Невозвращенцы. Часть вторая

Последующие объяснения Ольги и запоздалые раскаяния Лихомира Максим уже не слышал. Вторично подвергшиеся тяжелому испытанию, всего за последние полмесяца, голова и лицо солдата дружно уговорили сознание надолго потеряться.

Глава 23. Александр

Когда Александр очнулся, вокруг было темно. Последним его воспоминанием была приближающаяся стена коричневатых щитов, а теперь он лежал связанный по рукам и ногам, без оружия и бронежилета. Все тело ныло, а рядом к тому же еще кто-то ворочался, пиная его старые синяки.

— Суки... — шипел этот кто-то.

— Игорь? — переспросил Александр.

— А... Очнулся? Ну ты и му...! Там бы у болотца мы б вместе сели, то всех бы расстреляли! А так, как последние идиоты по одному сдались.

— Я не сдался...

— Да я тоже не сдался, а толку то?

— Ладно. Где мы?

— В лесу, — с сарказмом ответил Игорь.

— Шутник блин. Я серьезно спрашиваю.

— Временный лагерь легионеров. Здесь, похоже, собрались все их раненные. Тебя принесли без сознания вчера днем.

— Долго же я провалялся.

— Да. Долго.

— Ох, — чуть поудобнее попробовал повернуться Александр, но все тело пронзило болью. — Что же у меня все так болит?

— Тебе повезло, или не повело, это как сказать. Ты шальной пулей умудрился снять командира ихнего. Командира любили сильно и уважали, вот тебе пока несли, и попинали малеха.

— Нефига себе, малеха?! Да на мне, б..., живого места нет!

— Могли на месте грохнуть.

— Ну и что? Спасибо еще им сказать предлагаешь?

— Да нет...

В этот момент к ним подошел их охранник — легионер с перевязанной ногой, и, наградив каждого сильным ударом дубинки, куда пришлось, знаками показал, чтобы лежали молча. Не выполнить такое красноречивое приказание было невозможно, и солдаты замолчали, и, вскоре, Александра сморил сон.

На следующий день в лагере появилось пополнение — около трех десятков легионеров приковыляли, держась друг за дружку. Большинство было ранено в ноги и в руки, хотя было и несколько тяжелораненых.

— Это кто так постарался, как ты думаешь? — поинтересовался у Игоря Сашка.

— Наверное, Максим. Не думаю, что Яр.

— Ну да, Макс злее, особенно когда его пытаются ограбить. А Яр — он тихий какой-то.

— Ну да.

— А с чего бы это?

— Ну не знаю, твой же сослуживец. Может... Тихо!

— Что?

— Тихо тебе говорю! Молчи.

Действительно, разговор привлек ненужное внимание. На них и так смотрели совсем неласково, а теперь еще к убитому командиру прибавились еще куча раненых. Один из них, отпустив на землю своего товарища, молча подошел к лежащим на земле солдатам. Его товарищ потерял сознание от боли — чья-то пуля вдребезги разнесла его коленную чашечку. Легионер что-то проговорил на своем языке лежащим на земле солдатам (латыни, понятное дело не знал никто из них) и достал из ножен свой меч, примериваясь к ним...

Остановил скорую расправу выскочивший мужик, в чуть более дорогом доспехе, чем у остальных легионеров. Судя по темпу речи и гримасам при этом, он злостно обматерил желающего самосуда и отправил его подальше, а ропот, поднявшийся было, он остудил несколькими словами. Досталось и "виновникам". Офицер подошел к связанным и пару раз пнул их. Соблюдя таким образом высшее равновесие и порадовав легионеров, он опять скрылся в палатке.

Еще один день в плену прошел без изменений, а на третий день началось шевеление. Судя по тому, что ни Ярослав, ни Максим в плен не попали, а так же по суматошным сборам легионеров, пленники поняли, что халява у римлян кончилась. Вскоре весь отряд собрался и скорым маршем, с очень редкими привалами и короткими ночевками, отправился обратно на запад по уже пройденному пути. Руки никто солдатам не связывал, зато нагрузили их как вьючных лошадей, поэтому идти было очень тяжело. Соблюдать темп пришлось и пленникам: ради них никто задерживаться не собирался, а когда они без падали, их подымали с земли самым действенным способом — пинками и уколами кончиков мечей. "Лучше бы нас просто прикончили", — думал Александр.

Однако к концу пятого дня такого бега после очередного падения пленники не смогли встать. Даже тычки в уже окровавленные спины не помогали, и командование легионеров решило сделать остановку подлиннее. На привал встали на той самой стоянке, где когда-то убегающие от преследования потеряли Олега. Судя по тому, что легионеры стали раскладывать палатки, стоянка обещала быть совсем долгой. К чуть переведшим дух солдатам подошел легионер и бросил под ноги маленький бронзовый топорик. Охранник жестами показал, что нужно рубить дрова, за это пленников покормят. Если дров не будет — не будет и кормежки, а чтобы у них не возникало никаких глупых идей про побег, легионер легким движением кисти метнул лежавший в руке нож в дерево, отстоявшее от него метров на двадцать.

Мыслей не возникло, как и не возникло сил к побегу. Матерясь от боли, пленники отправились рубить. Дрова под присмотром легионера они рубили до самого вечера, что гарантировано защитило римлян от возможных с их стороны проблем — сил не осталось даже на то, чтобы поесть. Кое-как влив в себя по плошке похлебки, которую им от щедрот отвалили легионеры, Александр и Игорь попытались забыться тяжелым сном. Но не тут то было — сначала им спутали веревками руки и ноги, потом Игоря оттащили на допрос в центр лагеря...

В середине ночи Александр проснулся от осторожного прикосновения. Над ним кто-то навис.

— Тихо, — прошептал этот человек.

— Олег? — чуть не закричал Александр.

— Да тихо ты. Разбудишь всех... Руки освобождай. — Олег потрогал рукой связывающие Александра плети, — и тихонько иди к реке. Если меня не будет через пару минут, зайди в воду и иди вниз по течению, сколько сможешь. Там встретимся.

— Олег! Игорь...

— Я знаю. Попробую и его вытащить...

Александр стал пытаться стянуть с рук путы, что смог сделать неожиданно легко: веревка была мокрой на столько, что просто расползалась. "Странно... Росы вроде не было, а как вымоченная... Да и вообще — это сколько веревке нужно было бы лежать в воде, чтобы так сгнить???" — с удивлением подумал он. Уже через минуты две усиленной возни пленник смог вытянуть из связывающих за спиной пут правую руку. С путами на ногах дело пошло еще быстрее и вскоре Александр осторожно пополз от освещенной светом костра вытоптанной полянки в лес. На опушке леса он споткнулся о тело часового. Тот с гримасой ужаса на лице сидел одетый в полный римский доспех, привалившись спиной к дереву. Видимых повреждений не было, только на шее расплывались синяки в форме пальцев. Труп прибавил беглецу прыти, кто его знает, когда у римлян смена караула, и, вскоре, он уже был у воды. Решив не дожидаться Олега, Александр, как ему и сказали, медленно побрел по воде. Как по заказу зашумел листьями ветерок, заиграла в реке рыба... Этот шум и плеск растворил в себе все издаваемые Александром звуки. К концу ночи он смог удалиться по реке километров на пять от римского лагеря, где совершенно обессилевший выполз на берег.

— Не волнуйся. Тебя не будут искать, — раздался голос Олега.

Александр от испуга подпрыгнул на месте. Как смог Олег подкрасться так незаметно и неслышно?

— Олег! Спасибо тебе! Как я рад тебя видеть! Что с Игорем? Где ты был? — затараторил от избытка чувств Александр и поднявшись, хотел обнять своего спасителя.

— Не подходи!

— Что?

— Не подходи ко мне, — отодвинулся Олег.

— Н почему? Ты ранен? Болен?

— Можно и так сказать....

— Я, может, чем могу помочь?

— Можешь. Но не надо... Я уже поел сегодня...

— Да е.....! Что случилось то? Что за загадки? — сел на траву Александр. — Объясни наконец!

— Хм... Ты ничего не замечаешь?

— А что я должен заметить? Человек как человек. Две ноги, две руки, голова...

— Человек... — грустно прошептал Олег.

— Ой б...! — сидя отшатнулся Александр, да так, что упал на траву.

До солдата наконец-то дошло то, о чем он не мог так долго сообразить. Мысль о какой-то неправильности стучалась в мозг, но Олег выглядит так обычно... У Олега же не было одной руки, а сейчас обе руки присутствовали на месте!

— Эт-т-то как?

— А это? — Олег равнодушно взмахнул руками. — Вот так. Просто.

И Олег рассказал.

"И как мне теперь жить? Я теперь безрукий, калека, инвалид, урод!" — раздумывал, сидя на берегу реки искалеченный в стычке солдат. И если в суматохе отступления эти мысли не очень сильно досаждали, на них просто не было времени, то сейчас они с удвоенной силой накинулись на инвалида. "Что делать? Кому я нужен? Тех же ребят задерживаю только. Лучше мне было вообще не рождаться... Или умереть... Сейчас... Работать не могу, девушкам такой не нужен я..."

— Здрав будь, суженный мой, — прервал его тяжелые мысли женский голос.

Олег вздрогнул от испуга, поднял голову и с удивлением увидел свою давнюю знакомку, Плотву. Также, как и в первую их встречу она сидела на соседнем камне и выжимала свои роскошные светлые волосы.

— Как ты сюда попала?

— Тебя догоняла. Уж горазд же ты бегать...

— И зачем?

— Люб ты мне, суженный мой. Как увидела тебя, защемило сердечко, жить без тебя не могу. Возьмешь ли в жены свои меня?...

— Да какой замуж? Ты не видишь, дура, руку мне отрубили, кому я нужен?! — перебил ее Олег, но та все так же продолжала.

— ... У дедушки испросим дозволения. Он дозволит! Я у него любимица. Он даже обещал речку нам на житье отдать, ту, в которой мы повстречались...

— И что я там делать буду?

— ... Речка та хорошая — и воды быстрой и чистой много, и омутов глубоких, да и без хозяина пока...

— Не умею я рыбу ловить!

— А зачем ее ловить? Ее пасти надо! — удивилась Плотва на столько, что даже рассказ о своих мечтах прервала. — Ой! Кто же тебя так поранил? — наконец заметила она увечье.

— А! Заметила? Ну что посмотрела? Ну и проваливай теперь... — отвернулся от нее Олег, чтобы не увидела она его влажных глаз.

— Ну это не беда, дедушку я умолю, приделает он тебе руку.

— Деревянную? Металлическую?... Не думаю, что вы можете сделать протез лучше нас...

— Зачем деревянную? Она же в воде разбухнет и сгниет... Да и железо тоже ржей рассыпаться... Обычную...

— Что? — вскочил на камне Олег, — Вы можете прирастить мне руку?

— Да разве это сложно? Это живое к мертвому не пристанет, а мертвое к мертвому...

— А причем тут мертвое? — не понял Олег.

— Так возьмешь меня? — перебила его Плотва.

— Э...

— Да ты и так мой уже! — воскликнула Плотва.

— То есть?

— А не ты ли со мной беседы разводил? Не ты ли простоволосой меня видел? И не ты ли гребешок мне узорчатый подарил?

— Да ну и что тут такого? Ну говорил. Ну видел. А гребешок ведь просто подал тебе — он же вой был.

— А не был он моим! Я тебя обманула. Так что — дарил. И теперь изволь! Бери меня в жены!

— Да ты что? С дуба рухнула? Из-за какого-то гребешка жениться?! С ума сошла?

— А как помощь принять, это ты горазд? Если бы я твой плот тогда не подтолкнула, и ты, и дружки твои утопли тогда...

— Это когда такое было?

— А когда вы от лихоимцев бежали.

— А... Ну спасибо тогда...

Настроение Плотвы опять резко изменилось. Если еще секунду назад она яростно обличала Олега, как неверного мужа, то теперь она вся сжалась на камне и из ее глаз закапали слезы.

— Ну ты это... Не плачь, — смутился Олег.

— А ты возьмешь меня? В жены? — сквозь слезы, вся укутанная в свои светлые волосы, спросила Плотва.

— Ну...

— Возьми! — опять вспыхнула страстью Плотва и вскочила. — Разве я не красива? Разве не туги у меня косы цвета спелой пшеницы? — и провела руками по своим волосам. — Разве не прекрасно тело мое, белое как молоко? — с этими словами она скинула с себя свою длинную рубаху, оставшись укрытой только своими долинными волосами. — Гляди на меня.

— Красива, — прошептал Олег, не в силах оторвать взгляд от такого зовущего женского тела.

— Возьмешь меня? Или тогда к воде всю жизнь не подходи! Сгублю тебя, только мне или некому! — опять яростно воскликнула Плотва.

— Да ладно, ладно тебе! Эх.... Возьму, — выдохнул Олег.

Плотва вся просияла и обняла своими ладонями лицо Олега. Руки у нее были ледяными.

— Суженный мой! Любимый... — шептала она плача.

— Ну ладно, ладно... оденься уже — а то вон, все руку ледянющие.

— Так они всегда у меня такие...

— Почему?

— А разве ты не понял? Я же русалка.

— Что? — опешил Олег.

— Русалка. Ужель у вас их не бывает?

— Как русалка?

— Обычно... Любила я молодца сильно, да он меня нет. Вот от горя в русалочью ночь утопилась я, ему назло. Да пожалел меня дедушка водяной, по нраву ему я пришлась...

— Погоди. И где ты живешь? И где мы будем жить?

— Да где все и живут — в воде. Вон взгляни, какой красивый омут, а как там хорошо... Днем не жарко, ночью не холодно, зимой спать хорошо... А какая там зелень. Да и рыбой речка богата. Не пожадничал дедушка. Угодья богатые...

— Погоди, погоди... — Олег накрыл ее холодную правую ладонь своей, и попробовал снять со своей щеки, но не смог. Хватка, что он заметил с удивлением и с растущим испугом, была железная. — А я? Я не могу жить под водой...

— Это сейчас, а потом...

— То есть, "потом"?

— Уйдет из тебя огонь, что горячит твою кровь, сможешь ты и водой жить...

— То есть как, уйдет?

— Вдохнешь ты водицы чистой...

— Ты меня что, утопить хочешь? — задергался Олег, но русалка держала крепко.

— Нет, что ты. Топить нельзя. Утопнешь ты — живота лишишься. А так, водяным станешь...

— Каким еще водяным? Отпусти меня...

— Обычным водяным... Ведь над тобой обрядов не читали...

— Да, я не крещен, — сказал Олег, и резко пожалел о том, что раньше относился к "поповским байкам" и крещению как к пережитку темного прошлого...

— Вот. Был бы ты благословлен волхвами али амулеты какие носил бы, то даже поцелуй мой не спас бы тебя, а так, будешь ты мне мужем, водяным.

— Не. Погоди... Я не знал... Я не хочу...— и если еще минут десять назад он хотел свести счеты с жизнью, то сейчас ему яростно хотелось жить. Пусть даже и инвалидом, но жить!

— Ты согласился. Сейчас!

— НЕ...— только попытался закричать Олег, но тут Плотва притянула его губы к своим и впилась в них холодным мокрым поцелуем. Ледяное тело, чей холод Олег чувствовал даже через форму, прислонилось к нему, обняло его и медленно стало увлекать в воду. Солдат пытался сопротивляться, но это все равно, что было биться лбом об стену, объятья русалки были как из стали, ничего не помогало. Через десяток секунд борьбы в реке раздался громкий плеск, от которого пошли крупные круги по воде. Берег опять стал девственно пустынен...