А еще им не нравилось, что размер штрафа не был фиксированным, а определялся лишь прихотью Змея, безо всякого учета интересов проштрафившихся. Но самое главное, что им не нравилось, было то, что и постановление о применении высшей меры Гистас Грине выносил самоуправно, без обсуждения с высокопоставленными соратниками, и тут же приводил приговор в исполнение. Лично. Вот такой он был руководитель. Мягко говоря — авторитарный, а грубо и не скажешь.
А простому народу это, наоборот, нравилось. Ведь не каждый день увидишь, как Дон сначала вспарывает живот бригадиру Таможенного Цеха, являющемуся, по совместительству, племянником начальника этого же Цеха, а потом и самому начальнику. Первому за то, что перепутал свою шерсть с государственной — вернее, наоборот, но так звучит как-то более благозвучно, и часть дохода от поставок змеиных корешков — знатного галлюциногена, направил в свой карман, вместо "Союзного", а его дяденьку за то, что тот проявил политическую близорукость и на важный пост поставил своего родственника, а не преданного делу, честного товарища.
В первый год правления Змея был даже вооруженный мятеж, правда подавленный быстро, жестоко и очень кроваво — вполне в стиле руководителя Гильдии. Следствием этого стало полное отсутствие оппозиции, причем как системной, так и наоборот. И все же критика высказывалась, но... только на кухнях. Как в приснопамятном Советском Союзе в эпоху развитого социализма. Гистас не возражал — из системы надо выпускать пар, по мере надобности — иначе котел взорвется. Как уже упоминалось, Змей людей не любил. А из вышесказанного понятно, что и люди его любили не сильно, мягко говоря. Но, уважали. Что было, то было. То есть, он был идеальным руководителем — его боялись и уважали.
Вот во время очередного инспекционного рейда, семь лет тому назад, и произошла первая встреча Гистаса Грине и Делии. Он не спеша прогуливался по площади Небесных Заступников, хозяйским взглядом окидывая многочисленных нищих и гораздо более редких карманников, промышлявших на этой благословенной территории. Все было как обычно — мимолетные, а зачастую заинтересованные взгляды из праздношатающейся толпы, не подозревающей, какой могущественный человек находится рядом, и испуганные взгляды подданных, робко посматривающих из-за кольца охраны, нужной только из представительских соображений, ибо от той опасности, от которой Змей не смог бы защититься сам, они бы его точно не защитили. Льву не нужна охрана из шакалов, но овцы считают иначе — что за пастух без овчарок? Поэтому приходилось соответствовать народным чаяньям. Все-таки, протокол — великая сила! Один TCP/IP чего стоит.
Вначале Гистас не понял, что именно заставило его притормозить, а затем и вовсе остановиться. Потом дошло — необычный взгляд. Кто-то посмотрел на него весело, приветливо и доброжелательно. Нет, было бы большим преувеличением утверждать, что до этого момента на Змея никто так не смотрел. Смотрели. Он умел закрывать шторки в глазах, прятать свою истинную сущность и представать перед нужными людьми, не входящими в "Союз", джентльменом, приятным во всех отношениях.
Как пел Владимир Семенович: "Тот малость покрякал, клыки свои спрятал — красавчиком стал, — хоть крести!". Это именно тот случай. Правда поступал он так нечасто. Очень не часто. Только по крайней необходимости. Лишь при общении с высшими иерархами Гильдии Магов, людьми из Совета Дожей, высшими чиновниками Администрации Генерал-губернатора и прочими подобными випами. То есть, Гистас Грине скрывал свое истинное нутро, честно признаемся — сильно не человеколюбивое, весьма редко.
И не из дурацкого снобизма, как могло бы показаться — мол глядите все, как мне людишки противны, и скрывать я этого не собираюсь! Отнюдь. Для этого были настоящие, веские причины. Дело было в том, что с опущенными шторками, Змей напоминал паровой котел с завинченным предохранительным клапаном — рано, или поздно, такой агрегат взорвется и разнесет все вокруг. Гистас эту свою особенность прекрасно знал и старался ситуацию до крайности не доводить.
С подчиненными же Змей не стеснялся, взгляд свой мертвящий не скрывал. А как аукнется, так и откликнется. Поэтому и в ответ получал только испуганные и подобострастные. Даже злых не было, и вот на тебе — кто-то, причем не из гражданских, а из своих, смотрит весело, приветливо и доброжелательно!
Змей резко развернулся, сделал пару шагов назад и снова поймал этот взгляд. Кто-то с симпатией разглядывал его из кучи тряпья. Сидящий рядом старик нищий сжался в грязный комок, сделавшись от этого необычайно похожим на больного воробья, правда гигантских размеров. А Гистас остановился и стал терпеливо ждать, когда обладатель необычного взгляда соизволит показать что-нибудь еще кроме глаз. Прошло совсем немного времени и его терпение было вознаграждено. Из тряпок высунулась маленькая грязная ладошка и тоненький голосок произнес:
— Подайте на хлебушек добрый пир.
"Ничего не изменилось, — подумал Змей, — и меня учили попрошайничать именно такими словами..."
— Держи! — он аккуратно вложил в чумазый ковшик золотую монетку, которая тут же исчезла в недрах тряпья, но через мгновение рука показалась обратно.
— Не такую! — безапелляционно объявил владелец руки, протягивая монету обратно.
— А какую? — изумился Гистас, с недоумением разглядывая забракованное подаяние.
— Вот такую! — на свет была извлечена медная монета, значительно превышавшая размерами золотую. — Твоя очень маленькая.
— А тебя вообще как зовут? — решил сменить тему Змей, так как меди в его кошельке отродясь не водилось и удовлетворить взыскательные требования владельца маленькой руки он не смог бы при всем желании.
— Дедушка Юфемиус не разрешает мне разговаривать с посторонними, — получил он несколько неожиданный ответ. — Чтобы меня не забрали в бордель грязные выродки, — уточнил тоненький голосок.
— Он очень правильно поступает, твой дедушка, — медленно выговорил Гистас, с усилием загоняя обратно, внезапно всплывшие в памяти, воспоминания о Червяке, с годами потускневшие и вылинявшие, но вдруг засиявшие прежними яркими красками.
— Он мне не дедушка, — продолжил просвещать Змея тоненький голос. — Моего дедушку убили... и бабушку тоже, — уточнил невидимый собеседник.
— А папа с мамой? — после небольшой заминки поинтересовался руководитель бакарской мафии.
— А папы с мамой у меня и не было.
— Так не бывает, — машинально отреагировал Гистас.
— Бывает! — получил он ответ тоном не терпящим возражений. — А дедушка Юфемиус хороший! — несколько неожиданно объявил невидимый собеседник.
— Не сомневаюсь... — задумчиво протянул Змей и добавил: — Мне почему-то кажется, что он разрешит тебе поговорить со мной. — Я тебя в бордель не заберу, и никому другому не позволю.
— Тогда ладно! — и из тряпья показалась грязная улыбающаяся мордашка, в обрамлении не мене грязных волос, предположительно светлого оттенка — точно разобрать было сложновато — для этого их надо было сначала хорошенько вымыть. — Меня зовут Делия! — перестав улыбаться, очень официальным тоном представилась маленькая нищенка.
— Я — Гистас, — не менее торжественно отозвался Змей. — Рад знакомству.
— И я! — снова заулыбалась Делия, но через мгновение вновь стала серьезной. — А теперь не мешай, мне надо работать! — с этими словами она вновь спряталась в своем тряпье, оставив снаружи только протянутую руку. — И отойди! Не загораживай!
За всей этой беседой, крайне испуганно, следил старик, не менее грязный, чем его питомица, тот самый, который с начала беседы прикидывался больным, а скорее даже — дохлым гигантским воробьем. Напуганный до чрезвычайности, он никакого участия в разговоре не принимал, но тесное общение Змея с девочкой с каждым мгновением тревожило его все больше и больше. Дальнейший ход событий показали, что беспокоился он не зря.
Тряпье зашевелилось и на свет снова показалась голова маленькой нищенки:
— Нам с дедушкой Юфемиусом надо собрать за день двадцать монет, — нахмурившись сообщила она Гистасу.
— Ты умеешь считать? — удивился он.
— Да! — гордо заявила Делия, правда немедленно уточнила: — но только до пяти, — и в доказательство предъявила грязную пятерню, на которой и продемонстрировала уверенный счет на пальцах: один, два, три, четыре, пять.
— А двадцать больше пяти? — с серьезным видом поинтересовался Гистас
— Намного... — призналась она и, тяжело вздохнув, добавила: — Каждый день надо сдать бригадиру двадцать монет. — Она снова вздохнула. — Иначе нас съест Змей!
От последнего заявления, глава Ночной Гильдии чуть было не подавился слюной, а дедушка Юфемиус пережил целую гамму чувств. Он успел испытать законную гордость из-за того, что он — настоящий ясновидец! Ведь все его тревожные предчувствия блестяще подтвердились! — значит он настоящий гадатель! Следовательно, он вполне может заниматься предсказанием будущего — деятельностью гораздо более доходной, чем нищенство. Но, уже в следующее мгновение он испытал ни с чем не сравнимую горечь — его чудесным образом открывшиеся, прогностические способности подсказали ему, что воспользоваться своим даром он не успеет. Покойникам деньги не нужны. Осознав все это за один краткий миг, дедушка впал в состояние похожее на кататонический ступор — мягко говоря оцепенел, а если называть вещи своими именами — одеревенел. От ужаса. Охрана главы бакарской мафии тоже подобралась, ожидая подробного распоряжения, каким именно изощренным способом отправить дедушку Юфемиуса на воссоединение с большинством. Однако ничего такого не последовало. Гистас только хрипло откашлялся и потер шею:
— Делия, хочешь ко мне в гости? — задал он несколько неожиданный, в сложившейся ситуации, вопрос. И не дав собеседнице, уже открывшей было рот, продолжить тему с пожиранием ее и дедушки злобным пресмыкающимся, быстро добавил: — а со Змеем я договорюсь.
— Правда? — с сомнением в голосе уточнила девочка.
— Правда! — твердо заверил ее Гистас.
— Ну-у... ладно, — согласилась девочка и прибавила: — только вместе с дедушкой Юфемиусом!
— Куда же без него, — улыбнулся Змей, — конечно с дедушкой.
— Тогда я согласна! — улыбнулась Делия...
Так, впервые в жизни, у Гистаса появился человек, который его любил. Не жалел его, не воспитывал, не тренировал, не натаскивал, не лебезил перед ним, не заискивал, не искал выгоды от отношений, а просто улыбался, когда он входил в комнату, подбегал, обнимал и рассказывал, что у огромного жука, который прилетел с южным ветром, рога, как у оленя, но она нисколечко не испугалась, что у котят уже прорезались глазки и они уже учатся лакать молоко, что на обед опять был луковый суп, который она терпеть не может, но пришлось есть, потому что он полезный, а иначе она не вырастет и навсегда останется маленькой — до самой старости, и будет крохотной старушкой. Слушая это, Змей только глупо улыбался, радуясь, что его никто не видит, и чувствовал себя счастливым.
Он хотел нанять ей лучших учителей, которых только можно найти в Бакаре, но когда он сообщил об этом Делии, девочка привычно улыбнулась — улыбка вообще редко сходила с ее милого личика, и сказала, что лучше, чем он, ее никто не научит. На все его возражения, что ему некогда, что он мало чего знает, что не умеет учить, что... она только улыбалась. Противоядия против ее улыбки у него не было и, скрепя сердцем, Змей согласился, правда строго предупредив, что если ничего не получится — будут занятия с учителями! А Делия оказалась права. Все получилось. Оба получали удовольствие от занятий. Он от того, что она такая умная и способная, а она от того, как он радуется ее успехам. На самом деле, Гистас много чего знал, и все это сумел передать Делии.
Змей был счастлив долгие семь лет. А три десятидневки тому назад его счастье закончилось. Делия впервые за все время, что жила в его доме, не вышла к завтраку. Встревоженный, он поднялся в ее спальню и поначалу ему показалось, что ничего страшного не произошло — девочка мирно спала в своей постели. Она лежала на спине, положив руки поверх одеяла и хотя не шевелилась, но дышала ровно, жара не было — он проверил, прикоснувшись губами к ее лбу, и Гистас поначалу решил, что тревога ложная, что Делия просто устала вчера — долго читала на ночь, поэтому и не проснулась вовремя, и что сейчас она откроет глаза, привычно улыбнется ему, и что все будет хорошо.
Тревожится он начал ближе к вечеру, когда ситуация не изменилась — девочка не просыпалась. Уже не веря, что все будет в порядке, Змей, взяв себя в руки, все же сумел дождаться утра, не переходя к активным действиям — слабая надежда, что все еще образуется, теплилась в глубине его души. Эту ночь он провел рядом с девочкой, сидя на неудобном стуле. Сомкнуть глаз не удалось — сна не было ни в одном глазу. Он еще отстраненно подумал, что надо было перетащить в спальню Делии свое любимое кресло — может тогда удалось бы немного поспать, а то в глаза будто песок насыпали, голова не варит, надо предпринимать все возможное для спасения девочки, а он далек от оптимальной формы.
Но, далек, не далек, а все нужные шаги он предпринял. Правда ничего особо сложного тут не было, и ошибиться было трудновато. Перво-наперво надо было доставить к постели Делии лучшего лекаря, какого только можно было найти в Бакаре. И с самого утра к Свэрту Бигланду был отправлен гонец, с просьбой прибыть как можно скорее. Просьба была подкреплена увесистым кошелем, набитым золотом. И лучший маг-лекарь, причем не только Бакара, а пожалуй и всей Акро-Меланской Империи, не заставил себя долго ждать, хотя лечебной практикой он предпочитал заниматься только в своем стационаре и соглашался пользовать пациентов на дому только в особых случаях.
И в том, что он не преминул откликнуться на зов о помощи, золото сыграло свою определенную роль, но отнюдь не главную, и даже не второстепенную. Многие не менее, а зачастую, более богатые люди, чем Змей, в ответ на свою просьбу о визите врача на дом, подкрепленную гораздо большим количеством презренного металла, получили бы его обратно, вместе с вежливым отказом и не менее вежливым уведомлением, что глава Гильдии Магов Бакара маг-лекарь Свэрт Бигланд принимает пациентов только в своей клинике, в строго отведенные для этого часы, в строго определенные дни, запись у секретаря.
Дело было вовсе не в золоте, хотя и в нем тоже, несомненно. Свэрт не отказал бы в помощи Змею и безо всяких денег. В данном случае, золото было просто символом уважения, проявляемого главой Ночной Гильдии к главе Гильдии Магов. И только. Один бы не обеднел от потери этого кошеля, а другой бы не разбогател. Дело было в том, что к просьбам уважаемых людей надо относиться внимательно. А Гистас Грине — бессменный лидер "Союза" в последние двадцать лет, несомненно был уважаемым человеком.
Осмотр Делии много времени не занял. Свэрт, как только взглянул на девочку, сразу же нахмурился и это очень не понравилось Гистасу. Они и раньше встречались. Не сказать, чтобы часто, но встречались, распутывая различные коллизии между магами и бандитами, чтобы не доводить их до открытой конфронтации, которая была никому не нужна, да и кроме этого, время от времени, проходили "встречи в верхах" — оба, по существу, были руководителями крупных корпораций, образно говоря — кормчими огромных судов, за штурвалами которых они стояли, не позволяя кораблям, идущим бок о бок по штормовому морю, опасно сблизиться и пропороть борта, поэтому Гистас и Свэрт успели неплохо узнать друг друга, и Змей знал, что поколебать обычную невозмутимость мага-лекаря могло только что-либо очень неординарное. А вертикальная морщинка однозначно говорила, что истина, открывшаяся Свэрту, приятной не была.
