Завоеватель Шамбалы - Reconstruction

Уж не знаю, каким образом, но отчего-то я понимал все происходящее. Все от начала до конца. Когда Эдвард и его странный брат в доспехах (да... видимо, не все двойники похожи друг на друга... у меня такого размаха плеч не будет никогда, хоть ты лопни... или я все-таки ошибся, и он — не мой двойник... в любом случае, мы с ним даже словом перекинуться не успели) вбежали в круг, я почему-то сразу понял, что это очень опасно. И что эта женщина — Данте — попыталась сделать что-то плохое. Я также понял, что отец Эдварда попытался сдержать ее, чтобы она не попыталась открыть через Врата дверь к Шамбале. И что она отвлеклась на то, чтобы выкинуть Эдварда за врата и таким образом прервала обряд или что она там творила. Разумеется, это отнюдь не привело ее в хорошее настроение.

— Убью! — прорычала она, снова хлопая в ладоши, быстро присела на корточки и прижала руки к каменному полу.

Тотчас из кладки взметнулось вверх несколько каменных копий — одно у самого моего носа, я едва успел отпрыгнуть в сторону и оттолкнуть Уэнди в другую. Мистер Мэтьюз оказался не столь удачлив: отскочить-то отскочил, но, кажется, его чем-то зацепило, потому что он упал на пол, прижимая ладони к правому боку.

— Бегите! — крикнул отец Эдварда. Гогенхайм его звали, что ли?

Он тоже хлопнул в ладоши, коснулся рукой стены, и каменные глыбы вдруг превратились в потоки воды, обрушившись на Данте.

Бегите... прекрасный совет, и я даже собирался ему последовать... собирался... собирался... так почему я с идиотским криком вбегаю в круг и бросаюсь на Данте, стремясь ее повалить?! Я что, рассчитываю, что могу чему-то помешать?! Заразился от Эда манией величия?!

Самое странное, что мне удалось... я действительно повалил ее на пол, и даже схватил за руки... и золотое сияние странного круга, похожего на пентаграмму начало гаснуть. У Эдварда не получилось, а у меня получилось?! Ну надо же... видно, от меня нападения она не ожидала...

Наши с Данте лица оказались совсем близко, и я содрогнулся от отвращения, ослабив на мгновение хватку: у самого уха на шее, так, что обычно под прической не видно, змеилась противного вида опухшая язва... будто плоть гнила, будучи еще живой.

— Глупец! — прошипела женщина. Прицельно ударяя меня коленом в живот. — Ты не понимаешь, что значит Шамбала!

Высвободившись от моей хватки, она рванула к Вратам... но там уже стоял Рой Мэтьюз. Когда успел?!..

— Я тоже хочу узнать путь в Шамбалу! — яростно крикнул он. — Вот ты мне его и покажешь!

— Рой, нет! — это Гогенхайм. Откуда он знает, как зовут мистера Мэтьюза?..

Но Мэтьюз уже схватил Данте буквально за шиворот и затолкал в распахнутые створки Врат. И сам шагнул следом.

— Стоять! — а это уже я. Я прекрасно понимал, что ничего хорошего там мистера Мэтьюза не ждет, а потому поймал его сзади за воротник... ох, лучше бы я этого не делал! Потому что меня затянуло следом.

Я стоял в золотом тумане, и передо мной снова висели врата... Сколько же их тут?.. За первыми еще одни?!

— Это внутренние, — охотно объяснил мне детский голос. — Те, которые ты видел, как бы двери в прихожую. А дом — вот он.

Я повертел головой.

— Да вот же он я! Кстати, привет, Ал! Хотя не скажу, что рад тебя здесь видеть. Как это тебя угораздило так рано, а?.. Выходит, всего лет шесть прошло...

Говоривший в непринужденной позе сидел у самого подножия Врат. Это был мальчишка лет двенадцати с непослушной светлой челкой и ясными янтарными глазами. До жути знакомый мальчишка. Радость наотмашь хлестнула меня

— Эдвард?.. — это спросил не я. Мне пришлось оглянуться, чтобы увидеть рядом с собой мистера Мэтьюза. Голос у него дрожал.

— Эдвард, ты все-таки жив... с тобой все в порядке?!

— Дядя Рой! — Эдвард печально улыбнулся. — А почему, наоборот, так поздно?.. Я думал, что ты прошел уже давным-давно...

— Куда прошел?..

— Через эти Врата проходят души умерших. Только, боюсь, за ними совсем не Рай. Совсем. Потому что когда они распахиваются... — его плечи вздрогнули. — Только эта женщина... Она называет себя Данте... она ходит сквозь них взад и вперед, как хочет.

— Это Врата в параллельный мир?!

— Думаю, не только. Все зависит от того, кто ты сам, и... ну, я не знаю! Послушайте... — лицо его внезапно озарилось надеждой. — Вы не мертвецы, да?! Вы слишком много говорите и слишком долго находитесь здесь!

Мы переглянулись.

— Если бы я умирал, думаю, я бы это запомнил, — фыркнул мистер Мэтьюз. — Не то дело, знаешь ли, о котором можно просто запамятовать.

Эдвард вскочил.

— Вы попали сюда через Большие Врата, да?! — воскликнул он. — Через стационарные! Я пришел к выводу, что они должны быть, пока сидел здесь! Значит, вы сможете вернуться! Вы сможете вывести меня!

— И... как?.. — спросил мистер Мэтьюз.

— Надо просто все время возвращаться! По своим следам! И тогда вы обязательно придете назад.

— По своим следам?.. — на лице мистера Мэтьюза появилась слабая улыбка. — Что ж, не худший совет, племянник. Вот только если я вернусь, я уж точно не попаду в эту самую Шамбалу. И тогда...

— Дядя Рой! Не надо никакой Шамбалы, честное слово! Я же говорю: это, должно быть, жуткое место, если его ищет такой человек, как эта Данте! Вам надо не стремиться к нему, а бежать от него!

— Но если я не попробую, я так никогда не узнаю... — задумчиво произнес Мэтьюз. — И потом, Эдвард, ты просто не понимаешь... ведь тогда мы могли бы...

— Ты мог бы оживить папу с мамой, да?.. — Эдвард пристально поглядел на дядю. — Мне бы тоже ужасно хотелось, чтобы они были живы... — он произнес это, наклонив голову и стиснув зубы. — Но... Слушай... я тут сижу уже не знаю, сколько, но, по-моему, никак не меньше вечности! И знаешь, что я понял?

— Что?.. — тихо спросил Рой.

— Будущее, в отличие от прошлого, существует!

Мэтьюз промолчал. И я с удивлением увидел слезы у него на глазах... или мне показалось?

Эдвард решительно подошел к дяде и взял его за руку. Вторую руку протянул мне.

— Ну, ведите, — сказал он серьезным тоном. — И попробуйте только не вывести! Вы взрослые или не взрослые, в конце концов?!

— Вот дам подзатыльник, будешь знать, какой я взрослый, — пообещал я, беря его за руку. Во мне вдруг поселилась неизвестно откуда ошалелая радость... Эд нашелся! Мой Эд! Тот самый мальчишка, с которым мы гуляли по Берлину, тот самый, который познакомил меня с Уэнди...

— Попробуй! Спорим, я все равно лучше тебя дерусь? — хмыкнул Эд.

Черт, а я уже забыл, какой он задира! Эдвард Элрик был все-таки сдержаннее... надеюсь, ему удалось вернуться. А сейчас черед возвращаться нам.

— На раз-два-три, — сказал мистер Мэтьюз. — Раз, два... — мы с ним одновременно сделали шаг назад.

Тщательно начищенные хромовые сапоги сделали четко отмеренное число шагов по зеркальному паркету. Когда-то — и не столь уж давно — в бытность свою еще майором, бригадный генерал Мустанг вычислил, сколько надо пройти до кабинета фюрера, где надо развернуться наиболее выгодным образом. Ибо "настоящий воин не пренебрегает пустяками", как говаривал Маэс, вытаскивая из форменного берета укрытый там от придирчивого обыска на входе в казарму штопор.

С тех пор прошло не так уж много лет, однако те времена казались отделенными толстенным слоем времени. Хоть ломтями нарезай, да и то не факт, что прорежешься. Куда делся тот хмурый молоденький майор (звание ему причислили сразу, как только он, в дополнение к свежим лейтенантским шевронам выпускника Академии, сдал еще и экзамен на лицензию Государственного Алхимика)? Маэс тогда смеялся: "Это несправедливо! Если уж все девушки твои, то, по крайней мере, по службе я должен продвигаться успешнее!"

Жаловался Маэс, конечно, зря: многим девушкам его веселый нрав нравился гораздо больше нарочитой "загадочной" замкнутости его друга. В этом деле они поначалу преуспевали примерно поровну, хотя Мустанга за выдающиеся подвиги по женской части, равно как и за фамилию, в Академии прозвали Жеребцом (каковое прозвище он от души ненавидел). Однако на втором курсе Академии Маэс влюбился, да так, что моментально забросил всех своих прежних пассий, равно как и веселые курсантские вечеринки. В последствии эта девушка (ничего особенного, обычная серая мышка, хотя все — и Мустанг в первую очередь — ожидали от него какой-то необыкновенной красавицы) стала его женой, а еще немного погодя — вдовой...

Последнее время Мустанг все чаще вспоминал Маэса. Странно... казалось бы, со временем горечь должна была утихнуть, раствориться в волнах памяти. Видимо, два года — не такой уж большой срок. Когда-то, в самом начале, Рой думал, что боль исчезнет, если отомстить... но месть свершилась, а не изменилось ничего.

Осталось только отсалютовать небу и воскликнуть: "Господи, как глупо!" Ибо что может быть глупее, чем смерть?..

Тяжесть от этой глупости до сих пор ранила сильнее, чем боль потери.

Сейчас же генерал Рой Мустанг нарочно обращался к этим воспоминаниям, чтобы подавить гнев и негодование от нынешней ситуации... чтобы напомнить себе о действительно важном... чтобы мысли успокоились, и приняли надлежащий порядок. Чтобы быть готовым к разговору с Халкроу. Халкроу... компромиссная фигура, всплывшая на гребне противоречий разных группировок... солдафон, конечно, но солдафон, не лишенный мозгов... Зачем ему так срочно понадобился опальный генерал Мустанг, бог весть. Со свойственной ему прямотой и стремлением к простым и верным решениям, нынешний фюрер может придумать что-то такое, от чего нет и не будет спасения. Скажем, обвинить "этого молодого выскочку", к тому же, запятнавшего себя "как бы изменой" во время Странного Заговора два года назад, во всех неприятностях, разжаловать до рядовых и отправить обратно на фронт. Действительно, может. Ибо, как ни странно, он не понимает, что все эти тупицы из генерального штаба, поджавшие хвост перед.... Ладно, успокойся. Гнев — он должен быть полезен, чтобы собрать мысли в острое, жалящее копье. Но твой гнев не должен быть направлен ни на кого лично. Ты должен видеть ясно. Тогда ты сможешь отразить нанесенный тебе удар.

"Я конченый человек, — подумал он с усмешкой. — Потому что даже горе использую в своих целях".

Да... он так и сказал Лизе: конченый человек. Человек, сожженный до дна. А она промолчала. И это тоже был своего рода конец, причем конец идиотский.

Мустанг подумал, что он уже слишком долго стоит перед дверью кабинета фюрера, держась за ручку. Пора входить.

Он дернул дверь на себя.

Почему-то Мустанг ожидал, что фюрер будет один. По крайней мере, когда два года назад он отправлял его в "почетную ссылку" на Север, то был один. А теперь — нет. Кроме него в кабинете на боковых стульях сидело еще два генерала: Флетчер и Финчли. Мустанг знал их как довольно-таки неплохих стратегов, но сторонников усиления армии. Крайнего усиления. По этому поводу они находились в оппозиции даже к фюреру Брэдли, который, при всех своих очевидных недостатках, в гражданской политике проводил линию "разумного согласования". Именно поэтому, когда после мятежа признали измену Брэдли, эта парочка оказалась на коне. Кстати, друг друга они не переносили, хотя похожи были не только фамилиями: оба одинаково низенькие, морщинистые и крючконосые. Если они временно отбросили свои разногласия, и находятся здесь вместе... Это могло означать все, что угодно, но скорее плохое. Лично для Мустанга.

— А, генерал Мустанг! — воскликнул Халкроу, без особого радушия, но и без раздражения в голосе — Мустанг не смог сразу разобрать его эмоции, и это его обеспокоило. — Как добрались?

— Благодарю вас, достаточно скоро. Прошу прощения, но я хотел бы перейти сразу к делу: мне необходимо вернуться к войскам как можно быстрее, каждая минута на счету. Обстановка на фронте все еще...

— Критическая, но не безнадежная, — прервал его Халкроу. — И это одна из причин, по которым я вызвал вас сюда. Я хотел бы поблагодарить вас, генерал. Вы совершили невозможное. Вы спасли страну.

— Пока об этом еще рано говорить, мой фюрер. Обстановка еще не стабильна, и... — "Неужели он вызвал меня только за этим?.. Вполне мог бы ограничиться официальной телеграммкой. Нет, тут явно что-то еще. Берегись, Рой, когда так сластят пилюлю, пилюля эта явно горькая. А то и ядовитая".

— Обстановка достаточно стабилизировалась, чтобы мы могли просить вас в дополнение к руководству фронтами взяться за осуществление еще одной операции. Дело это очень новое, и связано с союзниками из... скажем так, далеких от армии кругов. Однако есть все основания предполагать, что сотрудничество с ними поможет нам справиться с нашей основной задачей сейчас и выгнать подлого захватчика с нашей прекрасной Родины. Вот папка, ознакомьтесь, — фюрер подвинул по огромному столу к Мустангу толстую кожаную папку.

— Прямо здесь?.. — осторожно спросил он.

— Нет, можете вернуться на квартиру. Сегодня вечером вы должны приступить к выполнению ваших обязанностей. А пока... познакомьтесь с нашим союзником. Госпожа Асмодея Данте представляет здесь некоторые силы, с которыми вам, как алхимику, привычно будет работать.

Портьера, прикрывающая дверь в соседнюю комнату (насколько помнил Мустанг по одному из своих прошлых посещений, при Брэдли там стояла походная койка и раковина, ибо фюрер был известен своими аскетическими вкусами и привычкой спать два-три часа в сутки, порой не выходя из кабинета) отодвинулась. На пороге стояла невысокая красивая женщина в платье, которое показалось Мустангу несколько странным, но в чем его странность, он не смог определить так сходу.

— Рада познакомиться, генерал Мустанг, — произнесла она низким, приятным голосом. — Надеюсь, мы сработаемся. Тем более что у нас осталось не так много времени.

В тот вечер за столом у миссис Хьюз было на два человека больше. Сама она, тоже справилась с болезнью, и с умилением наблюдала, как братья Элрики уплетают за обе щеки.

— Я всегда знала, что ты вернешься, Эдвард, — ласково сказала она. — Ты всегда был целеустремленным мальчиком. Только... что у тебя с рукой?

— А, пустяки, — отмахнулся Эдвард, набивая рот. — Кстати, ваша запеканка — просто прелесть! Чудо из чудес!

— Спасибо, только похвалы не по адресу. Это Уинри готовила.

-Здорово, Уинри, молодец! — воскликнул Эдвард. — Ну, ты всегда хорошо умела готовить.

— Кроме того случая, когда она первый раз попыталась сделать жаркое... — задумчиво заметил Альфонс, глядя в потолок.

— Ну, да... а помнишь, как она попробовала ради эксперимента положить в бабушкино тесто лишнюю упаковку дрожжей?..

— Еще как! Я же все и оттирал потом, а ты слинял, как всегда!

— Но все меркнет перед тем случаем, когда Уинри в первый раз попыталась приготовить жареную рыбу...

— О да! — братья одновременно вздохнули с деланным испугом.

— Убью! — прошипела Уинри. — Я же не припоминаю вам тот случай с куклой!

— Но кукла-то получилась, верно?.. — улыбнулся Альфонс. — А рыба...

— Не говори этого! — быстро выпалила Уинри. — Молчи, мне самой стыдно!

— А что случилось с рыбой? — заинтересовалась Элисия.

Уинри, Эдвард и Альфонс переглянулись.

— Лучше не вспоминать! — ответили они хором, с дрожью в голосе.

А потом еще раз посмотрели друг на друга. И улыбнулись.

А потом одновременно уткнулись в тарелки.

— Кстати, о готовке, — вдруг сказала Уинри. — Ал... я помню, ты что-то мне такое говорил насчет фирменного пирога миссис Хьюз... еще до того, как... ушел. Я все пыталась вспомнить, что за пирог, да так и не вспомнила... но это явно имело место еще тогда... ну, тогда, когда ты был в доспехах... Значит, к тебе вернулась память?

Эдвард тоже посмотрел на Альфонса.

— Так ты забывал?

— Да, — сдержанно ответил мальчик. — Я действительно забывал, а сейчас вспомнил. Надо было только вспомнить причину... по которой я забыл.

— И что это за причина?

— Это личное.

Теперь пришел черед Эду и Уинри переглядываться.

— То есть?.. — удивилась Уинри.

— Сказал же личное, значит — личное, — ответил ей Эдвард вместо брата, но в голосе его тоже звучал оттенок удивления.

-И... что ты чувствуешь?.. — осторожно спросила Уинри Ала.

— Ну... несколько странно. Одной памятью мне пятнадцать, другой — двенадцать... а если сложить все вместе, то получается семнадцать... но, думаю, я справлюсь, — он безмятежно улыбнулся. — Подумаешь, какие пустяки! По сравнению с тем... — он не закончил.

— Ух ты! — воскликнула Элисия. — А по-моему, жутко интересно! Не соскучишься!

Теперь уже переглянулись все, кроме нее.

— Я думаю, в твоем случае, Ал, это вообще не имеет значения, — с задумчивой улыбкой сказала миссис Хьюз. — Ты давно уже взрослый... ну, почти, — и, протянув руку через стол, она взъерошила ему волосы.

— О господи, почему всех так тянет к моей челке! — под общий смех шутливо возмутился Ал.

...Это был почти семейный вечер. Нет... даже, можно сказать, совсем семейный. По крайней мере, мы все были счастливы. Так хорошо было снова быть вместе. Просто смотреть друг на друга. Просто знать, что мы наконец-то рядом, и никто никуда не исчезнет. Просто касаться друг друга, как будто это самая обыкновенная вещь на свете. Просто смеяться всем вместе... неужели когда-то это не было редкостью? Неужели мы наконец-то прошли всеми нужными дорогами, истоптали все медные башмаки, истерли все железные посохи?.. Неужели нам удалось наконец-то худо-бедно если не искупить, то загладить последствия нашей ошибки? Неужели нам действительно больше никогда не придется расставаться?.. И пойдет нормальная счастливая жизнь... мы вернемся домой... все будет хорошо...

Но нет. На самом деле, это только здесь, в гостиной миссис Хьюз было весело и горела лампа. А на улице, шла война, и умирали люди. И еще где-то там, непонятно в нашем мире или в том, была Данте, вынашивающая какие-то свои планы, а за Вратами был еще неубитый Зависть... Я чувствовал, что брат не сможет этого так оставить. Да я и сам не мог. Это уже было дело чести. И не просто чести.

..Чуть позже вечером, когда Элисию уложили спать, настала пора серьезного разговора.

Начал Эдвард, и, как всегда, сразу взял быка за рога.

— Уинри... ты можешь что-то сделать с моей рукой?

— В общем, инструменты у меня с собой, запчасти тоже, — пожала она плечами. — Может быть, это и глупо, но я всегда таскаю с собой заготовки. На случай... — она чуть покраснела. — В общем, на всякий случай. Так что если что, установить можно буквально за несколько часов.

— В том-то и проблема, — буркнул брат. — Боюсь, что устанавливать некуда.

— Ты о чем?

— Гнезд нет. То есть есть, но другие.

— Это как?! Эд, ты не мог умудриться и гнезда выломать, ты бы кровью истек!

— Ничего я не выламывал, — хмуро сказал он. — Это уже... повторно. В общем, у меня руки-ноги восстанавливались, а потом их снова оторвало. Так что надо все по новой.

Брат избегал смотреть на меня, и я понимал, почему: второй раз руку и ногу ему "оторвало" опять из-за меня. Он подозревал, что мне тяжело будет слышать, и не без причины. Когда он говорил это, я чувствовал себя ужасно. У меня даже живот скрутило холодом.

— Как это тебя угораздило?! — ахнула Уинри.

— Это личное, — отрезал Эдвард. — Но я не жалею. Подумаешь, еще раз....

У меня слегка отлегло от сердца, но чувство паршивости никуда не исчезло.

— Погоди, а на чем у тебя эти протезы стоят?.. Нет, они, конечно, двигаются неважно, но...

— На гнездах, которые сделал отец.

— Ох черт... — Уинри прижала пальцы ко рту. — Я же не могу удалять те гнезда и делать новые! Мало того, что это жутко опасно, так еще и... я вообще не хирург! То есть... я училась, но я пока не сдала на лицензию! Этим бабушка всегда занималась! И потом... нужна больница, нужно оборудование...

— А мастерская Рокбеллов?.. Мы могли бы поехать домой...

— Ее... — Уинри прикусила губу. — В общем, скорее всего, ее больше нет. Там северяне.

— Что?!

— Я не стал тебе говорить, — тихо сказал я. — Но, по-моему, я упоминал, что дома война?

— А что с бабушкой?

— Я не знаю. Последний раз, когда я разговаривала с ней по телефону, ее должны были вскоре эвакуировать... здесь была такая неразбериха, я даже не знаю, как ее разыскивать...

— Ясно... — Эдвард сглотнул. — Насчет операции... а здесь, в Столице...

— Сейчас все госпитали мобилизованы под военные нужды, — тихо произнесла миссис Хьюз. — Если бы ты по-прежнему был государственным алхимиком... но я сомневаюсь, что они позволят там прооперировать, даже если за дело возьмется Уинри.

В гостиной повисла гнетущая тишина.

— Ладно, — вдруг решительно произнесла Уинри, — нечего расстраиваться раньше времени! Кто вообще сказал, что придется эти гнезда переделывать?.. Я хочу как следует посмотреть на эти штуки. Может, я смогу подогнать их под наши гнезда... или еще что придумаю... в общем, чтобы не пришлось всякой фигней заниматься! Тем более что, как я уже сказала, извлечение этих гнезд может быть очень опасным. Особенно в твоем случае, Эд. У тебя же очень близко к легкому подходит...

Она решительно встала и потянула брата за левую руку.

— Пойдем!

— Куда пойдем?!

— На кухню хотя бы! Миссис Хьюз, можно воспользоваться вашей кухней в этих целях?

— Разумеется, можно.

— А ты, Ал, сходи наверх и принеси из той комнаты, где вы сегодня так эффектно очухались, мой чемоданчик! Там должно быть все необходимое.

Уинри потащила брата на кухню, а я послушно отправился наверх. Чемоданчик пришлось искать несколько дольше, чем я рассчитывал... в итоге он все-таки обнаружился на подоконнике, за полураздвинутой шторой. Я быстро подхватил его и спустился вниз, прошел через гостиную, в которой миссис Хьюз уже погасила свет, вошел в коридорчик, ведущий к кухне... Из-под двери вырывалась золотистая полоска света. А еще доносились всхлипывания.

Я замер, сообразив, что про меня, тут видимо, забыли... и против своей воли различие слова, которые прорывались сквозь сдавленные рыдания:

— Я думала... ты никогда... разве так можно... я же... почему я все время должна тебя ждать?! Мне это надоело, черт возьми! Я... и вообще... и... ну как ты мог! — слова иногда звучали как-то глухо, как будто Уинри периодически утыкалась кому-то в грудь.

— Ну... ладно... Уинри, ну не плачь же... — растерянный и на удивление нежный голос брата. — Ну... ну что ты... все будет хорошо...

— Да-а... хорошо... вот я починю тебе руку, и ты опять во что-то ввяжешься... и тебя убьют, или снова ты куда-то исчезнешь... ну сколько можно! Все люди как люди, а ты...

— Уинри...

— И ты никогда не считался с моими чувствами! Как будто трудно было заметить, что я...

— Уинри, мы же были детьми, в конце концов!

— Но сейчас-то мы взрослые! По крайней мере, некоторые, — это, последнее, уже сердито и справляясь со слезами.

— Да... — тихий ответ брата. — Мы взрослые.

Я аккуратно поставил саквояжик с инструментами на пол прихожей и тихонечко, на цыпочках вышел. И не пошел наверх, а отправился в сад. Небо было чистым-чистым... звездным-звездным... и холодным-холодным.

Я присел на качели, которые сам смастерил... не знаю уж, сколько дней назад: по моей памяти — вчера. Оттолкнулся от земли. Качели тихо качнулись.

Я знал, что это случится рано или поздно. Я давно это знал. Я даже очень рад за них. Уинри всегда была мне как сестра и ничего больше. И даже вернувшаяся память... память тех лет, когда я любил ее... не поколебала этого моего спокойствия. Тогда что же темное в моей душе?.. Что это — боль?.. Страх?..

Да. Страх.

Я очень-очень боюсь за них. Я очень боюсь, что Уинри окажется права.

И еще... я боюсь, что, когда мы прошли через Врата, они не потребовали с нас никакой платы. Не значит ли это, что нам придется расплатиться сторицей?..

Глава 24. И снова о философском камне