Шкала Любви - Сколько живёт любовь?

Кто его знает, ведай она правду о нём и этой матрасной истории, а так же историю своего появления на свет и попыток забрать её отцом, всё сложилось в их отношениях по-другому. Тогда, возможно, не хотелось бы ей делать из его портретов и имени иконостас для публики, иметь любой ценой фамилию маршала и греть на груди жабу, а подтолкнуло к решению собраться, прийти к отцу и сказать: "Папа, я хочу чтоб ты у меня был, а я у тебя!" Прийти с открытой душой и сердцем готовым любить, дарить любовь и принимать её тоже... Он ждал обязательно бы принял и был рад..., а раз так, то непременно разделила радость с ним и Юлия. Ведь она так желала этого ребёнка. Но сложилось всё так, как сложилось, выходит жабы пристроившиеся на груди перебороли тепло...

"Неужели пришёл час расплаты?!" Разве он не знал, что старые ржавые, забытые в земле снаряды когда-нибудь взрываются?! Знал. Чего ж так рвать теперь душу. Вот оно и рвануло. Тут уж как повезёт.

Всю дорогу твердил, как заевшая пластинка: "Надо что-то делать, надо что-то делать..." Домой он пришёл поздно и не в духе. Как будто кто-то невидимый сжал сильной рукой его сердце. С особым усердием жал на кнопку звонка. В прихожей сидел хмурый, был всем раздражён, чем-то страшно не доволен, ворчал. Держался за сердце. "Скорую" вызвать отказался. Потом вдруг вскочив принялся взволнованно мерить шагами коридор. Со всей злости, как шашкой рубил ребром ладони пространство перед собой и резко останавливаясь на поворотах, что-то шептал пересохшими губами. Юлия внимательно в него вглядывалась. Ушёл бравый и подтянутый, вернулся старик.

— Ужинать будешь?

— Всё равно,— буркнул он.— Что?... Нет-нет...

— Что случилось? Ты на себя не похож.

— Наверное, может быть,— не слишком вразумительно ответил он, и в это время, на его счастье, избавляя его от объяснений, зазвонил телефон. Он подскочил к телефону с такой прытью, как будто всю жизнь ждал этого звонка. Плюхнулся в кресло, готовый говорить вечно и решительно пододвинул к себе телефон. Но разговор не был долгим. Ему пришлось вернуться к тому отчего так резво убежал. Терзался как начать. Но жена больше не о чём не спрашивала. Она накапала ему успокоительных капель, заставила выпить таблеток с горсть, и уговорила лечь на диван. Адуся увела детей. Её спокойствие было показным. Юлия терпеливо ухаживая за ним была озадачена. Костик всегда был источником неисчерпаемой энергии. Именно этот его генератор позволял ему работая целый день в напряжённом ритме быть весёлым, радостным и нужным в семье. И вдруг такое брюзжание... Было понятно, что случилась какая-то неприятность. Но на всякий случай осторожно спросила:

— Ты устал?

Он отвернулся от вопроса жены.

Вот так, да?! Не обращая внимания на его ребячество она продолжила допрос решив вторгнуться в гложущие его мысли:

— Заболел?

Не поднимая глаз, раздражённо фыркнул, но опять промолчал.

Она забеспокоилась не на шутку. Таким Юлия его ещё не видела. Она терялась в догадках: что-то серьёзное в войсках, уволили? Бес с ним, чего ж так на душу брать.

— Что у тебя ещё случилось?— подошла она к нему, развернув вопросом, нарушая своё правило первой не лезть.— Ты просто не в своей тарелке. Похож на сумасшедшего. Костя, так нельзя. Мы все живы и здоровы и это самое главное. Прочее, уверяю тебя, можно осилить и пережить, и... понять тоже можно.

Он сорвался с места и понёсся в кабинет. "Вот это да!" Юлия постояла молчком и пошла следом. Дверь была приоткрыта. Вместо верхнего света настольная лампа едва освещала небольшой квадрат возле стола, его согнутую спину. "Господи, да что такое могло случиться?!" Юлия минуту постояла и перешагнула порог. Он так просто не отвертится, действительно что-то неладно, на старости лет в прятки вздумал играть.

— Костя-я?— протянула она поглаживая его локоть. "Не будь упрямым ослом".

"Чего уж там... Я он и есть". Упёршись ладонями в крышку стола и не оборачиваясь, он простонал:

— Люлю, закрой дверь и сядь.— Она выполнила.— Нам надо поговорить, — бросил он не оглядываясь и пытаясь отдышаться.

Юлия закрыла дверь и присев на диван усадила его рядом, подумав взяла его руку в свою и погладила длинные пальцы. Спросила тихо:

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально,— бодрился он.

— Да, а по тебе не скажешь. Дай-ка я принесу тебе ещё пилюль,— сделала попытку подняться она.

Но он не дал ей этого осуществить, ухватив за вторую руку, рванул на место. Дурное предчувствие её всё возрастало. Похоже интуиция не обманывала.

— Юлия сядь,— бросил нетерпеливо он.

Она невозмутимо пожала плечами.

— Сижу. Выкладывай свою болезнь.

Он наморщил лоб и, с невероятной натугой разлепляя губы, будто слова давались ему с напряжением и приходилось выдавливать их, произнёс:

— Не язви... мне и так плохо.

— Упаси Бог, я вся внимания.

Побегав, он встал напротив неё и выпалил:

— Я попал в переделку. Ты даже не представляешь в какую.— Обессиленный, он упал в кресло.

Юлия как раз и представляла. Такого накала "переделка" у них одна— "воробушек". Сказала спокойно:

— Костя, милый, не держи в себе, разорвёт.

Он простонал:

— Ей мало того, что она меня ославила и вымотала... Она ещё меня и загнала как зайца. Я дал согласие её принять. Момент, я думаю, выбран не случайно. С одной стороны — удар по даче. С другой — вот это.— Он грохнул кулаком в спинку кресла.— Ах, если бы я знал!— И к жене.— Как ты думаешь, что она с меня хочет?

Она видела его насквозь, годы проведённые рядом сделали её зрячей. Он действительно не предполагал и даже недоумевал, что пригнало "фронтовую необходимость" к нему.

С дачей так и есть и смех и грех. Знают же, что всё уйдёт в пшик, а создали аж комиссию. Мол, сигнал, обязаны проверить. Какой к лешему сигнал, от кого, если не от "серьёзного ведомства"... И что там проверять, перевезли бревёнчатый дом из бывших штабных построек Северной группы войск. Разве то "серьёзное ведомство" не в курсе?! Значит, цель— потрепать нервы. И вот теперь новым пунктиком: такой напор от барышни. И, скорее всего, ею только пользуются выставив раздражителем. Так сказать оружие в профессиональных руках. Жаль, что он раньше не подумал о том, как соответственные службы здорово умеют подгонять и рассчитывать. А ведь Юлия предупреждала, а он ещё спорил...

Он поднял брови, с нетерпением ожидая, что же скажет она. Она съёжилась, у неё едва не отнялся язык. А ум метался в поисках решения. Отвернув лицо, чтоб спрятать растерянность и не показаться ему слабой, она заставила себя быть сильной.

— Успокойся,— стараясь ровно сказала она, хотя внутри всё замирало от страха за него.— Давай покумекаем на пару, чем её визит может тебе грозить.

— Думай, я уже не могу...

Он откинулся на спинку и закрыл лицо от стыда руками.

Она щадя его отвернулась. Но хоть и коря себя злопыхнула: "Ах, ах, всё-таки охота состоялась и весьма успешно она отстрелялась. Теперь понятен откуда такой силы взрыв". Немного опомнившись Юлия обернулась и спокойно взглянула на него стонущего и ахающего. "Надо же, куда враз вся уверенность делась, стал мягок как воск. Сейчас, дорогой, ты так разозлишься, что ой-ой!" Сделала вздох и стараясь хладнокровно сказала:

— Думаю... думаю, твою фамилию для дочери. Было же ясно, чем всё кончится.

Он не поверил своим ушам. Потребовал повторить. Боялся что услышал совсем не то. Понял не так. Юлия разделяя слова повторила. Отчего бы и нет. Запросто.

— Ни за что на свете!— категорически отрезал он подскочив, как ужаленный.

Он был ужасен. Юлия уже усомнилась в правильности своей линии: "О, как! Лучше б мне помолчать и подготовить постепенно",— промелькнуло в её голове. Взгляд его холодных голубых как лёд глаз, жёсткий и злобный, пригвоздил её к месту. Юлия напряглась, всё в ней сжалось: "Что за дела, как будто это я в подоле принесла, а он великодушно простил и смирился. Хвост себе, миленький, не хочется кусать?" Сообразив, что напугал жену он отвернулся. Упершись лицом в шкаф и руками тоже, он почти рычал.

Юлия наблюдала: "Надо же как пробрало и умирать враз перестал". Опомнилась. Отошла. Сказала тихо, но резко:

— Остынь.

— Но Люлю, это невозможно. Её поведение возмутительно. Фамилия, это всё богатство, каким я владею. С чего я должен. Ни за что!— свирепо прошипел он, взволнованно потирая шею. Потом принялся ходить по кабинету двигая руками и плечами словно разминая их. Кулаки сжимались и разжимались. Упираясь в стену он бил ими вколачивая в кирпич свой гнев и разворачивался на новый круг. Кабинет для его длинных ног при таком возбуждении, естественно, был мал и он постоянно чего-нибудь цеплял. Наконец, словно наткнувшись на что-то встал. Запечатав руками лицо, покачался. Отняв застывшие руки от лица, больными глазами застыл на жене.

Юлия понимала, что для него это равно попытке уступок врагу, на такое он при любом раскладе пойти не мог. Но другого выхода она не видела. А на его пыл... ей очень хотелось ему напомнить, что кандидатуру на "матрас" им с Казаковым надо было внимательнее выбирать. Дуську деревенскую не захотел. Опять же идея с ребёнком была его изобретением. А теперь уж что... хлебай раз получил, вместе со сплетнями и её кавалерами, которых она отправляла к нему за разрешением на общение с ней, а те ненормальные шли. Вот уж точно у мужиков мозги только на глобальные высоты сориентированы. Но, естественно, не высказала. Пока это всё терпело. Запихав обиду подальше, на его "объяснись", стараясь равнодушно, сказала:

— Понимаю твоё возмущение. Только сейчас вступать с ней в полемику — себе дороже будет. Обстановку сам знаешь. Да и просчитано, думаю, у них всё. А тебе лично, дорогой, об том нужно было думать тогда, когда ты её по кустам таскал и трепетно по взлетающим на воздух хатам зажимал. Да, да! Про Шишманёву и столовую я в курсе.— Заверила она, заметив, как его глаза полезли в удивлении на лоб.— Во мне тоже не только гордость и женщина бунтовали, а и боль руки, ноги крутила, стыд дышать не давал. Вся страна склоняла. Ты оскорбил меня до глубины души. Помнишь, я смогла заткнуть в себе бунт. Справишься и ты, причём своё дерьмо хлебаешь. Придётся подумать о семье, чтоб не пришлось потом опять раскаиваться. К тому же "птичка" шустро организует обвал шишек на твою голову, а она уже не такая крепкая...

Он вздрогнул. "О, Люлю..."— прошептал он. Хотел ещё что-то вымолвить, но испугался лишь приоткрыв рот. Снова сцепил зубы. Сжал губы, чтоб не ляпнуть чего лишнего. Минута, две обалдения, Рутковский изумлённо смотрел на жену, причём широко открытыми глазами. Скулы его дёрнулись и заходили. Она поняла, что он искренне потрясён. На его лице просто было написано: "Вот это да! Вот это Юлия выдала!"

"Теперь, родной, я могу сказать тебе всё".— Прямо посмотрела она ему в глаза, выдерживая их расстрел. "Я не упаду подкошенным снопом, дорогой".

Через несколько минут таких гляделок, он встряхнув головой, захлопал себя по карманам ища курево. Она остановила его прыть и продолжила:

— Да, дорогой, а ты как думал. За всё надо платить. И за сладкое под пение "несравненного соловушки" тоже.

Видела, как ему было неловко. Он опустил голову, рассматривая свои руки. Но она надеялась, что он образумится и примет правильное решение.

— Люлю, ты говоришь жестокие вещи,— не выдержал он.— Ты хоть понимаешь, что говоришь?

Его замечание она пропустила мимо ушей. Держа на лице усмешку Юлия повернулась к нему и произнесла с упрёком и обидой:

— Да что ты, неужели не было сладко?! Офицеры наблюдая её в твоей приёмной рассказывали — ты светился от счастья обладания таким сокровищем. Даже делились тем, что тебе за такой спальной куколкой завидовали. Война всё спишет,— так рассуждали. Ерунда! С первыми салютами победы, груз начал расти.

Он хотел что-то вымолвить, но промолчал, глядя на неё пронзительно: "Что она ещё знает..."

Улыбки уже не было. Она подняла на него глаза полные застывших слёз. По её душе с особым остервенением скребли сейчас кошки. Рутковский занервничал, принявшись суетливо опять искать папиросы. На этот раз жена не мешала: "Кури" Он не понимал что происходит. Как, зная всё до мельчайших подробностей, она терпела не устроив ему взбучки и почему завелась сейчас. Вопрос на вопросе напечатались на его лице. Выходит он ни на мизинец не знал свою жену. Нет знает, она его не бросит. Сейчас ввалит и всё объяснит. Он успокоился и, взяв руки любимой женщины в свои, ровно спросил:

— Ну, чего ты разошлась так, я ж ангелом никогда не был?

— Это точно! Костя, тебе придётся выбирать. Либо ты увольняешься, и мы плюём на её выпады. Либо ты уступаешь и мы тянем время до её очерёдного заскока, что это будет? трудно, конечно, предположить. Я приму любое твое решение и поддержу тебя. Решать только тебе.

"Легко сказать "тебе"",— потёр он щёку с особым остервенением.

— Но ты сама сказала: "до очерёдного". Она не отстанет. — Панически посмотрел он на неё.— Да и не смогу я без армии.

Юлия весело сверкнула глазами: "Ага, запаниковали! Насыпала вам с Казаковым пороху под пятки "надёжная кандидатура". Пусть попляшут!"

Вздохнула: "Вот теперь самое время утешать". Она погладила его руку:

— Сейчас это не важно. Главное, протянуть время. Ушёл Сталин, уйдёт и Хрущёв. Оглянись, обстановка накалена до предела. А следующему генсеку её бредни будут на фиг не нужны, с ним твои дороги не пересекались. К тому же, думаю, что увольнение нам мало что даст. Она начнёт таскаться по общественным организациям, газетам. Подумай, нужен тебе тот шум? Это весы и на одной чаше Ада, внуки, любимое тобой дело а на другой твои амбиции.

— Но..., может, мы всё-таки ошибаемся, ей нужно что-то другое?— рассеянно пробормотал он, обнимая ласково её.

— Сомневаюсь,— нехотя протянула она.— И давай перейдём в спальню, я устала.

Юлия взяла его руку и как маленького повела за собой.

— А если мы всё-таки ошибаемся, и она хочет видеть меня из-за чего-то другого...— настаивал с завидным упорством он шаркая по-стариковски рядом.

Юлия передёрнула плечиками. "Мужики такие болваны!" А сама улыбнулась:

— Ну, например?

— Например, девочка хочет познакомиться со мной и она решила уступить.

Понятно, он цеплялся за соломинку. Признаваться, что ни черта не смыслит в женских душах, её молодцу не хотелось. Юлия толкнула дверь спальни и пропустила его вперёд: "Ходи уж".

— Тогда я извинюсь перед тобой, а ты меня простишь и полюбишь, идёт!?— со смехом отмахнулась она, сведя всё в шутку, многозначительно посматривая на него.

Он резко сел и с силой рванул жену к себе и, заключив в объятия, задушил поцелуем.

— Сердитый котёнок, вот тебе! Ты так меня распекала.

Ему хотелось немного разрядить обстановку. Но своим ответом Юлия подбавила жару.

— Должна же наконец ваша милость знать, что простофилей я не была. Моя голова и сейчас на кукольную не похожа.

Он знал, знал..., просто не хотел предполагать, что Юлия до такой невероятной степени умна и терпелива.