения, с появлением имплантатов число инвалидов снизилось. Люди, получавшие ранее инвалидность в связи, сегодня ведут совершенно нормальный образ жизни. Искусственные сердца, почки, конечности функционируют порой лучше живых, для таких людей открылись новые возможности! Увы, наше общество до сих пор относится к людям с искусственными конечностями, как к инвалидам, и это обидно. Прежде всего, самим имплантам. Поэтому многие предпочитают умалчивать о своих проблемах, не рассказывают об искусственных органах друзьям и знакомым, а иногда и скрывать пребывание в клинике, лишь бы не попасть в категорию "имплант" или "инвалид", лишь бы к ним относились по-прежнему.
В четверг в клинике М.Н.Баранова произошла авария: вышел из строя сервер, оставив больничные корпуса без связи на несколько часов. После восстановления работоспособности компьютерной сети, выяснилось, что базу данных, содержащих список имплантов, взломали. В пятницу база появилась в интернете.
Злоумышленники не только вывесили списки прооперированных людей, но и указали конкретные заболевания каждого, а также виды и типы имплантатов, которые те получили. Теперь любой может выйти в сеть и посмотреть, нет ли в списке имплантов соседей и знакомых. Пусть пострадавшие люди не имеют физических отклонений, им придется столкнуться с самой большой трудностью: новой адаптацией в обществе. В полку инвалидов прибыло!
"Рабочий полдень"
?67, август 2099 г.
* * *
Утром Кайл проснулся раньше обычного. Объяснялось это, а также приснившийся ему плохой сон, одной простой фразой: он знал, что будет написано в карточке дневного расписания. И точно, едва Кайлу принесли завтрак, он бросился к подносу и взял в руки белый прямоугольник.
10.15 — Сеченов Е.М.;
по окончании — съемки;
18.00 — посещение благотворительного аукциона;
21.00 — прямая интернет-линия с поклонниками.
Кайл швырнул карточку и отодвинул поднос с такой силой, что чашка опрокинулась, отчего терпкий аромат кофе усилился раза в три. Он ненавидел обязанность ежегодно приезжать в клинику Сеченова на обследование. Ненавидел потому, что, во-первых, ненавидел самого Сеченова, а во-вторых, терпеть не мог быть обязанным. Он сам себе хозяин, сам себе господин, а иметь над головой дамоклов меч с крупной надписью: "Раз в год тебе необходимо явиться на обследование" значит ограничить себя в свободе, подчиняясь требованию перекраивать расписание.
Личный секретарь актера знал о ненависти Кайла к клинике и ко всему с ней связанному, поэтому откладывал посещение до последнего — до конца лета, когда заканчиваются отпуска. Период, когда можно записаться на повторный прием, ограничен, дабы не мешать графику операций. В этом году Кайл хотел отложить визит к Сеченову до осени, ссылаясь на то, что "Командор" требует его постоянного присутствия, но из-за графика клиники был вынужден явиться на прием именно сейчас.
Настроение у Кайла испортилось. День не удался. Пожалуй, он отложит остальные дела, чтобы не портить своим дурным расположением духа прямую линию с поклонниками и показушный аукцион.
Кайл подумал, и разорвал карточку на две половины. Первую, с надписью "Сеченов" и "съемки", положил в карман, а вторую, с благотворительным аукционом и интернет-линией бросил в лужицу кофе. С этим он разберется завтра, а пока ему предстояло нацепить на лицо нейтральную улыбку и отправиться в клинику.
Евгений Михайлович, как всегда, принял Кайла в личном кабинете. Посещение мегазвездой клиники было строго засекречено, иначе почитатели таланта сразу догадались бы, что их любимец — имплант. Кайлу подобная "слава" претила, к тому же он всеми силами старался скрыть свое умение читать чужие мысли. Имплантат в его голове работал исправно, снабжая актера неоценимой по значимости информацией, вот и теперь пожимая теплую, но сухую руку доктора, он слышал все, что тот думает.
— Раздевайтесь.
В голове доктора Сеченова не было ничего, кроме монотонного:
ТРИСТА ТРИДЦАТЬ ДВА, ТРИСТА ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ, ТРИСТРА ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ...
Врач сам устанавливал Кайлу имплантат, поэтому предпочел скрыть мысли, вывесив на первый слой, словно на витрину магазина, большой счетчик. Судя по бесперебойности и монотонности, Евгений Михайлович отлично умел контролировать первый слой. Второй поддавался контролю хуже, но Кайл не слышал его — для этого нужно было сосредоточиться, а сейчас это было затруднительно.
Актер сел на стул рядом со специальным аппаратом. Сеченов посветил в глаза пациента специальным фонариком.
— Ничего не беспокоит? Жалобы есть?
На все вопросы доктора Кайл отрицательно промычал.
С "ЧИТАТЕЛЕМ" ПРОБЛЕМЫ БЫЛИ?
— Нет.
Кайл улыбнулся. На пару секунд он почувствовал свое превосходство над Сеченовым. Свой вопрос Евгений Михайлович задал мысленно, зная, что актер сможет его уловить, но сам услышать мысленный ответ пациента не мог. Кайл не понимал почему, но Евгений Михайлович отказывался установить себе имплантат, а ведь это могло помочь тому в работе — мысли пациента скажут больше, чем слова, не к каждому ощущению можно подобрать определение и не каждое состояние можно описать парой фраз. Но врач был ярым противником имплантатов, как бы странно это ни звучало.
ВСЕ В ПОРЯДКЕ.
— Я могу идти на компьютерную томографию?
— Медсестра проводит вас. И я хотел бы, чтобы вам провели еще и электронейромиографию.
— У меня что-то не так?
— Не волнуйтесь, это обычная мера предосторожности. Раннее предупреждение разных неприятных последствий. Вживленные имплантаты находятся слишком близко к двигательным зонам
Кайл кивнул. Оставшиеся процедуры пройдут не так быстро, как хотелось бы, зато неприятная встреча с Сеченовым осталась позади. Как только он выйдет из его кабинета, может с чистой совестью забыть о его самодовольном лице ровно на год.
