"Тени таятся во мраке"

Одобрено им было и предложение Василия по срочному выводу главных идеологов "ирландского сепаратизма" из-под готовящихся по ним ударов британских властей. Этих людей нужно было не только вытащить, но затем и практически "подковать", заточив на длительную, вооруженную подпольную борьбу. А позже, с их помощью, организовать для будущей ИРА каналы получения денег, тола, оружия и литературы. Подготовить "окна" для эвакуации с острова "спалившихся" и раненых. И много чего прочего, необходимого. Время и география обеих операций практически совпадали...

"Василий, хочешь ты, или нет, но я считаю, что тебе надо ехать в Лондон самолично, — решительно заявил Михаил, — Нет, я не думаю, что Рачковский и его люди провалят там все. Но хорошо бы, чтоб наших ребят ты повел сам. В первый раз. Так будет правильно. И уже по итогам этого выхода, одного-двух офицеров сможешь выдвинуть на группы, что назрело. Ведь на "склейку" новых групп нужно время, а сейчас его попросту нет.

Я не думаю, что, находясь здесь, ты сможешь за это время сделать больше. А боевое слаживание первых спецподразделений для тайной боевой работы не только на своей территории, но и за границей не терпит и дня промедления. Слишком большая стартовая фора была у наших врагов. Разве не ты сам сказал: "были бы кости, а мясо нарастет"? Вот и получите вы с Зубатовым уже через несколько недель первооснову будущего костяка нашей машины тайной войны. И это едва ли не более важно, чем оперативная реакция на активизацию социал-демократов или взятие под наше крыло героических ирландцев.

Кроме того, познакомиться с Рачковским и там, на месте — в Лондоне, наметить с ним шаги по выявлению возможной причастности британцев к финансированию эсэровских и эсдековских террористов, тебе тоже необходимо. Заодно посмотришь его людей, агентов. Поймешь, чего они стоят на деле. Зубатов не зря желает именно от тебя услышать мнение на этот счет. Согласись, Василий, но наше с тобой предложение по значительному и системному увеличению финансирования зарубежной агентуры было поддержано братом с вполне определенными надеждами на ощутимый и скорый эффект.

Что же до меня, — не волнуйся, мой дорогой. В первые дни после моего возвращения в столицу твоя подстраховка была неоценима. А сейчас, возможно, даже к лучшему, что я какое-то время покручусь в сферах один. Чтобы нас не шибко "связывали", — усмехнулся Михаил, — Когда вернешься, я как раз определюсь, кто, что и к чему здесь, и начну тебя ПРАВИЛЬНО знакомить с народом. Ты ведь не забыл, что тебе еще кучу официальных визитов-представлений предстоит сделать? А еще — научиться, наконец, ездить верхом. Иначе нам с тобой лучших людей в вашу с Зубатовым контору не перетащить..."

* * *

"Итак, впереди короткий заход в Гетеборг, куда назначена часть груза герра Рогге, а утром третьего дня мы приходим в Лондон. В логово..."

В столице Британской империи Василию бывать не приходилось. Ни в колядинские годы, ни сейчас. Сказать, чтобы он ждал от встречи с этим городом чего-то особенного? Нет, пожалуй. Он был совершенно далек от мыслей о сокровищах культуры и истории, которые "Столица Мира" — так англичане без смущения именуют мегаполис на Темзе — на протяжении столетий создавала сама или жадно поглощала, как свою имперскую добычу.

Эта территория плотной городской застройки интересовала его сугубо утилитарно, как человека военного. Для него этот город был цитаделю врага и полем предстоящей длительной и жестокой борьбы с ним.

Другое дело — английские технические достижения. Помимо основных задач, что были определены планами предстоящей операции "Посылка", он планировал посмотреть своим наметанным глазом на доки и парочку мостов. А еще — неторопливо прогуляться по Сити и вокруг британского Морского министерства. Рекогнисцировочка на будущее, так сказать. Что еще может позволить себе "Руссо туристо облико морале", работающий под личиной молодого матроса с германского сухогруза?

Но куда больше, чем знакомство с Лондоном, волновала Балка первая встреча с Петром Ивановичем Рачковским, являющимся ИД начальника управления Заграничной агентуры ИССП. Чисто внешне он мальчишка в сравнении с этим серьезным господином. Да и по должности их весовые категории совершенно разные. Кто такой для Начупра какой-то офицер по особым поручениям? Пусть даже и с сопроводительным письмом от Председателя в кармане, дающим ему весьма широкие оперативные полномочия...

Этот прожженый интриган, зубр политического сыска и гений провокации в одном флаконе, человек, сумевший "раскрутить" Азефа из рядового стукача-инициативника в супер-крота в стане партии Эсэров, великодушно позволил старому приятелю Зубатову уговорить себя вернуться на цареву службу. Но вводным о том, что ряд его французских друзей из "Великого Востока" — отныне объекты разработки, а вместо любимого Парижа ему надо в пожарном порядке отправляться на берега Туманного Альбиона, он не шибко возрадовался. Тем паче, что на авеню Гренель 79, в кабинете исправляющего должность начальника отдела "Западная Европа" ЕГО Управления, остается сидеть Ратаев.

Леонид Александрович достался конторе "по наследству" от Плеве при передаче от МВД к ИССП политического сыска, и терять такого опытного кадра Председатель не захотел. Несмотря на то даже, что у Рачковского имелись к Ратаеву определенные личные счеты.

"Нет, не прост Зубатов. Но ведь и систему сдержек и противовесов задолго до Брежнева придумали. Не нахлебаться бы с этими "старыми" кадрами..." — Василий сплюнул за борт.

* * *

Что же это такое — шестое чувство? Чувство опасности? Или, если хотите, та самая "чуйка" про "жареного петуха под задницей" или "незаметно подкрадывающуюся полярную лисичку", про которые толкуют тертые жизнью циники-прагматики? Ну, или, как вариант, для людей более деликатных и набожных, — "шепот Ангела-хранителя"?

Над природой этого явления Василий не задумывался, справедливо полагая, что раз вся наука бессильна разгадать ее, то ему тем более нет смысла вечно ломать голову над столь каверзным вопросом. Но, поскольку, проявления сего феномена, или, если хотите, предупреждения, на примере своей собственной скромной персоны он отмечал не раз и не два, поразмыслив, Василий пришел к вполне метафизическому выводу.

Он рассудил, что аналогично тому, как мастерство ремесленника является не столько следствием изначального таланта, сколько итогом N-го количества повторений того или иного действия, предчувствие опасности становится естественным результатом работы подсознания человека, часто оказывающегося по жизни в ситуациях, связанных с риском для нее. Причем, в обстоятельствах не случайных, а в ожидаемых, или даже неизбежных.

Для военспеца, не кнопочного, штабного или, тем паче, "паркетного", а полевого, такой расклад является естественным фоном его ремесла. А Василий был в своем деле профессионалом. Причем, профессионалом самой высокой пробы. Так уж получилось...

Хотя, если уж быть до конца откровенным, он замечал за собой некие "странные штучки" с детства. Например, еще в октябрятском третьем классе, он впервые удивился тому, что иногда, просто топая куда-то по улице, неожиданно понимал, кто именно, вот сейчас, через пару-тройку секунд, появится из-за ближайшего угла.

Второй "прикольчик" он узнал за собой попозже, будучи старшеклассником. Про себя он окрестил его "предчувствием шлепка". Новый "талант" был еще занятнее. Но включался лишь изредка. Причем, с использованием "бокового" зрения и при отсутствии осознанного интереса к человеку, который сразу после того, как "фоновое" внимание Василия где-то на уровне подсознания концентрировалось на нем, внезапно спотыкался или падал, как подкошенный!

Кстати, Василий здорово переживал от того, что не имел возможности ни помочь, ни предупредить обреченного на падение человека. Ведь его интеллект в тот момент на него не обращал внимания вовсе, лишь бесстрастно принимая к сведению информацию, о том, что "этот персонаж третьего плана сейчас вот-вот грохнется"! Попытка рассказать об этом паре школьных друзей закончилась смехом и шутками-подколками. Но гораздо обиднее Василию было осознавать то, что среди "его" падающих случались и женщины...

Слава Богу, со временем этот "фортель разума" стал проявляться реже. Зато вместо него, в Кандагаре, к Василию впервые пришло "чувство прилета". Когда еще до того, как мозг успевал оценить складывающуюся ситуацию, посчитав ее опасной, подсознание четко выдавало инфу о неизбежном в самые ближайшие мгновения прилете гранаты, мины и даже снаряда, предназначенного ему; о пулеметной очереди или пуле снайпера, что вот-вот должны явяться по его душу.

Там, в Афгане и в Чечне, и здесь, в Манчьжурии и под Токио, эта "чуйка" выручала его уже раз семь. Да и не только его одного. Возможно, что и по этой причине, а не только благодаря опыту, ответственности и органическому неприятию необдуманного риска, в свое время Василий широко прослыл в узких кругах "бездвухсотным групером"...

Крайний раз шестое чувство близкой опасности спасло его на пару с Великим князем Михаилом Александровичем от больших проблем на окраине Йокогамы. И с тех пор не посещало. До этой самой минуты.

Адреналин врать не будет. Василий внутренне подобрался. "Антенны закрутились". Аккуратным, экономным движением он придвинулся к грузовой лебедке и повернулся так, чтобы контролируя мостик и надстройку, одновременно минимизировать вероятность атаки со спины. Но никаких признаков угрозы пока не наблюдалось. Его "горизонт" был девственно чист. Погода замечательная. Пожилой трамп, слегка покачиваясь и вибрируя в такт ходам шатунов в машинном и ударам винта в воде под кормой, неторопливо ползет все дальше и дальше на запад. Здоровенный четырехмачтовый барк под шведским флагом скоро разойдется с ним на встречных курсах не менее, чем в миле. Опасных глубин тут, на самой торной морской дороге в мире, нет. На борту пока все спокойно. По информации Рачковского, кэп проверенный, он уже не раз выполнял наши деликатные поручения "в темную", честно отрабатывая свои марки и не задавая при этом лишних вопросов.

Так что же не так? Откуда ждать "прилета"? И чего?..

Минуты текли. Не начиналось. Но и не отпускало...

— Ну? Что за хрень с нами сегодня творится? — не выдержав, в полголоса высказался Василий, — Травки из кэповского бальзамчика что-ли чудят? Не, это вряд-ли...

Ответом ему были лишь крики чаек и плеск воды у форштевня парохода. Вокруг все оставалось по-прежнему мирным и безмятежным. Но... не отпускало!

"Тыксс-с. А я сошла с ума... ай-яй-яй, какая досада...

Тьфу ты, блин! Фрекен Домомучительница, Ваша земля у нас осталась справа по борту. И вообще, Вас еще не придумали. Кстати, от шведов мы никакой подляны не ждем-с? А с чего бы господам свеям нам гадить? Мы вообще-то сейчас немцы по пачпорту. И плюшек мы ничьих чужих не ели. Только верочкины, в Питере еще..."

И тут до него дошло!

"Спасибо, Астред Лингрен. Или почему плохо быть тупым. Так вот чего мы боимся! И за кого... и правильно трусим: теперь у нас есть слабое место. И в него, если что, будут бить. Со всей силы, наверняка. Если не дураки. Только с дураками мы нынче не играем...

Первый абордажник флота, морской бронекавалерист-железнодорожник, военно-полевой дружбан и собутыльник непутевого Мишки-сорванца — это одно. А вот фаворит Великого князя, которому брат самодержец соизволил даровать право регентства, плюс флигель-адъютант Государя Императора и, до кучи, — один из приближенных офицеров главного опричника Зубатова, — это нечто совсем иное. Шило в мешке не утаишь. И у этого "совсем иного" теперь появляется жена, а скоро будет и ребенок...

Спасибо судьбе и балковским гормонам за наше уютное домашнее счастье. Но, Вася, если ты планируешь и дальше разруливать всероссийские проблемы, включай-ка свои колядинские мозги, чтобы сперва порешать собственные дела. Чтобы нас за это-то самое счастье не ухватили. Каленым железом. Все рассуждения о том, что здесь, в этом времени, ТАК не принято, бесчестно и всякую тому подобную влажную галематью, мы оставим наивным идеалистам или дуракам. В невидимой войне приемлемы все средства, если они эффективны и ведут к заданной цели. Для наших врагов это так, во всяком случае.

А поскольку всякая война есть "путь обмана", как учит старый, мудрый Сунь Цзы, придется наводить "тень на лунный день". Время пока есть, но чуйка не зря напомнила о приоритетах. Значит, начнем подбирать себе подходящую столичную "личину". Бретер-дуэлянт? Игрок картежный или биржевой? Похотливый лавелас с задатками альфонса? Циничный, расчетливый карьерист и взяточник в одном флаконе? Отмороженый фанат бегов, автогонок, яхт, катеров и прочей новомодной аэронавтики? Или попробовать перемешать все это великолепие в изящной пропорции?.. Да? А, может, туда и светского гомосексуалиста пару капелек для шарму и вящей убедительности добавить?

Кстати, легенды для Вадика и Петровича также требуется тщательно продумать, ведь и их возьмут в разработку мои коллеги-визави из Лондонов-Парижей. Это неизбежно.

Ох, жизнь моя, жестянка..."

* * *

Промозглый, густой туман окутывал все вокруг. Его мутная мгла прятала от глаз дежуревшего у сходни сонного матроса частокол фабричных труб, решетчатые хоботы портовых кранов, пакгаузы, трубы и мачты многочисленных судов, ошвартованных рядом с черной тушей пожилого германского сухогруза, или стоящих в доках поодаль. И только булыжники, которыми была вымощена причальная стенка, тускло поблескивали бурыми округлостями в желтом пятне света от газового фонаря. Где то внизу, между бортом гамбургского трампа и толстыми дубовыми сваями причала, напоминая о своем незримом присутствии, лениво хлюпала Темза...

Маслянистую, мутную, желто-зеленую воду главной реки Британии рассмотреть в белесом воздушном киселе было невозможно. Ее можно было только слышать. И обонять. Вдыхать этот истинный лондонский аромат, который, один лишь раз коснувшись ваших ноздрей, запоминается сразу и на всю жизнь. В нем, в особых пропорциях изысканного букета, сплелись дивные парфюмы гниющих водорослей, дохлой рыбы, нанесенного приливами из глубин Ламанша ила, и неизбывных миазмов уличных нечистот города, считающего себя столицей Мира.

Этой тошнотворной вонью Лондон пропитан от подвалов и до крыш. В разных пропорциях и концентрациях, но так он пахнет везде. Он надменно источает на Вас свое высокородное амбре в Вестминстерском аббатстве и у подножия колонны Нельсона так же, как в банкирском Сити или у дальних старых доков Истэнда.

Аборигены к тому, что их родной город пахнет именно ТАК, естественно, привыкли. Пожалуй, уже на генетическом уровне. Как привыкли они к утренним умываниям из раковин с заткнутой сливной пробкой. Постепенно, как бывалые фронтовики свыкаются с тошнотворным, сладковатым запахом тлена, принюхиваются к этому навязчивому душку и чужаки, коим приходится бывать здесь достаточно регулярно.

Но для человека, попадающего в Лондон впервые, этот интимный штрих к портрету английской столицы становится полным откровением. Сравнимым по силе морального воздействия лишь с моментом, когда желанная, очаровательная женщина ложится с Вами в постель, не посетив предварительно ванной комнаты...