Шурин, не отвечая, направился к выходу. Вдруг обернулся:
— Скажи, Рус, почему ты не оставил вызов Великих Шаманов на решающую битву? Под Далором вполне обошелся бы одним големом, а здесь сохранил бы жизнь многим воинам, раз так сожалеешь о "лишних жертвах".
Теперь хмыкнул зять.
— А я не знал о такой особенности древних Предков, мы не обсуждали "частоту вызовов". Оказалось — не чаще раза в месяц. Схитрили они.
— Они? — уточнил командующий, привычно подняв бровь. Теперь его лицо выражало намек: "Они ли?". Не дожидаясь ответа, вышел.
"Ну вот, наконец-то! Со мной по-человечески и я отвечаю тем же, — удовлетворенно подумал Рус, отмечая полное отсутствие раздражения на родственника, — ловко он меня на кинжал подловил, в духе пионерского лагеря розыгрыш. Всё, с Гелькой общаюсь только из бункера! Или при надежной охране. Скорей бы к ней! Интересно, как того бога назовут? Предчувствие, черт бы его побрал, не стихает...", — собственное имя даже мысленно не произнес. С этим ощущением неведомой опасности, он был уже не так уверен, что его присутствие в пятне — обязательное условие "обожествления".
Рус вырвался из Баламбора только через пять дней после победы. Кроме вылазок в Далор, пришлось поучаствовать и в "общеармейских" заботах. Подсчитывал точное количество убитых в каждом десятке (как и предполагал Рус общее число потерь составило половину тирского войска против двух третей у коалиции), следил за выздоровлением раненых, сортировал вверенные ему части, формируя полнокровные полки
* * *
. Словом — сдавал дела и окончательно убедился, что административная работа не для него. Нет, исполнил все в лучшем виде, но действовал без души. Напоследок, грустно попрощался с выстроившимся войском: шестью сотнями кавалеристов и тремя сотнями тяжелой пехоты — это из двух тысяч всадников и тысячи щитоносцев! Две сотни шаманов стояли отдельно. Кровавая победа. Правда, приятно согрел душу дружный хор воинов его корпуса:
— Русу — Великому Хранящему, любимцу Предков, победителю иноземцев — Слава!!! Сла-а-ва!!! — умилили не значения слов, а искренность восхваления.
При взгляде со стороны, он всегда оставался на вторых ролях. Устройство ловушек в портах само собой приписалось Великим магистрам, способным создать "каменных големов"; в далорской битве Рус сам свалил вызов Великих Шаманов на Избранных Предками, а при Баламборе — его "пулемет" затмили гранитные великаны, решившие исход битвы. А надо же, воины "его" частей все равно разобрались в важнейшем вкладе в общую победу именно их командира. А может, славили как полководца — разбившего галатинцев. Не важно. Проорали от души.
Старший шаман Барангул подошел Русу после построения:
— Скажи, этруск, Великие Шаманы услышат нас через месяц, если... тебя не окажется рядом? — он долго думал о том вызове, выспрашивал Предков и пришел к неутешительному выводу — их "жертвенная кровь" пролилась впустую.
— А не стоит их вызывать, Барангул, — ответил Рус, — как бы беды не вышло. Я читал — они с характером.
— Не считай меня глупцом! Предки подсказали мне, что достучаться до Великих кровью нельзя! До них никак нельзя достучаться, а они приходили! — девяностолетний старик высказывался очень горячо. Разве что не ревел.
Он чувствовал себя обманутым и обижался как ребенок. Детская обида на Великих Предков перемежалась с взрослой досадой и подозрительностью к чужеземцу — этруску, который мало того, что сумел призвать их Великих Шаманов, так и убедил Избранных в причастности к этому действу! Подло обманул.
— Зачем?! — прохрипел-прошептал он в конце, и было понятно, что вопрос адресован Русу, а не Великим.
— Зачем? — удивленно переспросил "любимец Предков" и пристально глядя на крепкого старика (девяносто для склонных к Силе любых её видов — не предел, они вполне здоровыми доживали до ста двадцати, а Целители так и вовсе могли взять ста сорокалетний рубеж), продолжил:
— Мы были знакомы не больше пяти дней, так? Так. Вы бы мне поверили, что я могу призвать Великих Шаманов? Согласен, вы и так мне не поверили, но ради их вызова согласились пожертвовать кровь. Скажи, а ради другой причины вы бы вскрывали себе вены? — старик, не отводя от пиренгуловского зятя горящего взора, честно пытался прислушиваться к аргументам. Кое-что начинало доходить. — А вспомни руну на жертвенной чаше — ничего не напоминает? А теперь обрати внимание на своих младших братьев, сколько их них погибло? А сколько погибло магов, защищаемых ими на "огненных колесницах", сколько погибло наших ратников, которых защищали шаманы? Если ты в гневе не можешь вспомнить, то я подскажу — единицы. А били по ним двести магов объединенных в тройки! Ну, дошло?
"Глупец! — обозвал себя Барангул, — а я думал, что сильная защита — благоволение к нам Предков!..".
— То была руна "призыва"... — заговорил шаман все еще сквозь зубы. Обида на Великих Шаманов утонула в глубинах по-стариковски ранимой души, потянув за собой и досаду на этруска. Зато всплыло иное недовольство, самое неприятное из всех её многочисленных видов — на самого себя. — Странная руна, кривая...
— Ключевая руна в древнем заклинании Силы, — пояснил Рус, — Предки формируют более мощный щит и с рвением выполняют иные мольбы Избранных. Это мне подсказали Великие Шаманы, когда я по приказу Пиренгула заключал с ними договор, — соврал, конечно.
Накануне далорской битвы вспомнил-таки часть эльфийских "рун Изначального Языка". Крови шаманов, людей склонных к определенному виду Силы, должно было хватить на усиление "милости Предков", точнее — структур из их Силы. Хватило и хватит еще на... неизвестно сколько. Пока динамичные колебания Силы Предков над Избранными не стихали, на что и обратил внимание Барангула.
— Пиренгул знает... — задумчиво произнес старик.
— Еще с того времени, когда был вождем сарматов, — подтвердил Рус.
Шаман еще долго стоял перед "любимцем Предков", со скрипом шевеля мозгами. "Любимец", видя затруднение старого Избранного, постеснялся уйти, не дослушав какой-нибудь просьбы или наставления.
— Если не возьмешь меня в пятно — обижусь, — высказался, наконец, Барангул и, не слушая ответа, двинулся к своим "братьям", которые и не думали расходиться.
"Кто я такой, чтобы судить Великих Шаманов? — медленно размышлял Барангул. К нему вернулось прежнее уважение к Русу, задавленное было подозрением, — не прост этот зять, ой как не прост... Не зря Пиренгул за него дочь отдал, а к вождю я бы и к спящему не рискнул подбираться...", — для старого шамана новый князь так и оставался хитрым, умным, смертельно опасным вождем сарматов, а не властелином всего Тира.
Полдекады свободы! Отдых от всех забот — путешествие на верном Воронке. Специально для этого решил ехать своим ходом и чтобы исключить любой соблазн — взял с собой Бориса. При нем не забалуешь. В смысле, не полезешь в "яму" и не "уйдешь в себя" дольше, чем на статер. Друзья — диверсанты остались при армии, Леон неторопливо вел этрусков. Рус был один... красота! Месхитинский Следящий не считается.
Они просидели в шатре Руса всю победную ночь. Борис оказался крепок на выпивку, не опозорил "русскую" фамилию.
Главный Следящий подробно объяснил, как он раскрыл дело "Виллы Апила". Получалось, что месхитинские менты работают не хуже своих земных коллег, причем лучших представителей племени оперов и следователей. И государственная машина ничуть не слабее. Рус, конечно, подколол Бориса, мол, его ольвийский подчиненный откровенно плевал на столичное начальство, но сам прекрасно понимал причины.
"Да у нас на Кавказе то же самое! — сравнивал он, — клали там на московские запросы большой и толстый, и своим бандюганам инфу сливают почище ольвийского Следящего! А вложил бы он нас — повязали бы стопудово! Повезло... Спасибо, богиня удачи!".
Да, она оставалась безымянной. Местные боялись сглазить. Ну не цирк ли? А с другой стороны, Силу она не имела, как и множество иных "прикладных" богов (та же Клио, например), так что вполне могла действовать "анонимно".
Борис во время пьянки ненавязчиво интересовался его жизнью. Да так ловко, что Рус еле успевал следить за языком. Это еще Следящий был, мягко говоря, навеселе.
"Во мужик дает! — восхищался в меру пьяный Рус, — интересно его опус почитать. Я, оказывается, герой! Смех. Робин Гуд, блин, беглый принц, маг и Призывающий в одном флаконе. Теперь он еще от "пасынка Френома" обалдел. А романтика какая? Бросил царство ради любимой! Но согласитесь, Владимир Дьердьевич, приятно... непременно надо прочесть! Жаль он дома рукопись оставил... значит, надеется вернуться...".
Рус "отпросил" Бориса от другого пленного командования, которых двумя днями ранее отправили под ясны очи Пиренгула. Рахмангул лишь безразлично кивнул и даже не поинтересовался "зачем тебе этот Следящий". Надо и надо — забот меньше, а о чем он подумал, осталось "скрытым за пятью проклятиями" (тирская поговорка).
На второй день путешествия, он услышал рассказ о попытке месхитинской армии освоиться в кафарском пятне.
— Там Лес, развернуться негде. Мне сотник знакомый рассказывал. Воевать не с кем, но не закрепишься. Твари снуют туда-сюда. Стаями не лезут, а все равно присматриваются. На них устроят облаву — они уходят, а ночью возвращаются. Воинов по одному вырезают. Маги ловушки на них ставят — обходят. Прекрасно чувствуют Силу. Только Пронзающие справляются, могут отогнать. Допустим, полк выжег поляну... вот еще что интересно, Рус. Лес горит только при непосредственном воздействии структур, а дальше пожар как отрезает.
— Значит, устроили лагерь на пепелище, поставили охрану, отгородились ловушками. В ночь в обязательном порядке двое Пронзающих дежурят. Наступает утро. И что ты думаешь? — Рус с интересом ждал продолжения. Борис чуть-чуть поинтриговал и продолжил, — Они проснулись в лесу! Нет, не перенеслись. Лагерь зарос! Трава, кусты и деревья на несколько локтей поднялись! Кое-где прямо сквозь спящих воинов проросли! И это на пепелище, несмотря на Пронзающих! Их, оказывается, в сон клонило. Вот когда пожалеешь о лоосках, пусть их дарки жарят, они бы с растениями и животными легко справились.
— Хм, они и с людьми неплохо справлялись, — вставил Рус, чуть покривившись.
Лично Борису он доверял. Ну как доверял... настолько, чтобы не скрывать эмоции — вполне. Но он вернётся домой, его расспросят.
Все странности землянина были более-менее объяснимы и когда-то встречались на благословенной Гее. Все, кроме одной: лоосское рабство необратимо. Будь ты хоть трижды сыном-пасынком любого бога, но раз дал себя поработить — всё, конец. Это сродни посвящению. Конечно, вряд ли ему, князю Кушинара и прочая и прочая, грозит серьезная опасность, но... "потрясание основ мироздания", а оно распространится по орденам, в планы Руса не входило. Хватит с Геи и "Ссоры Богов". В конце концов, он от Отига скрывал рабский период своей жизни, друзьям и родной жене еще полностью не открылся, а тут чужой человек, тем более опытный Следящий. Приходилось не только за словами следить, но и за лицом. При упоминании о лоосках покривился чуть-чуть — "слегка презрительно". Кстати, устроил себе таким образом развлечение "обмани копа".
Борис его поддержал:
— Да, это они умели! Шлюхи-шлюхами, но так могли на мозги надавить! — говорил со знанием дела, хорошо помня неприятное воздействие Томилы.
— И не только, Борис. Я с рабом-каганом бился. Знаешь, небось? — Следящий утвердительно кивнул.
Еще бы не знать! Это переполнило чашу несуразностей в расследовании дела и превратило бывшего гладиатора Засадника, романтического грабителя по прозвищу Чик — в Руса, героя повествования о приключениях. Как было принято в геянской литературе — возвышенно-поэтического Героя. Собственно, он и оказался им в буквальном смысле — сыном Бога. Или пасынком — один дарк!
— Когда я его проколол, — продолжал Рус, — то на меня нахлынуло. Я как бы в душу к нему заглянул, — Борис в это легко поверил: в геянских реалиях это случалось и считалось вполне нормальным явлением, особенно перед смертью. — И ужаснулся. Что они с ним сотворили — не описать! — говорил, со злобной досадой качая головой, — только за это я бы их собственноручно голыми руками давил!
— Рус, ну что ты! Успокойся... а попробуй все же описать. Мне очень интересно.
— Хм, — снова скривился бывший Засадник Четвертый, и произнес с тяжелым вздохом, — попробую... но я не поэт (общее название геянских литераторов, пишущих "беллетристику").
Борис доброжелательно молчал, одним только видом излучая поддержу, заставляя излить душу. Вот как такое возможно?
— В общем, они, сучки, саму душу поработили. Страдал и выполнял любые приказы, и это приносило ему радость. Потом снова страдал и жаждал выполнить новый приказ. Как тебе? — закончил с открытым возмущением.
— Да-а? — задумчиво произнес Следящий, — не знал я о таком, думал они просто не могут противиться. Никто же из их рабов ничего не рассказывал и теперь понимаю, почему... и тупели рабы видимо от этого... а мы их по-разному допрашивали и ни-че-го... — последнее слово растянул по слогам, явно осмысливая сказанное. — Тогда вдвойне поделом им досталось и нечего сожалеть! Подумаешь, Лес! — встрепенулся он, — разведчики толпами там ходят, собирают богатства и этого достаточно. Нечего жадничать. — Вдруг он скептически усмехнулся, — Только, Рус, нашим Торговым Домам, да богатым археям того не объяснишь, — о царе умолчал. Крепко въелась в него привычка молчать о высшей персоне, — рано или поздно снова полезут, боятся другим отдать хоть толику. А ведь там уже тысячи рабов и куда пропали — неизвестно. В том числе и бывшие лоосские. Да, Рус! — Борис почему-то обрадовался недоуменному выражению лица своего "героя".
— Как только пропала Лоос и погибли большинство жриц. Ох и страшные они оказались без посвящения! Вот-вот, и я видел. С их рабов слетели структуры. Они оклемались и... сплотили вокруг себя армию! Нисколько не преувеличиваю, сам занимался расследованием этих дел. Погромили они виллы, пол столицы ограбили. В основном оружие брали, а ценности уже наши "волки"... Но я не об этом. Потянули к себе и "простых" рабов, метки-то тоже слетели, и направились в пятно. Многие дошли, уверяю тебя. Это я еще молчу о неорганизованных бегствах. И все туда же, в пятно. В Кафарии, считай, рабов почти не осталось и у нас едва ли треть. По всей ойкумене так, ты же знаешь. А вот об одном ты наверняка не ведаешь! — и хитро прищурился, ожидая реакции.
— О чем? — заинтересованно спросил Рус и даже подался к Борису.
— Бывшие лоосские рабы стали живыми Знаками.
— В смысле? — Рус без всякой игры искренне поразился и ничего не понял.
— Структуры с них скатывались и не меньше, чем с третьего раза маги их поразить не могли. Так-то вот, — Следящий довольно откинулся на луку седла. Несмотря на активную беседу, они с Русом шли рысью. Единороги бежали удивительно плавно и четко держались рядом.
— Когда я увидел тебя и твоих диверсантов, то сразу вспомнил об отчетах армейских магов. Ордена до сих пор не разобрались, я недавно запрашивал. Хотя они могут и скрыть, с них станется.
