Легенда о Вращающемся Замке

— Так чем твой прадед занимался всю жизнь? — не отставал Гленан.

— А чем мы с тобой сейчас занимаемся? Ездил с места на место и воевал. Как всякий солдат удачи. Даже за Полуденным морем странствовал. А в старости купил себе ферму и зажил с молодой женой. Там и умер. Сын его, мой дед, тоже понаемничал одно время по молодости, а потом плюнул на это, и торговал то селедкой, то хлебом, то чем придется. Сказал — на его век войн хватит. Отец и вовсе меча в руки не брал. Он управляющий у купца. Жили мы даже богато, наверно, да только меня воротило от такой жизни, — сказал Гледерик яростно. — Подсчитывать барыши да заключать контракты — это разве жизнь? Жизнь там, — он махнул рукой на восток, — и там, — махнул на запад, — а не среди бумаг и чернил.

— И ты сбежал из дома.

— Точно. Сбежал, и вот теперь я здесь.

— Что думаешь делать дальше? — осведомился Гленан тихо, внимательно разглядывая Гледерика.

— Как что? Поеду на восток. Сделаю так, чтоб эта чокнутая девица не превратилась во вторую богиню войны Морриган, или в кого она там жаждет превратиться.

— Я не про это, — уточнил Гленан. — Не про наши ближайшие перспективы. А про то, что будет потом.

— А потом будем есть суп с котом здоровой деревянной ложкой. Я не желаю разговаривать сейчас про такие вещи, — ответил Дэрри более резко, чем собирался сам.

Гледерик и в самом деле не знал, что станет делать после, если им удастся остановить Кэран. Он хорошо понимал, что не может просто так заявиться на родину предков и с порога заявить: "привет, ребята, я ваш король, а ну живо отдавайте мне скипетр и корону". Голову ему, конечно, за такое едва ли отрубят — просто со смехом прогонят взашей. Кто поверит бездомному бродяге, даже если тот начнет всем доказывать, что он наследник престола? Все было настолько смутно и неопределенно, что даже думать на эту тему пока не имело ни малейшего смысла. Дэрри сбежал из дома в тот момент, когда понял окончательно, что не может слушать бесконечные россказни отца, все вот эти "у нас были земли и замки, и мы были настоящими владыками в далекой, далекой стране" — и ничего не предпринять для того, чтобы эту страну вернуть. Он просто собрался и ушел. Чтобы сделать хоть что-то. Хотя и не понимал, что тут вообще можно сделать.

Иберлен был одним из самых великих и древних Срединных королевств. История его уходила в глубины веков. Именно там люди столкнулись с фэйри, с колдуном по прозвищу Повелитель Бурь, что возглавил эльфов и повел их в поход против человечества — и победили его.

Именно там собирался Конклав — совет, на котором чародеи из великих родов обменивались знаниями и решали, как лучше им управляться с миром. Потом случилась Война Пламени, и от башни, где заседал Конклав, остались лишь обугленные камни. Но уцелел королевский род Карданов, как выжили и Айтверны — эльфийские лорды, что, подобно Фэринтайнам, некогда приняли сторону человечества. Они сообща правили Иберленом вплоть до последнего столетия, когда в урагане новой войны прямая ветвь Карданов не иссякла.

Тогда, незваный, и пришел он — тот, кого отец Гледерика называл вором. Бердарет Ретвальд. Чародей, явившийся из неведомых стран. Вышедший из тьмы — и заявивший, что одолеет армию империи Тарагон, обрушившуюся на Иберленское королевство. Взамен Ретвальд потребовал себе королевский венец, и лорды отдали ему серебряный трон Карданов. Даже герцог Радлер Айтверн, в чьих жилах равно текла кровь эльфийских владык и иберленских королей, преклонил перед чужаком колено.

Отец все пил, не просыхая. Твердил эту историю каждый вечер, как был особенно хорош — и в его глазах волком выла тоска. "Чужак похитил наш трон, — говорил он маленькому Гледерику, — и теперь им распоряжаются его отродья. А мы остались здесь, никому не ведомые и никому не нужные". Дэрри смотрел на родителя — и видел человека, что мог бы носить королевский бархат вместо темного купеческого сукна. Видел человека, что сидел бы со скипетром в замке и решал судьбы народов, а вместо этого прозябает в безвестности.

"Я живу почти у самого дна, ни имений, ни замков, а мог родиться принцем, — думал Гледерик каждый раз. — Отец только и способен, что ныть об этом — а вот у меня довольствоваться сожалениями не получается. Иначе вся жизнь пройдет мимо и сделается бессмысленной. Нужно куда-то двигаться и к чему-то стремиться". Конечно, семья Гледерика не была особенно бедна — да только не все решают деньги. Куда больше значат титулы, связи, могущество, верные твоему слову войска.

Теперь Гледерик увидел воочию, каковы люди, вознесенные судьбой на вершины власти. Гордецы и безумцы, подобно Хендрику, или хитрые интриганы, как Гилмор Фэринтайн. Они ничем не отличались от простого народа, всего лишь оказались удачливее, родившись в обладающей нужным положением семье. Рассуди небо иначе, и сам Гледерик стоял бы с ними вровень — и никакой графский сын наподобие Томаса не посмел бы над ним насмехаться.

Он понимал эту девицу, Кэран, хоть и не знал почти ничего о ней. В ее стремлении заполучить себе могущество и силу Гледерик находил рациональное зерно. Между собой и таинственной чародейкой юноша видел нечто общее — может, дело тут было в цвете волос. У обоих они были рыжие, словно закатное пламя. А может, их роднили амбиции и гордость. Наблюдая, с какой одержимостью Кэран рассуждала в Каэр Сейнте о захвате мира, потомок Карданов невольно узнавал в ней себя — свои потаенные мысли. Не сам ли он, видя разоренный войной Эринланд, думал, что этой стране потребен иной хозяин?

Это не отменяло того факта, впрочем, что он должен попытаться остановить Кэран. Гэрис Фостер погиб, но Эдвард Фэринтайн жив, и если Гледерик окажется полезен ему, то сможет с помощью эринландского герцога — и будущего короля — подняться на несколько ступеней выше по лестнице, на вершине которой — иберленский трон.

— Так ты, получается, аристократ? — спросил Гленан с вежливой ехидцей, вырывая Гледерика из его размышлений. — Ты всю дорогу отпускал издевательские шуточки в адрес дворян, а на самом деле получается, ты даже знатнее меня? Дому Карданов больше тысячи лет. Они правили еще до Войны Пламени и лично сражались с повелителями фэйри. Дэрри, ты, получается, просто образец дворянина.

— Заткнись, Глен. Просто заткнись.

Вскоре часовые протрубили побудку. Лорд Эдвард казался слегка заспанным, а еще более даже молчаливым, чем обычно. Дэрри сделал для себя вывод, что неразговорчивость — это, видимо, фамильное у Фэринтайнов. Теперь, когда юноша знал, чьим братом приходился покойный сэр Гэрис, он внезапно находил многочисленные общие черты в характерах таких, казалось бы, несхожих между собой мужчин, как его покойный сеньор и нынешний наследник эринландской короны. Угрюмый, грубоватый Гилмор и изящный, церемонный Эдвард в равной степени виделись Гледерику людьми очень таинственными, прячущими свою подлинную суть под носимыми ими масками. Дэрри понял, что не знает истинной натуры лорда Эдварда, не может утверждать наверняка, какой он человек в действительности, что прячет за своими придворными манерами и отточенными речами. И это внушало юноше некоторое беспокойство.

Фэринтайн распорядился седлать коней и вскоре отряд двинулся в путь. Мимоходом юный Брейсвер порадовался, что успел перекусить сразу по пробуждении — потому что никакого нормального завтрака сегодня предусмотрено не было. Сэр Эдвард приказал своим людям перекусывать прямо в седлах, чтобы не тратить время попусту.

— Мы должны спешить, — сказал он, садясь на коня. — Вчера мы потеряли целый день. Возможно, гарландцы уже маршируют на Таэрверн.

Дэрри в этом глубоко сомневался. Куда более вероятным ему представлялся вариант, что весь вчерашний день гарландцы пировали и пьянствовали по случаю победы, а сейчас точно также неохотно выдвигаются в путь, понукаемые злыми окриками своих командиров. Но спорить с новым королем Эринланда юноша не хотел. Как и вчера, он сел на одного коня с Остромиром, мимоходом печально вздохнув по подаренной ему Гэрисом и сгинувшей на Броквольском поле лошадке. Седовласый венет выглядел выспавшимся и вроде бы совсем не мучился похмельем.

— Вы же пили наравне со всеми, — проворчал Дэрри в спину солдату. — Почему по вам этого незаметно?

— Выдержка приходит с опытом, — ответил Остромир беспечно. Настроение у него было неожиданно хорошее. В прошлые дни хмурый и насупленный, сегодня он едва ли не улыбался, а серые глаза так и сверкали.

— Чему вы радуетесь? — угрюмо спросил Дэрри.

— Разгром и смерть позади, — ответил Остромир легко. — Мы выжили — что это, как не повод для радости?

Дождь закончился. Всадники тронулись в путь, оставив долину с заброшенной колдовской крепостью у себя за спиной, и вскоре Остромир внезапно принялся напевать себе под нос какую-то легкомысленную паданскую песенку, про беспечного мастерового, забросившего семейное дело и пустившегося в дальние странствия, чтобы обрести руку принцессы и убить дракона. Гледерик сначала фыркнул, а потом поймал себя на том, что тоже поет. Спустя минуту к пению присоединился и Гленан, а потом, неожиданно для всех, чистым и ясным голосом их поддержал Эдвард Фэринтайн. Они ехали во главе потрепанной воинской колонны и уже не стесняясь, во всю глотку орали куплеты про то, как крестьянский парень с именем Тони, при помощи волшебных зверей и птиц, спас прекрасную принцессу Эйдру из зачарованного замка, а потом распивал вино в компании мудрого дракона.

Двигались напрямик, не приближаясь к хоженым трактам — из опасения, что те могут быть заняты вражескими отрядами. Постепенно разоренный прежними битвами опустевший край стал сменяться более обжитыми землями. После полудня Фэринтайн остановился возле небогатой фермы, где воины напоили коней из протекавшего рядом ручья. Сэр Эдвард расспросил о последних новостях хозяина фермы, крепкого пожилого мужика, бестрепетно вышедшего навстречу конникам с рогатиной наперевес. Никаких новостей тот не слышал и путников возле своего жилья не встречал уже больше недели. Эдвард бросил угрюмому крестьянину мешочек с серебром и приказал ехать дальше.

О произошедшем в старой крепости Эдвард, разумеется, строго-настрого запретил кому бы то ни было рассказывать. Даже Джеральду. Тот попробовал расспросить, как это вдруг вышло, что Гэрис Фостер оказался изменником, но Гленан отвечал уклончиво и с отговорками, и Джеральд отстал, демонстративно отъехав в середину колонны. Хотя и видно было, что он слегка обижен таинственностью Гледерика и Гленана и тем, что они внезапно стали держаться будто сами по себе. На мгновение Дэрри ощутил укол совести, а потом подумал, что поделать тут все равно ничего нельзя. О случившемся вчера и впрямь не следовало болтать.

Ближе к ночи отряд достиг города Кутхилл, расположенного примерно на половине пути между Каэр Сейнтом и Таэрверном. Ощетинившийся дозорными башнями, озаренный горящими на крепостных стенах часовыми кострами, город выглядел настороженным и испуганным. Стража у ворот стояла тройная, выставив вперед копья. При виде путников они сомкнули ряды.

— Кто идет? — крикнул бородатый капитан, доставая взведенный арбалет.

— Идет король Эринланда, — бросил сэр Эдвард, выезжая вперед. — Король Эринланда и сопровождающая его свита.

Командир стражи герцога Фэринтайна явно признал и опустил арбалет.

— Ваша светлость, — сказал он, — вместе с вами в самом деле король? Если так, пусть покажется. Город Кутхилл приготовил лорду Хендрику теплый прием, — и в подтверждении его слов, остальные стражники мрачно заворчали. Было их почти столько же, сколько усталых и потрепанных после вчерашнего боя и долгой скачки рыцарей, и многие из них держали на виду арбалеты и луки. Доброжелательными или, тем более, радушными эти люди отнюдь не казались.

— Лорд Хендрик мертв, — сообщил Эдвард Фэринтайн с непроницаемым видом. — Он пал в битве с врагами. Король Эринланда теперь я.

После этих слов капитан с облегчением усмехнулся.

— Это хорошо, что вы теперь король. А то утром подошли ребята, уцелевшие с Броквольского поля. Они сказали, что лорд Хендрик бросил армию, заведя ее на погибель. Сами понимаете, любви к его особе это нам не добавило.

— Он был вашим государем, — напомнил Фэринтайн.

— Был да сплыл. И вечная ему память, и слава, и все прочее, что полагается. Но явись он сюда, встретил бы недобрый прием. А вот вас мы признаем, милорд. Мы уважаем Фэринтайнов, и помним, кто в этом королевстве всегда проявлял доброту к простому народу.

Эдвард угрюмо кивнул.

— Вы упомянули солдат с Броквольского поля. Много их? Где стали лагерем?

— Их сотен шесть, милорд. Только лагерем они не становились. Они разбрелись по корчмам и пьянствуют. Запивают горечь поражения, как сказал их капитан, — командир привратной стражи задумчиво покусал нижнюю губу. — Больше всего их в "Пустом щите", это прямо в центре города, напротив ратуши.

— Хорошо, — сказал Эдвард. — И, раз уж вы признаете меня и мой дом, скажу вам такое — бросайте насиженные места. Если придут гарландцы, этот город вам не отстоять. Соберите за ночь всех, кого сможете, и женщин и детей тоже возьмите с собой. И выступайте на Таэрверн. Его стены вас защитят.

Командир стражников нахмурился.

— Город не на тракте стоит, милорд, — сказал он. — Так уж ли будет до нас дело королю Клиффу?

— Будет, уж поверьте. Королю Клиффу до всего есть дело. Он пришел занять весь Эринланд, и наша задача — в этом ему помешать. Вы кажитесь мне храбрым человеком. И ваши мечи пригодятся мне в столице.

— Хорошо, мой господин, — сказал стражник после короткого колебания. — Может, вы и правы. От гарландцев нам никогда ничего хорошего не было, во всяком случае. А вот вашу доброту мы помним.

Отряд въехал в город. Достаточно большой, насчитывающий почти двадцать тысяч жителей, он произвел на путников тягостное впечатление. Несмотря на ранний час, улицы будто вымерли, прохожих почти не встречалось. Большинство ставен оказались наглухо закрыты. Не оставалось сомнений, что новости о понесенном эринландской армией разгроме уже достигли здешних мест, и, хотя Кутхилл стоял в стороне от основных дорог, многие его жители, опасаясь возможных грабежей со стороны наступающих гарландцев, предпочли сбежать или попрятаться. Лишь в самом центре царило несколько нездоровое оживление. Двери стоявшего на главной площади, напротив погруженной в темноту ратуши, трактира "Пустой щит" были широко распахнуты. Во всех окнах ярко горел свет, слышались многочисленные голоса, чьи-то нестройные выкрики и даже кажущийся веселым смех. Видно было, что в заведении сегодня гуляют до упада.

Эдвард и Остромир спешились, Дэрри и Гленан последовали их примеру. Эдвард взял с собой десяток воинов, а остальным поручил ожидать на улице и сторожить коней.

Внутри трактира и в самом деле оказалось многолюдно и шумно, и дым стоял коромыслом. В просторном главном зале собралась, наверно, пара сотен человек, и большинство из них были солдатского вида. Они пили, закусывали, орали во все горло какие-то лихие песни, кто-то резался в кости. Рядом с очагом под азартные выкрики десятка зрителей шел кулачный бой. С любопытством оглядывая все это сборище, Дэрри подумал, что с таким размахом принято праздновать скорее победу, нежели поражение.