Книга 5: Сумерки

Но Мередит знала об этом и она взглянула на нее взглядом, не терпевшим возражений. Этот взгляд также говорил, что Мередит защитит Бонни во что бы то ни стало.

— Она причинила кому-нибудь боль? Изабель? — Бонни услышала свой голос, спрашивающий Джима, в то время как они пересекли кухню и направились в спальню, находящуюся в конце коридора.

Она еле расслышала, как Джим прошептал:

— Да.

И затем, в то время как Бонни простонала про себя, он добавил:

— Самой себе.

Комната Изабель была такой, какой вы будете ожидать от тихой и прилежной девочки. По крайней мере, с одной стороны. Другая сторона выглядела так, как будто в комнате поднялся вихрь, поднял все в воздух и беспорядочно разбросал. Изабель сидела в середине этого беспорядка, как паук в середине паутины.

Но не это заставило желудок Бонни сделать сальто. А то, что делала Изабель. Рядом с ней лежали инструменты, похожие на набор миссис Флауэрс для залечивания ран, но она ничего не лечила.

Она протыкала себе кожу.

Она уже много раз проткнула себе губы, нос, одну брось и уши. Из этих мест капала кровь на незастеленные белые простыни кровати. Бонни видела, что Изабель посмотрела на них, сдвинув брови, но только наполовину. Исколотая бровь вообще не двигалась.

Ее аура была раздробленным оранжевым с черным, добавленным везде.

Бонни знала, что ее сейчас вырвет. Она знала это глубоким знанием, ей было плевать на все приличные манеры, и она бросилась к корзине для бумаг.

"Слава богу, здесь есть белый полиэтиленовый пакет", — подумала она и у нее нашлось занятие на несколько минут.

Ее уши слышали голоса в комнате, пока она думала, что хорошо, что сегодня она ничем не обедала.

— Боже, ты сумасшедшая? Изабель, что ты с собой сделала? Разве ты не знаешь, какую инфекцию можешь занести, сколько вен можешь поранить, сколько нервов ты пожешь парализовать...? Я думаю, ты уже парализовала нерв в твоей брови — и кровь бы уже остановилась, а раз она идет — это значит что ты поразила вену или артерию.

Бонни сухо блевала в корзину для бумаг и отплевывалась.

И тогда она услышала глухой стук о мясо.

Она оглянулась, уже догадываясь что увидит. Но все же это был шок. Мередит оттолкнули, должно быть, ударом в живот.

Следующая вещь, которую помнила Бонни это то, что она очутилась рядом с Мередит.

— О Боже, она ударила тебя ножом? Рана...достаточно глубокая...

Мередит все не могла перевести дыхание. Советы о том, что нужно делать всплыли в голове у Бонни, возможно, это были советы ее сестры Мэри.

Бонни ударила обоими кулаками по спине Мередит и вдруг Мередит глубоко вдохнула.

— Спасибо, — слабо сказала она, но Бонни уже оттаскивала ее подальше, подальше от смеющейся Изабель и набор самых длинных в мире гвоздей и спирт для растирания мыщц, и других вещей, которые были на подносе.

Бонни добралась до двери и почти столкнулась с Джимми, который держал в руке мокрую тряпку.

"Для меня, — предположила она. — Или для Изабель."

Все, что интересовало Бонни — поднять верхнюю одежду Мередит, чтобы удостовериться, что у нее нет никаких ран.

— Я вырвала это...из ее руки....прежде, чем она ударила меня, — сказала Мередит, все еще с трудом дыша, в то время как Бонни с тревогой осматривала область над ее джинсами. — У меня всего лишь ушиб.

— Она тебя тоже ударила? — с тревогой спросил Джим. Точнее, не сказал. Он прошептал.

"Бедный парень, — подумала Бонни, наконец удостоверившись, что Мередит не ранена. Что с Кэролайн и твоей сестрой, и твоей девушкой, и у тебя нет никаких идей насчет того, что происходит. Как ты можешь?"

А если мы расскажем тебе, ты просто сочтешь нас еще более сумасшедшими.

— Джимми, ты должен позвонить доктору Альперту прямо сейчас, а потом, я думаю, их нужно отвезти в госпиталь в Ричмонде. Изабель уже навредила себе — Бог знает сколько раз. Все эти проколы будут заражены. Когда она начала делать это?

— Эээ...ну...Она начала странно себя вести после того, как Кэролайн пришла увидеться с ней.

— Кэролайн! — выпалила Бонни, запутанная. — Она ползала?

Джим посмотрел на нее:

— Э?

— Не обращай внимания, она пошутила, — просто сказала Мередит. — Джимми, ты не должен рассказывать нам о Кэролайн, если не хочешь. Мы, в общем-то, знаем, что она была в твоем доме.

— Это что, все знают? — печально спросил Джим.

— Нет. Только Мэтт, и он просто сказал, что кто-то долен пойти и посмотреть как там твоя маленькая сестренка.

Джим выглядел и выноватым и пораженным сразу. Слова полились из него, как будто они раньше были закупорены в бутылке, но теперь пробка вылетела.

— Я не знаю, что проиходит. Все что я могу — просто рассказать, что случилось. Это было несколько дней назад — поздним вечером, — сказал Джим. — Кэролайн пришла, и...Я имею в виду, я никогда не был влюблен в нее. Она, конечно, очень привлекательна и моих родителей не было дома, но я никогда не думал, что я тот тип парней...

— Сейчас это неважно. Просто расскажи о Кэролайн и Изабель.

— Ну, Кэролайн пришла, одетая в...ну, в общем, верх был практически прозрачен. И она просто, она спросила, не хочу ли я потанцевать, и это было как медленный танец и она...она как будто обольщала меня. Вот правда. На следуещее утро она ушла — прямо перед приходом Мэтта. Это было позавчера. А потом я заметил, что Тами начала себя вести...как сумасшедшая. Я ничего не могу сделать, чтобы остановить ее. Потом мне позвонила Изабель — я никогда не слышал такой истерики в ее голосе. Кэролайн, наверно, от моего дома направилась прямо к ее дому. Иса-чан сказала, что собирается себя убить. И я примчался сюда. Я должен был убежать от Тами так или иначе, потому что мое присутствие в доме все только осложняло.

Бонни посмотрела на Мередит и поняла, что они думают об одном и том же: и Кэролайн и Тами предложили себя Мэтту.

— Кэролайн, должно быть, все ей рассказала, — сглотнул Джим. — Иса-чан и я еще не...мы ждали, понимаешь? Но все, что Иса-чан сказала мне, это то, что я буду жалеть."Ты пожалеешь, просто подожди и увидишь." И, Господи, я жалею.

— Ну, теперь ты можешь перестать жалеть и начать звонить доктору. Прямо сейчас, Джимми, — Мередит подтолкнула его сзади. — И потом ты должен будешь позвонить своим родителям. И не смотри на меня большими карими глазами щенка. Тебе больше восемнадцати; и я не знаю, что они сделают с тобой за то, что ты оставил Тами в одиночестве все это время

— Но...

— Никаких "но". Я серьезно, Джимми.

Затем она сделала то, чего так боялась Бонни, но знала, что та сделает. Она снова приблизилась к Изабель. Голова Изабель была наклонена; она зажимала свой пупок одной рукой. В другой она держала длинный, сверкающий гвоздь.

Прежде, чем Мередит заговорила, Изобель сказала:

— Значит, ты тоже. Я слышала, каким тоном ты произносила "Джимми". Ты пытаешься отнять его у меня. Все вы суки, пытаетеся сделать мне больно. Yurusenai! Zettai yurusenai! (*насколько я поняла, это что-то вроде боевого клича*)

— Изабель! Хватит! Разве ты не видишь, что делаешь себе больно?

— Я делаю себе больно, чтобы убрать душевную боль. Ты одна из тех, кто действительно причиняет мне боль, ты это знаешь. Ты колешь меня иголками изнутри.

У Бонни внутри все прыгало, но не потому, что Изабель вдруг двинула гвоздь. Она чувствовала, как жар приливает к ее щекам. Ее сердце начало биться быстрее, чем билось до этого.

Пытаясь уследить за Мередит, она достала свой мобильник из кармана, который теперь всегда держала там после посещения дома Кэролайн.

Все еще уделяя половину своего внимания Мередит, она вышла в Интернет и набрала в поиске только два слова, и, когда она увидела количество выплывших ссылок, она поняла, что не сможет просмотреть всю информацию даже за неделю, не то что за две минуты. Но, по крайней мере, у нее было с чего начать.

В этот момент Мередит отошла от Изабель. Она прошептала на ухо Бонни:

— Я думаю, мы просто зря боремся с ней. Ты внимательно осмотрела ее ауру?

Бонни кивнула.

— Возможно, мы просто должны покинуть эту комнату.

Бонни снова кивнула.

— Ты пытаешься позвонить Мэтту и Елене? — Мередит посмотрела на мобильный.

Бонни покачала головой и повернула телефон экраном к Мередит так, что она могла разглядеть те два слова. Мередит посмотрела, а потом посмотрела своими темными глазами на Бонни, выглядя так, как будто она только что с ужасом это осознала.

"Салемские ведьмы".

Глава 21. (Перевод: Лиса •?•?•Всегда•?• Мечтающая)

— Это придает всему происходящему ужасающий смысл, — сказала Мередит. Они всё еще были в гостинной в доме Изабель, ждали доктора Альперта. Мередит сидела за красивым столом из черного дерева, украшенного золотыми завитушками и искала в интернете какое-либо объяснение настигнувшему их озарению.

— Салемские девушки обвиняли людей в том, что те считают их ведьмами. Они говорили, что люди только мешают им, и поэтому кололи себя булавками.

— Как Изабель, обвиняющая нас, — сказала Бонни, кивая.

— И из-за этого они могли изменяться и придавать своим телам "невозможные положения".

— Кэролайн изменялась в комнате Стефана, — сказала Бонни. — И если это ползание, подобно ящерице — не искажение тела, то и у меня должно получиться так же. — она опустилась на пол дома Сэтоу и попыталась развернуть свои локти и колени так, как это делала Кэролайн. Она не могла сделать этого.

— Видишь?

— О, Господи! — Джим стоял в дверном проеме кухни, держа уже почти выскальзывающий из его рук поднос с едой. Запах острого супа мисо разносился по воздуху, но Бонни не была уверена, что ей когда-нибудь еще захочется есть.

— Всё нормально, — сказала она ему, торопливо вставая. — Я просто... хотела попытаться кое-что сделать.

Мередит также встала, — Это для Изабель?

— Нет, это для Оба-сан, я имею ввиду бабушки Иса-чан...

— Я говорила тебе звать кого-нибудь, неважно кого, и все, естественно, придут. Оба-сан в порядке, точно так же, как и Иса-чан, — мягко, и одновременно твердо сказала ему Мередит.

Джим сразу расслабился, — Я пытался заставить Иса-чан есть, но она только бросает подносы в стену. Она утверждает, что не может есть: кто-то душит её.

Мередит со значением посмотрела на Бонни. Затем вновь обернулась к Джиму,

— Почему ты не даешь мне сделать это? Ты уже прошел через многое. Где она?

— Наверху, вторая дверь слева. Если... Если она будет говорить что-нибудь нереальное, просто не обращай внимания.

— Хорошо. Останься с Бонни.

— О, нет, — торопливо пробормотала та. — Бонни идет с тобой, — она не знала, делает она это для собственной безопасности, или пытается защитить Мередит, но накрепко вцепилась в подругу.

Наверху Мередит локтем аккуратно включила свет. Затем они нашла вторую дверь слева, за которой находилась пожилая леди, более похожая на куклу. Она находилась в самом центре комнаты, лежа точно по центру хлопчатобумажного матраса на кровати. Когда они вошли, она села и улыбнулась. Улыбка осветила её морщинистое лицо и превратила в почти детсткое счастливое личико.

— Мигуми-чан, Бенико-чан, вы прибыли, чтобы увидеть меня! — воскликнула она, кланяясь в сидячем положении.

— Да, — медленно произнесла Мередит. Она опустила поднос возле пожилой леди.

— Мы пришли, чтобы увидеть вас, госпожа Сэтоу.

— Не играйте со мной! Это — Инари-чан! Вы действительно считаете меня безумной?

— Все эти чаны. Я думала, "чан" — китайское имя. Разве Изабель не из Китая? — прошептала Бонни за спиной Мередит.

Но они не учли одной вещи: похожая на куклу старуха вовсе не была глухой. Она громко засмеялась, подняв обе руки и прикрыв ими рот, словно застенчивая девчушка. — О, не дразните меня, прежде, чем я поем. Itadakimasu! — она взяла с подноса тарелку с супом мисо и стала пить его.

— Я думаю, чан — это что-то вроде приставки, которую помещают в конце имени человека, которого считают другом, вроде того, как Джимми говорит — Иса-чан, — громко сказала Мередит. А "Йета-даки-масс-су" — что-то вроде того, что говорят, когда начинают есть. Это всё, что я пока понимаю.

Какая-то часть ума Бонни отметила, что у друзей бабушки Сэтоу совершенно случайно были имена, начинающиеся на М и Б. Другая часть вычисляла, где находится эта комната по отношению к комнатам ниже, и, в частности, к комнате Изабель.

Она была прямо над ней.

Крошечная старуха прекратила есть и пристально наблюдала за ней.

— Нет, нет, вы не Бенико-чан и не Мигуми-чан. Я знаю об этом. Но они действительно посещают меня иногда, и так же делает мой дорогой Нобухиро. Происходят и другие вещи, неприятные вещи, но я была воспитана святой девой — я знаю, как позаботиться о них. — беглый взгляд удовлетворения от понимания мелькнул на невинном старом лице. — Этот дом захвачен, и вы знаете это.

— Kore ni wa kitsune ga karande isou da ne. — добавила она в конце.

— Прошу прощения, госпожа Сэтоу, что вы только что сказали? — спросила Мередит.

— Я сказала, что есть китсун, и он участвует в этом, так или иначе.

— "Кит-сун"? — насмешливо переспросила Мередит.

— Лиса, глупая девочка, — бодро ответила старуха. — Они ведь могут превратится во что угодно, во что пожелают, знаете? Даже в людей. Да ведь можно превратиться и в тебя, моя дорогая, и даже твой лучший друг не почувствует разницы.

— Итак, значит это своего рода лиса? — спросила Мередит, но бабушка Сэтоу начала раскачиваться назад и вперед и ее пристальный взгляд остановился на стене позади Бонни.

— Мы имели обыкновение играть в игру "Круг", — сказала она. — Все сидят по кругу, а один — в центре, слепой. И мы спели бы песню. "Ushiro no shounen daare?" — "Кто поддержит тебя?" Я преподавала это своим детям, но я сочинила также и небольшую песню на английском языке.

И она запела, сначала очень старым, но затем внезапно помолодевшим голосом, невинно уставившись на Бонни.

— Лиса с черепахой

Устроили гонку.

Кто окажется прямо позади?

Кто бы это ни был,

Он займет второе место!

Кто окажется прямо позади?

Он приготовит вкусное блюдо

Для победителя!

Кто это находится прямо позади?

Прекрасный черепаший суп

На обед!

Кому верней остаться прямо позади?

Бонни вдруг почувствовала горячее дыхание на своей шее. Задыхаясь, она обернулась — и закричала. Она вопила.

Изабель была здесь. Её кровь капала на циновки, покрывающие пол. Ей так или иначе удалось прикончить Джима и протащиться наверх, в тусклую комнату. Никто не заметил и не услышал её. И теперь она стояла здесь, словно некая богиня пирсинга, или отвратительное воплощение всех кошмаров каждого мастера пирсинга. На ней было одето только бикини. За исключением этого она была абсолютно голой, если не считать крови и разнообразных гвоздей и иголок, которыми она проколола кожу. Как поняла Бонни, она проколола себе все места, которые только можно было проколоть, и некоторые, о которых Бонни и не подозревала. Каждая рана была выгнута и кровоточила.