Ученик

Поводив глазами удаляющуюся в сумерках колонну, Джордано вслед за завернувшимся в мужицкий тулуп Ханом стал устраиваться у костра на ночлег. Голодный в очередной раз желудок злобно урчал.

— Ты зачем их отпустил? Да еще и последние продукты отдал. Уйдут ведь и угробят кого-нибудь.

— Если угробят, то далеко не уйдут, — Хан вылез из-под тулупа, встряхнул головой, сгоняя сон, и обвел взглядом укутанные рано выпавшим в тот год снегом деревья, Да и некуда им сейчас идти.

Потом был еще заграничный поход. Вместе они дошли до Парижа, и однажды там — так получилось — Джордано назвал Хану свое имя. Там же, во Франции он узнал и имя, использовавшееся приятелем для самоидентификации, 'Хан'. А уже перед самым возвращением в Россию произошел случай, неприятно поразивший Джордано. Он искал Хана за каким-то мелким делом и нашел в его любимом трактире в отдельном кабинете вместе с незнакомым бессмертным: на вид приличным, молодым человеком в статском костюме. Джордано не ожидал встретить еще кого-то себе подобного и достаточно бесцеремонно ввалился в кабинет. Увидев незнакомца, он готов был тут же уйти, но Хан указал ему на стул:

— Assieds-toi. Nous aurons fini. /Садись, мы сейчас закончим/.

Он позвонил в колокольчик и бросил появившемуся официанту:

— Du vin au monsueur offisier! /Вина господину офицеру!/

Пока исполнялся заказ, незнакомый бессмертный приветствовал Джордано с ужасающим южнорусским акцентом, и они обменялись парой ничего не значащих фраз. Хан молчал, тянул молодое вино. Когда официант принес кувшин и наливал Джордано, собеседник Хана судорожно глотнул. Стол перед ним был пуст.

— Вам налить? — спросил Джордано, переходя на русский.

— Обойдется! — резко бросил Хан.

— Продолжай! — приказал он, как только дверь за официантом закрылась.

— Я сейчас вам все объясню, Фархат!

Он не успел закрыть рот, как его накрыла вспышка зова Хана. Бессмертный, теряя всякое достоинство, сполз со стула и, склонившись перед Ханом, начал в чем-то сбивчиво оправдываться на незнакомом Джордано восточном языке сродни татарскому. Хан слушал с каменным выражением лица.

— Черт с тобой. Убирайся, — дальше, похоже, прозвучала угроза или приказ. Статский, поднявшись с колен, боком осторожно прикрыв за собой дверь вышел из кабинета.

Некоторое время Хан молчал под взглядом Джордано.

— Ну, что ты смотришь? Он просто мой должник.

— Он не умеет держать в руках шпагу?

— От чего же? Умеет, — Хан усмехнулся, — но это средство не всегда помогает справиться с долгами. Я не прав?

* * *

* * *

* * *

Джордано никогда не тешил себя иллюзией, что до конца понимает Хана, уж тем более — знает, чем тот занимается. Но ведь он и сам никогда не говорил Хану всего о себе. Так что основная деятельность большинства из реализаций Хана за последние сто лет, воспринимались Джордано спокойно. Вот и теперь, разве при встрече весной он хоть в мыслях осудил Хана? Нет, ведь. Сам же и предложил 'выход из затруднения'

Что же он должен думать о Хане?

'То же, что и раньше', — отвечал трезвый голос рассудка. Правда, почему-то это стало трудно делать.

Нарастающее давление зова заставило бессмертного обернуться.

Хан и Катерина возвращались к реке неспешным шагом. Кони встряхивали гривами, почти касались головами друг друга. Девчонка с ореолом растрепанных ветром стриженных под мальчишку русых волос, прилипшей ко лбу челкой, в батистовой с прошвами промокшей от пота кофточке, облепившей тонкую, гибкую фигурку, голыми ногами сжимала крутые конские бока и, должно быть, совершенно забыла о том, что даже здесь за станицей в степи есть глаза и уши. Они не успеют вернуться к ужину, а бабке уже донесут весть о том, что внучка, забыв уж всякий стыд, как последняя городская шпонь каталась одна с приезжим. И долго станичники будут обсуждать вопрос: сделал ли городской вертопрах предложение, или сошлась Катерина с НКВД-ешным офицериком, чтоб не держать ответ за арестованного в конце зимы отца.

Джордано отвернулся к воде, но услышал, как соскочивший с коня Хан что-то сказал девушке, и она увела лошадей. Через мгновение Хан опустился рядом на песок.

Некоторое время они сидели молча. Хан грыз травинку, высасывая сок из полого стебля, его босая нога разгребала горячий песок, пытаясь докопаться до влажного слоя. Уровень зова был совершенно спокойным и ровным. Наконец Джордано не выдержал и, подняв голову, посмотрел Хану в лицо. Тот не отвел взгляда и даже никак не прореагировал, только выплюнул травинку.

— Что, надумал драться? — его вопрос прозвучал бесцветно, без единой эмоции, и даже темные, как угли, глаза остались спокойным, а Джордано захлестнул ужас: они вплотную подошли к точке, откуда уже не будет возврата. Бессмертный с трудом сдержался, чтобы всплеск зова не вырвался наружу.

— С чего ты взял? — ответил он вопросом на вопрос.

Хан криво усмехнулся и вдруг не сдержался, и бешенство вырвалось вспышкой зова:

— С-ный интеллигент! Я что, дурак? Ничего не вижу?

Джордано на мгновение опешил: он никак не ожидал, что настолько задевает Хана. Или причина была в самом Хане? Он отчетливо вспомнил их беседу за ужином в день поединка.

— Успокойся! — Джордано не отвел глаз, пытаясь своим спокойствием погасить его злость. — Сейчас ведь Катя вернется.

Хан побледнел, тяжело задышал, но уровень фона стал падать. Джордано облегченно перевел дух:

— Ты действительно упертый дурак, вообразил неизвестно что, — он попытался улыбнуться, только глаза стали грустными, как у побитой собаки. — Просто мои ассоциации оказались слишком сильны. Мне нужно время, чтобы прийти в норму, а конкретно ты тут ни при чем.

Хан не поверил:

— 'Ты ни при чем!' — он передразнил Джордано. — Конечно! Ты же — чистенький! Для тебя недопустимо служить в организации подобной НКВД!

— Да, какая разница, что считаю я допустимым для себя! Ты-то для себя сам обосновывал выбор и сделал это не вчера. Значит, на это были и есть причины. А я...

Джордано вдруг замолчал и медленно через силу произнес:

— Что ты знаешь о том, с чем можно жить, а с чем нет! — он уже не мог себя контролировать. — У меня просто нет морального права, кого-то судить.

Повисла звенящая тишина.

Не глядя друг на друга они переваривали произошедшее.

Утекали минуты. Вот-вот должна была вернуться Катя, Хан вечером должен уехать в Краснодар, а они так ни о чем и не поговорили, только перегрызлись, будто два глупых молодых кобеля.

Джордано раньше не замечал у Хана склонности сомневаться в правильности своих решений и теперь пытался оценить вероятность того, что тот его просто провел, заставив сорваться на оправдания и выболтать, то о чем запрещал себе даже вспоминать. Правда, в последний год запретные воспоминания навязчиво раз за разом всплывали в памяти.

'Если я только узнаю, что...' Джордано про себя хмыкнул: да, его нужно будет отделать когда-нибудь потом, после того как отдаст подготовленные документы для новой реализации. И бессмертный решился взглянуть на соседа. Тот, почувствовав его движение, тоже зашевелился, залез в карман и достал сложенную бумажку:

— На, черт тебя задери! Прочитай и отдай назад мне.

Джордано расправил помятый листочек. Там оказались имя, адрес и схема, показывающая как добраться до указанного места. Запомнив схему, Джордано вернул бумажку, и Хан, чиркнув спичкой, сжег листок.

— По указанному адресу тебя будут ждать вечером в субботу. Там будут документы, легенда и инструкция. Отдашь бумаги Янделя и можешь или сразу уйти, или остаться до утра. Лучше останься, чтобы спокойно прочитать документы, ни к чему все тащить с собой. Прочитаешь и лишнее уничтожишь.

— Не маленький! — пробурчал Джордано. — Что за человек — хозяин квартиры?

— Вор. Мастерский вор! И провокатор. Он чуть младше тебя и никогда не утруждал себя праведным заработком, но по-своему — честен. Если что-то обещает, то делает, Хан усмехнулся, взглянул в глаза Джордано, Если его бес не попутает, и пройдешь проверку на вшивость.

Джордано усмехнулся в ответ:

— Компания у тебя, однако!

— Вроде в прошлый раз документы ты доставал у субъекта другого пошиба. Саргиз-Кахетинец, насколько я знаю, еще генуэзцам правил подложные бумаги, сбывал низкопробные камни, а дерьмовые железки с липовым узором продавал крестоносцам за хорасанские клинки. Да и с врагами предпочитал расправляться, подведя под топор палача.

— О боги! Ты действительно невыносим! — Джордано хрюкнул, слегка отходя от пережитого напряжения.

А Хан, довольный произведенным эффектом, удовлетворенно улыбнулся.

— Все, кончай рассуждения. Вон Катерина возвращается, и он поднялся навстречу девушке неспешно бредущей по колено в воде вдоль берега.

— Погоди! Ты знаешь, что с Николаем?

Хан обернулся:

— Мог бы и раньше поинтересоваться, хренов учитель! Может его уже и укоротили, а ты только о собственном эго печешься, его глаза смеялись.

— А я тебе еще морду начищу!

— В следующий раз — обязательно!

И больше не обернувшись Хан ушел навстречу Кате, а Джордано, вновь положив голову на колени, следил за ним глазами: 'Все! Затянувшаяся встреча заканчивается'.

Они еще будут сегодня о чем-то говорить, смеяться, прикончат завернутый старухой полдник. Потом вернутся на хутор. Перед отъездом Хан не забудет об обещании покатать мальчишек. А потом он уедет...

Публикуемые в печати материалы, вскрывающие коварные методы

и приемы иностранных разведок, с огромным интересом изучаются

трудящимися Ленинграда...

Некоторые заводские многотиражки публикуют материалы о методах

вредительства и шпионской работы на их предприятии. Ряд статей

о методах вредительской работы в Балтийском пароходстве печатает

газета "Советская Балтика".

Корреспондент "Правды".

28.06.1937

Вечером в конце следующей недели Джордано подошел к небольшому дому на окраине Краснодара. Калитка оказалась открытой, и он зашел во двор, поднялся на крыльцо, постучал. Дверь открыл высокий жилистый парень, излучавший отчетливое недовольство. Он мрачно оглядел Джордано и в ответ на условленные слова отступил на шаг, пропуская внутрь крохотной верандочки.

— Давай портфель, документы сейчас вынесу, — бессмертный бесцеремонно потянулся к янделевскому портфелю.

Ощущая его скрытую угрозу Джордано усмехнулся в ответ:

— Вначале документы.

Парень скептически оглядел с головы до ног пришедшего, его губы презрительно скривились. Он отлепился от стенки, освободив проход внутрь дома. Хмуро бросил:

— Ну, заходи.

Они прошли через большую, заваленную барахлом веранду и кухню в комнату. Хозяин задернул занавеску, отделяющую следующую комнатку с разобранной кроватью. Джордано четко ощутил, что показавшееся ему еще на пороге присутствие дополнительного фона не плод разыгравшегося воображения: из-за занавески исходил зов второго бессмертного. Он про себя чертыхнулся, недобро помянув Хана.

— Подожди здесь. Сейчас достану, — и хозяин прошел за занавеску.

Возился он довольно долго. Джордано успел оглядеться. Комната была небольшая, посредине стоял стол, накрытый на двоих, с остатками ужина и пустой бутылкой водки. Джордано показалось, что за занавеской о чем-то спросил женский голос. Кажется, он помешал, и враждебность имела простое объяснение. Правда, это не улучшало складывающегося положения.

Джордано отодвинул посуду, очистив кусок стола, выдвинул стул и сел так, чтобы вышедший хозяин прикрывал собой дверь комнаты с занавеской. Портфель засунул под стул.

Наконец появился хозяин с внушительных размеров папкой и еще небольшим свертком.

— Я тебя не приглашал к столу! — в голосе бессмертного слышалась уже неприкрытая угроза.

— Положите документы на стол. Я их просмотрю, потом отдам портфель.

— Может тебе еще и вина налить?

— Надо будет, нальете. До утра еще много времени.

— До утра?! — бессмертный сделал угрожающий шаг вперед, но ему мешала папка.

— Фархат сказал, что вы примите меня до утра, — в голосе Джордано была сама любезность, фон зова придушен до минимума.

А хозяин, похоже, совсем вышел из себя:

— Мне Фархат не указ! Вот твои бумажки, он бросил папку на стол, и убирайся от греха!

— Я ему это могу передать?

— Еще минуту будешь испытывать мое терпение, и тебе никогда не удастся это сделать, — в руке бессмертного была финка.

Джордано усмехнулся. Глядя в глаза хозяина и чуть увеличив уровень собственного фона, неторопливо потянул к себе документы:

— Попробуй.

Сознание как в замедленном кино зафиксировало мгновения глупого, не слишком умелого нападения. Противник был достаточно быстр, и в драке с простыми смертными должно быть привык иметь успех, но ему мешали эмоции. Похоже, он даже не сообразил, что с ним происходит, когда хрустнули кости предплечья руки держащей финку, а сам он оказался повернутым лицом, как живой щит, к дулу пистолета своей подруги, стоящей на пороге спальни.

Через мгновение, ощутив психический удар Джордано, направленный на держащую пистолет женщину, он, не сдержавшись, слабо вскрикнул и, не известно к кому обращаясь, произнес:

— Не надо! — и тяжело обвис на руках у Джордано.

Женщина у занавески на мгновение отшатнулась, рука с оружием дрогнула, но она справилась с собой и не выпустила пистолета.

— Что ты делаешь, гад? — в ее голосе слышалось отчаяние и последняя решимость. — Петр Иваныч ведь ничего плохого не хотел, только чтоб вы ушли.

Она сделала неуверенную попытку двинуться вперед. Пистолет дрожал, но все же был упрямо нацелен на Джордано.

— Стой, где стоишь!

Она остановилась.

— Петр Иванович! — в голосе было неподдельное волнение. — Что вы с ним сделали?

У Джордано, глядя на эту на вид еще совсем молоденькую девушку, возникло желание рассмеяться, но пальнуть по дурости она была вполне способна.

— Брось пистолет!

Девушка как будто вспомнила, что держит в руке оружие, опустила руку, но вдруг вновь подняла, направляя в грудь Джордано:

— Отпустите Петра Иваныча!

— Как тебя зовут?

Она с изумлением взглянула на Джордано:

— Даша.

— Брось пистолет, Даша. В меня ты все равно не попадешь, а дырку в своем Петре точно сделаешь. Ему сейчас и так не слишком хорошо.

Она колебалась:

— Отпустите его!

— Так он же упадет! — Джордано улыбнулся.

В ответ Петр слабо зашевелился. Девушка выронила оружие и бросилась к бессмертному:

— Петя!

Джордано отпустил тело ей на руки, а сам моментально подобрал финку, и оставшийся валяться у занавески пистолет. Потом вернулся к практически пришедшему в себя Петру, прижимающему к груди поломанную руку, и склонившейся над ним Дарье.

— Дай сюда руку.

Петр заматерился, пытаясь подняться и отталкивая от себя девушку:

— Уйди, дура!

— Заткнись и дай мне руку. Кости сместились, смотри, так и срастется.

Бессмертный с недоверием, но протянул Джордано руку.

— Дарья, держи его крепко сзади.

Девушка переместилась, как ей велели.