Слишком много привидений

Сидящий рядом Махмуд сунул пистолет в карман куртки, затем нагнулся, разорвал окровавленную брючину на голени и приложил к ране платок.

— Сильно зацепило? — посочувствовал я.

— Нет, — поморщился Махмуд. — По касательной... Больше крови, чем раны.

— Книгами торговать и ментов на хрен посылать у тебя лучше получается, — съязвил я.

Махмуд промолчал.

— Я ментов поганых тоже не люблю, — развязно продолжил я. — Не только книжных торговцев и меня достают. До самых печёнок.

В зеркальце заднего вида я поймал сердитый взгляд сидевшего за рулём молодого парня. Тоже мент, понял я, и это меня окончательно раззадорило. Захотелось дурным голосом бесшабашно заорать блатную песню: "Скрутили урку волчары драные и в каталажку его везут..."

— Роман Анатольевич, ты только здесь балаган не устраивай, — осадил меня Серебро, словно прочитав мои мысли. — Давай по существу дела говорить.

— По существу? Вначале своему оперу бинт дайте, а то кровью изойдёт.

Николай Иванович без лишних слов достал из бардачка аптечку, передал Махмуду.

— Сам справишься?

— Справлюсь, — пробурчал Махмуд. — Больше разговоров...

— Ну, а тебе что подать? — натянуто обратился ко мне Серебро. — Водочку с грибочками?

Фамильярный тон резанул меня. С каких это, спрашивается, пор мы на "ты" перешли?

— Доброхотов, желающих рюмку поднести, у меня, Коля, и без тебя хватает, — отрезал я. — Лучше скажи, зачем ты интермедию с перестрелкой в кафе устроил? Своих людей не жалко?

Серебро нахмурился, но сдержался.

— Это не инсценировка. На вас устроили охоту боевики Грызлова. Говорит вам что-нибудь эта фамилия?

— Говорит. Но и своя голова на плечах имеется, кое-что соображаю. Если вам было известно о готовящемся покушении, то почему боевиков нельзя было тихо-мирно взять на подходе к кафе с оружием в карманах, не подвергая опасности ни своих сотрудников, ни, тем более, ни в чём не повинных граждан?

Лицо Серебро совсем окаменело.

— Во-первых, операцию планировал не я. Это прямые функции УБОП. Во-вторых, если боевиков взять не на деле, а только с оружием в карманах, то через неделю они будут на свободе. Не мне вас, Роман, учить, что в стране за демократия.

— И вы решили двух зайцев убить — и боевиков убрать, и меня припугнуть, — усмехнулся я. — Чтобы стал сговорчивее.

Серебро промолчал. Я выглянул в окно и увидел, что мы выехали за город и мчимся по магистральному шоссе на юг. Где-то здесь находился весьма памятный поворот к Павловой роще.

— Куда мы едем?

— К нам на базу. И нам, и вам там будет спокойнее.

Я рассмеялся.

— Без меня меня женили... Послушайте, ещё совсем недавно, то бишь вчера, вы были убеждены, что в букмекерском зале ипподрома именно я убил трёх кидал из банды того же Грызлова. Так?

— Так.

— А если так, то почему я должен был бояться двух его боевиков? Неувязочка получается.

— Никакой неувязки. Ситуации кардинально разные. Я вам уже объяснял: никто бы сегодня с вами драться или вступать в разговор не стал. Походя застрелили бы, и всё.

— Нет, всё-таки вы меня не понимаете, — покачал я головой и протянул Серебро фотографии. — Вам известно, кому принадлежат эти три могилки?

Серебро выжидательно молчал.

— Что же вы, на откровенность меня вызываете, а сами?.. Тут ведь на крестах имена и фамилии выбиты. "Покойся с миром..." и минимальные анкетные данные.

— Да, известно, — решившись открыть карты, кивнул Николай Иванович. — Могилы принадлежат трём заезжим профессиональным киллерам, нанятым мэром вашего города Ираклием Колубаем для устранения Ураловича и Шерези.

— Вот... — протянул я. — Знаете. Значит, знаете и то, что эти самые киллеры были сегодня ночью у меня на квартире. Судя по фотографиям краба, слежка за квартирой вами ведётся постоянно.

Серебро не ответил. Что отвечать — вопросы задавались риторические.

— Тогда скажите, если мне без труда удалось справиться с тремя профессиональными киллерами, что для меня могут означать боевики-самоучки какого-то Грызлова? Зачем мне нужна ваша опека?

Такой растерянности на лице Серебро я ещё не видел. Даже когда по его столу в кабинете прошёлся беспородный пегий пёс и окропил бумаги чернилами. Предъявил он мне карту, думал, на руках козырный туз, а оказалась обыкновенная шестёрка, к тому же в масть.

И вдруг я понял, почему перед разборкой в кафе "Баюн" напрочь отказал дар предвидения. Нет, не исчез он, не испарился без следа, просто он не являлся тем самым волшебным даром, которым я мог распоряжаться по собственному усмотрению. Кто-то из мира Рыжей Хари экспериментировал со мной, выдавая дар на время и преследуя свои цели. Исследовал моё сознание приблизительно так, как собиралась исследовать группа "кси". Не знаю, может быть этот кто-то специально передал меня "ксенологам", чтобы посмотреть на их возможности, но меня это абсолютно не устраивало. Не собирался я быть подопытным кроликом сразу для двух миров. И если от "исследователей" из мира Рыжей Хари мне, похоже, никак не отвертеться, то я приложу максимум усилий, чтобы отбиться от доморощенных ксенологов.

— Отставить поездку на базу! — гаркнул я. — Поворачивай!

Водитель вздрогнул от моего крика, машина вильнула, но Серебро не отреагировал. Он опять полностью владел собой, а криков, по всей видимости, в своей жизни наслушался предостаточно.

— Зачем же сразу так, Роман Анатольевич? — примирительно сказал он. — Давайте съездим, посмотрите. Не понравится — вернётесь. Никто вас неволить не собирается.

Кажется, он на что-то надеялся. То ли на психотропные препараты, то ещё на что-то... Почувствовал я эту надежду вдруг снова возникшим даром предвидения и оправдывать её не захотел.

— Поворачивай! — зло процедил водителю и сделал движение, будто сам сидел за рулём и круто разворачивал машину.

И машину действительно на полной скорости развернуло на сто восемьдесят градусов. Против всех законов физики её не закрутило, не перевернуло, не закувыркало — она намертво застыла на шоссе. Зато инерция полностью отыгралась на пассажирах. Нас сначала швырнуло к правой дверце, затем прижало к спинкам сидений. Серебро ударился затылком в боковое стекло, оно хрустнуло и покрылось мелкой сетью трещин.

Чётче всех среагировал Махмуд. Я и пошевелиться не успел после крутого разворота, как почувствовал, что под рёбра упирается ствол пистолета.

— Не дёргайся, — тихо посоветовал Махмуд. — Сиди спокойно.

— Это... Это не я... — растеряно дал о себе знать шофёр.

Серебро приподнялся, потёр ушибленный затылок, осмотрел всех.

— Отставить, — сказал он Махмуду, и тот убрал пистолет.

Николай Иванович внимательно посмотрел мне в глаза, и снова в них, как вчера при прощании в кафе "Баюн", я уловил жёсткое неприятие, чуть ли не ненависть. Причём в этот раз Серебро прятать свои чувства не собирался. Лишь убедившись, что я его понял, он отвернулся, и устало откинулся на спинку сиденья.

— Поехали, Серёжа, в город, — тихо сказал он шофёру. — Только теперь не гони так...

Во двор водитель заезжать не стал, и меня высадили на обочине улицы неподалёку от дома. Всю обратную дорогу ехали молча, и даже когда я выходил, никто не то, что слова не сказал, но и не посмотрел в мою сторону. Но я не выдержал.

— Я свои обещания выполняю, — сказал, вылезая из машины, и сунул в карман Махмуду сто долларов. — Отметите с Андреем мою "удачу" без меня. Не люблю водку пить, когда вокруг пули свистят. Пищеварение нарушается.

Но и на эту выходку никто не отреагировал.

Из-за полуденной жары во дворе никого не было. Зато из открытых окон Митюковых нестройными голосами широко, вольготно, исконно по-нашенски, выплывала протяжная застольная песня: "По буяркам, по мшистым буярочечкам, ляти, ляти моё пясьмо к тябе..." Оттаяли после вчерашнего шока мои соседи, гостей пригласили, ремонт обмывают.

Я вошёл в подъезд и стал подниматься по лестнице. Дверь в квартиру Митюковых была приоткрыта, и я на цыпочках прошмыгнул мимо. Не хотелось, чтобы меня заметили и, как благодетеля, затащили в гости. Выпить я был не прочь, но в тихой и спокойной обстановке, здесь же опять окажусь в центре внимания. А вниманием я сегодня был обделён выше всякой меры. Поэтому я тихонько вставил ключ в замок собственной квартиры, открыл дверь... и застыл на пороге.

У меня тоже были гости. Сидели на кухне, вполголоса переговаривались, в узорчатом стекле закрытой двери колебались их тени. И ещё меня поразила необычайная чистота в квартире. Пол в прихожей был до блеска, как никогда, вымыт, россыпь монет исчезла. Я аккуратно переступил порог, прикрыл дверь и заглянул в комнату. Комната тоже сияла чистотой и необычайной опрятностью. Ни пылинки, ни соринки, постель убрана, диван-кровать собрана, дисплей компьютера протёрт, а посреди комнаты стоял стол в своём первозданном, словно никогда не ломался, виде. Аккуратной стопкой на нём лежали пачки долларов, но ни одной монеты нигде не было видно. Зато в углу добавилась мебель — громадный, кованный сундук, один к одному как в фильмах о пиратских кладах.

Я посмотрел на дверь кухни — за ней, похоже, никто не догадывался о появлении хозяина, — подошёл к сундуку, приподнял резную, стянутую потускневшими медными полосами, крышку. Сундук, как я и предполагал, оказался доверху заполнен золотыми монетами "One dollar". Выходит, не боевики Грызлова ожидали меня на кухне... Но кто? С "ксенологами" мы только что расстались, значит, тоже не они. И дар предвидения опять застопорило, как на ипподроме, или в кафе "Баюн".

Делать было нечего, и я, уже не таясь, подошёл к двери на кухню и распахнул её.

— А вот и хозяин, — констатировала Рыжая Харя, сидевшая спиной к двери. Ей и оборачиваться было не нужно, уж она-то точно знала, когда я появился в квартире.

Зато сидевшую за кухонным столиком Люсю моё появление застало врасплох. Она как раз что-то с улыбкой рассказывала Рыжей Харе, но при виде меня осеклась, улыбка покинула лицо, Люся густо покраснела и потупилась.

Казалось, уже ничто на свете не могло меня поразить, но появление Люси в моей квартире ошарашило. А она каким образом здесь оказалась? Да ещё в компании Рыжей Хари. Сидят, чай попивают, мило беседуют...

— Присаживайся, — предложила Рыжая Харя, выдвигая из-под стола табуретку. — Тебе чай, кофе?

На столе стояли три прибора, заварной чайник банка растворимого кофе, два блюдца: с гренками и ломтиками швейцарского сыра.

"Чёрт, — совсем некстати пронеслось в голове, — опять продукты забыл купить..."

— Здравствуй, Роман, — тихо пролепетала Люся, не поднимая глаз.

Я, наконец, вспомнил, кто здесь хозяин.

— Здравствуй. — Уселся на табурет и вперился в неё сердитым взглядом. — Каким образом ты здесь оказалась?

— Я... — Люсины ресницы дрогнули. — Через справочную узнала адрес... Пришла, позвонила... Твоя домоправительница открыла...

Рыжая Харя была сама невозмутимость. Домоправительница! Слово-то нашла какое, откуда только выкопала!

— Твоя работа? — жёлчно спросил её.

— Ты это имеешь в виду? — наивно поинтересовалась Рыжая Харя, обводя лапой стол. — Нет, что ты! Кое-чему уже научены. Это всё настоящее, из соседнего магазина. Вот, смотри...

Она распахнула дверцу холодильника, и у меня зарябило в глазах от пёстрых упаковок деликатесных продуктов.

— Реквизировала? — уточнил я и тут вспомнил, откуда мне известно слово "домоправительница". — Или Карлсон с пропеллером по воздуху принёс?

— Зачем же Карлсон, — обиделась Рыжая Харя. — Сама купила на твои деньги. Правда, продавец сдачи не смог дать — на полу в беспамятстве лежал. Пришлось на прилавке деньги оставить и уйти.

— Ты мне зубы не заговаривай! — повысил я тон. — Не о продуктах спрашиваю!

— О квартире? — В багровом глазу Рыжей Хари блеснула хитроватая искорка. — Ну прибрали мы вдвоём немножко... А что, не нравится?

Толку от неё, как всегда, было не добиться. Будет юлить, темнить и правды не скажет. Я перевёл взгляд на Люсю и понял, что поразило меня своей несуразностью, когда вошёл на кухню. Я-то привык к виду Рыжей Хари, но нормальный человек без содрогания видеть ее не мог. Не зря продавец в обморок грохнулся. А Люся с ней запросто, по-приятельски, пила чай, доверительно беседовала...

Рыжая Харя хмыкнула, прочитав мои мысли, развела лапами.

— Мой шарм и обаяние не знают границ, — грассируя, сообщила она ангельским голоском.

И я ей поверил. Не в шарм и обаяние, а в её возможности влиять на психику. В два счёта адаптировала Люсю к нормальному восприятию своей особы. Какая она, к чёрту, домоправительница? Душеприказчица, причём во всех лингвистических смыслах — кому желание исполняет, кому душу калечит, кого на тот свет отправляет.

Я снова повернулся к Люсе. Хотел грубо спросить, зачем она сюда пришла, но не смог. Одно дело — хамить по телефону, совсем другое — в глаза говорить. И я пошёл обходным путём.

— На кого ты Владика в больнице оставила?

— На сестру... Она с ним дежурит...

Люся подняла глаза. В них застыла безмерная мука непонимания, почему я с ней так поступаю. Вечная проблема людского треугольника: сейчас она на меня так смотрит, завтра — Владик на неё.

Я не выдержал её взгляда, отвернулся, забарабанил по столу пальцами.

— Медсестра... — пренебрежительно процедил. — Разве она может заменить близкого человека?

— Какая медсестра? Это моя родная сестра, — чуть не плача, выдавила из себя Люся. — Они через месяц должны пожениться...

— Что? — Меня словно током ударило. Похлеще, чем молнией на даче Популенкова. — Так это не ты его невеста?!

Люся смотрела на меня во все глаза, полные несорвавшихся слёз. Губы у неё дрожали, похоже, она не сразу поняла вопрос. Наконец уголки губ сдвинулись в слабой улыбке.

— Нет...

— А где же она раньше была? — по инерции спросил я.

— В Оммане. Она стюардесса.

— Трам-пам-пам-пам, трам-парим-папам! — бравурным маршем пропела Рыжая Харя. — Не желаете ли шампанского?

— Сгинь! — во всю мощь лёгких гаркнул я.

Глава пятнадцатая

Проснулся я поздним утром от прямых лучей солнца, заглядывавшего в окно. Сдвинул голову под стенку, куда лучи не доставали, открыл глаза. Люси рядом не было, в ванной комнате шумел душ, а из кухни доносилось мерное клацанье ножа по деревянной досточке. Раздвоилась она, что ли, — и под душем плещется, и завтрак готовит? Настроение было радужным, душа пела. Кажется, я по-настоящему влюбился, никогда раньше так себя не чувствовал.

Бодро вскочив с дивана, натянул плавки, выглянул на кухню. На кухонном столе восседал краб в ёрническом поварском колпаке, торчащим на панцире скособоченной пароходной трубой, и клешнёй нарезал овощи для салата. Я не стал отвлекать его от работы, прикрыл дверь на кухню и вошёл в ванную комнату.

Люся стояла под душем. Увидев меня, она ойкнула, присела и прикрылась ладонями.