Мессир барон 1-11

На вывеске трактира, избранного Кловисом, красовалась грудастая девушка, до недавнего времени явно обладавшая рыбьим хвостом. Кто-то попытался изобразить поверх пару скрещенных ножек, но не преуспел. Тот же вандал, судя по всему, изменил название, так что теперь трактир назывался "Грааргская дева". Изнутри, как и снаружи, место это вовсе не производило впечатления надежного, но Кловис держался с обычным апломбом. Поздоровавшись с парой сонных забулдыг, он ущипнул за попу служанку, потребовал завтрак и вина на всех, подцепил под ручку громилу-хозяина и утащился с ним куда-то за стойку.

Ханубис сел у стены, в очередной раз поражаясь дурному вкусу ученика. Севший напротив Корд казался смущенным.

— Приятное разнообразие после стен миссии, не так ли? — дружелюбно спросил некромант. — Наш дорогой Кловис так разнообразен в своих проявлениях!

Корд покраснел и уткнулся взглядом в стол. Впрочем, возможно причиной тому стала простоволосая девица неглиже, зевающая у лестницы.

Кловис вернулся быстро. Сияя от радости, он проглотил яичницу, подхватил за руку Корда и куда-то умчался. Ханубис доел завтрак и поднялся наверх, в зал, неожиданно пристойный по сравнению с трактиром. Не прошло и часа, как Кловис с Кордом вернулись. С ними была невысокая женщина, закутанная в длинный плащ с капюшоном.

— Садись, Долли, — Кловис подвинул ей кресло. На его лице плясала глупая улыбка. — Знакомься, это мой учитель, почтенный мэтр Ханубис. Учитель, это Далар-исса ар-Олорен, моя... невеста.

Ханубис закашлялся. Женщина откинула капюшон, нервным жестом скрестила на столе пальцы. У нее было бледное лицо с тонкими чертами, тяжелые волосы оттенка старого золота и зеленые глаза с огромными зрачками, бессмысленные и настороженные одновременно.

— Кловис рассказывал о вас, — сказала она равнодушно. Кловис поспешил закутать ее в одеяло, хоть в комнате и было тепло.

— Корд, притащи кипяток, — скомандовал он. — Учитель, мы сейчас сгоняем за Гларгой. Сможете напоить Долли чем-нибудь расслабляющим?

— Я бы рекомендовал "гномью".

— Ей нельзя, — отмахнулся Кловис, — религиозные заморочки, все дела.

Верно, она жрица Ратин, вспомнил Ханубис. Удержавшись от лезущей на язык остроты, он стал наблюдать за вышагивающим по комнате учеником и неподвижно сидящей эльфийкой.

— Представляете, где я ее нашел? — говорил Кловис. — Папа столичной каваты... он тоже был на Арсолире и, видно, когда все разнесло, трахнулся головой. Теперь он живет в Граарге, жжет факелы и двух слов связать не может, чтобы не вознести хвалу Ромерику. Так он вытащил Долли из тюрьмы и приютил у себя, прикидываете? И это после всего, что она устроила...

— А что она устроила?

— Ох, учитель... — Кловис крутанулся на каблуках. — Факт в том, что сейчас ей нельзя появляться в городе.

Вернулся Корд с чайником, и братья опять ушли. Ханубис заварил настой и поставил чашку перед эльфийкой. Та, все так же молча, протянула руки, грея пальцы над паром.

Ожидание затянулось. Эльфийка продолжала сидеть живым олицетворением горя, Ханубис во втором кресле делал вид, что дремлет. Вся эта история заслуживала того, чтобы серьезно о ней поразмыслить, но присутствие гостьи странным образом мешало некроманту собраться с мыслями. Съежившись под одеялом, она как будто занимала слишком много места. На грани сознания Ханубис чувствовал дыхание моря, мутного, зеленого, различал в тишине рев водопада, видел блики на острых гранях льда, сковавшего берег. Вскипали буруны, поток, обрушившись, разлетался на брызги, замерзаюшие в воздухе, вновь тающие в воде, темной и глубокой там, где кончалась пенная белизна. Холод теснил дыхание, мельчайшие капли оседали на ресницах, коже, одежде, чешуйками драгоценного доспеха, истинным серебром. Пахло водой — сыростью потока, солью моря, свежестью снега, — и ветер нес тяжелые аспидно-серые тучи, и сердце заходилось от свободы и восторга, от торжества стихии и умаления пред ней. Здесь не было ничего человеческого, ни чувств, ни сожалений, ничего — лишь безмерная красота. И трудно оказалось сделать шаг назад.

— Да, лед отлично подойдет, — сказал Ханубис вслух. Гостья повернулась к нему, и в ее глазах он увидел зеленое мутное море и великую Силу.

— К чему? — спросила она неторопливо.

— Это цитата, — пояснил он, борясь с желанием броситься на колени. Однако даже не встал с кресла. — Рассуждение о том, погибнет ли мир во льду или в пламени. Лично мне всегда больше нравился лед.

Тонкие брови приподнялись.

— Разве мир должен погибнуть?

— Я бы поставил вопрос иначе, Великая. Сможете ли вы сохранить его?

Зеленое море темнело, воронками кружилось в глазницах.

— Множество циклов мы хранили его, — сказала Ратин, Мать Вод.

— Я видел не один цикл, — сказал Ханубис, запнулся, подбирая слова. — На этот раз Бездна обретает Силу, неведомую прежде. А если она завладеет миром окончательно, лучше бы ему погибнуть. Как именно — не принципиально.

— Какое мне дело до Бездны? Мое царство не подвластно смерти.

За окном хлынул дождь, загрохотал по крыше, ударил в открытое окно. Потом блеснула молния.

— Ты вздумал лукавить со мной, смертный, — сказала Ратин, и голос ее был ровен, но раскаты грома не заглушали его. — Со мной, Владычицей Глубин. Мне нет дела до ваших судеб, нет дела и до побед Бездны. Пусть мир изменится, это не станет горем для Стихий. Не этого должны мы опасаться. Ты творил заклятия и думал, что это останется скрытым? Не ты ли изменил движение Колеса? Так не хнычь о тех, кого оно втопчет в прах. Лишь по воле смертных, посягнувших на основы мира, он может быть уничтожен.

— Так почему же вы допускаете это? — спросил Ханубис. Он почти не боялся, но сердце его трепетало; азартом или робостью — он не знал.

Глаза богини стали серыми, будто дождь.

— Мы устали от служения, — ответила Ратин. — Мы ждем того, кто освободит нас.

Он ощутил искренность ее слов и озноб пробежал по коже: иные теории хороши для размышлений, но как принять их, когда они становятся вещественной истиной?

— Найдется ли достойный?

— Посмевший станет достойным, — оборвала она. — Если выберет именно эту вероятность. И если доживет.

— Я не думал, что Стихии способны поставить на карту столь многое, — легко признался он.

— Цени это, — сказала Ратин без улыбки. — Я знаю, что смертным нравится чувствовать свою значимость. Теперь ты можешь лучше понять, чем являются ваши намеренья.

— Это так, и я благодарю тебя, Великая, — опустил глаза Ханубис.

— Это не дар, — сказала она.

— Я знаю.

Тогда она улыбнулась.

— Хорошо. Решай, пока есть время. И не забывай кормить моих рыбок.

Снаружи гремел дождь. Отвернувшись от обмякшего в кресле тела, Ханубис подошел к окну. Он глядел на потоки воды, пока те не иссякли. Вспыхнуло солнце, и убогий переулок преобразился, засиял драгоценными алмазами.

— Рыбок... — повторил некромант вслух. — Рыбок...

Досадливо потер виски.

От стола донесся вздох. Ханубис обернулся. Эльфийка пришла в себя, и теперь дрожащими руками пыталась поднести к губам чашку.

— Позвольте мне помочь вам.

Она отпила и закашлялась, жалко скривившись. Минимальное сходство с ее богиней, и минимальное же — со второй персоной, достойной сравнения. Только те, кто не разбирается в эльфах, считают, будто все они на одно лицо.

Может быть, Кловис действительно женится на ней, и даже будет счастлив, как бы ни нелепо это звучало.

А может быть — нет.

— Я оказалась недостойной... — медленно проговорила эльфийка. — Я подвела мою богиню. Сотни людей погибли из-за меня...

— Давайте, я схожу за кипятком, — предложил Ханубис.

* * *

Когда вернулись остальные, эльфийка, покачиваясь взад-вперед, тихо пела невыразимо тоскливую и протяжную песню. Ханубис тосковал у окна.

Кловис с командой представляли из себя удивительное зрелище. Прежде всего, казалось, что их слишком много. К тому же, они производили невероятный шум, разговаривая одновременно, матерясь и хохоча. Корд, большой сам по себе, да еще держащий в руках объемный сверток, казался здесь наиболее незаметным.

— Долли! — с порога завопил Кловис. — Смотри, кого я привел!

Эльфийка подняла голову и попыталась улыбнуться, что получилось у нее не слишком хорошо. В следующий миг на нее уже набросилась визжащая смуглая девчонка. Пока они обнимались, в комнату вошла молодая орчиха в очень грязной одежде. Она прикрыла дверь, и внутри моментально стало нечем дышать, так разило от нее перегаром. За спиной орчихи был примотан ребенок лет трех, на поясе болтался ятаган.

— Вот мы и встретились! — радовался Кловис. — Учитель, это Гларга, а это Шинти. Ха, я же говорил, что мы их всех сделаем. За это надо выпить!

— Выпить? — с сомнением переспросила орчиха, схватившись за стену. Шинти расхохоталась.

Ханубис помог Корду поставить сверток в угол.

— Тот самый артефакт? — спросил он. — Вы нашли его?

— Да, — смущенно сказал Корд.

Кловис и Шинти, перебивая друг друга, рассказывали жалко улыбающейся эльфийке, как Гларга забаррикадировалась в трактире и полторы декады сидела там, никого не впуская и не выпуская. Судя по всему, они считали это очень забавным.

Гларга икнула, подошла к кушетке и начала разматывать парчовую тряпку со спящим малышом. Корд бросился помочь ей, но Ханубис успел раньше. Подхватив ребенка, он уложил его и укрыл пледом.

Малыш заворчал, не проснувшись. У него были короткие темные волосы и грубоватые черты лица, выдававшие орочью кровь, но орком он не был. Надбровные дуги, хотя и слишком развитые для человека, недостаточно выдавались, да и скулы были уже. Ханубис склонился над ребенком, в первый миг не поверив своим глазам. На сомкнутых веках, словно диковинное украшение, серебрились тонкие чешуйки.

Ханубис осторожно освободил из-под пледа одну из рук мальчика, тщательнейшим образом изучил ногти.

Снова поправив плед, он поднялся, и в него уперся возмущенный взгляд орчихи.

— А что это ты с моим дитём делаешь? — негромко рыкнула она. Всякие следы опьянения будто испарились — ни дать ни взять медведица, защищающая детенышей. Ханубис улыбнулся ей, поднял пустые ладони.

— Замечательный у вас малыш. Чувствуется, из него вырастет хороший воин. Сколько ему?..

Орчиха замешкалась с ответом. Кловис стремительно просунул голову между ней и некромантом.

— Ему три месяца, учитель, — сказал он с напором.

— Вот как? — переспросил Ханубис. Невольно взглянул на спящего малыша еще раз. — В таком случае, он может стать просто отличным воином. Как вы его назвали, нийя-аш? — обратился он к орчихе.

Та недоверчиво улыбнулась, на миг став почти симпатичной. Не "мать-воин", а добродушная девчонка, хвастающая первенцем.

— Орханом, — сказала она.

— Примите мои искреннейшие поздравления, — склонил голову Ханубис. — Чудесный малыш. Прошу прощения за профессиональный интерес, беременность у вас тоже протекала быстро?

— Да уж, — смутилась Гларга. — Он у меня на сюрпризы мастак... на три месяца раньше полез.

Насколько Ханубис помнил, беременность у орков длится всего около полугода. Признав в собеседнике доктора, Гларга оживилась. Они вернулись к столу, ведя оживленную беседу о способах родов и грудном вскармливании в столь необычных условиях. Корд краснел, Шинти хихикала и вставляла на ломаном общем замечания, свидетельствующие о некотором знахарском опыте, а также и о трезвом складе ума. Кловис, столь вовремя влезший с единственной репликой, теперь молчал, и на лице его разливалась многозначительная отцовская гордость. Даже Долли чуточку пришла в себя, и с нежностью косилась на кушетку. Явственно чувствовалось, что главным своим сокровищем компания считает отнюдь не артефактную арку.

— Короче, я пошел за выпивкой и закуской, — сообщил Кловис, когда Ханубис и Гларга окончательно сошлись во мнениях, что чуточку "гномьей" из молока матери ни в коем случае не повредит будущему великому воину.

— Мы останемся здесь на ночь? — спросил Ханубис. — Полагаю, нам лучше покинуть город перед рассветом.

Никто не возражал.

— Вижу, моя помощь вам не пригодилась, — вздохнул некромант. — Хотя мы и должны благодарить богов, что все устроилось наилучшим образом.

— Вы очень помогли нам, мэтр Ханубис, — горячо возразил Корд прежде, чем Кловис успел заговорить. — И конечно наши обязательства остаются в силе!

Недовольства на лице брата венит не заметил, или же не счел нужным заметить.

— Счастлив это слышать, — сказал Ханубис.

— Да, с дорогой вы нам сильно помогли, — неохотно признал Кловис. — Ну, если мы покинем город так же успешно... Здесь-то мы в полном цукере, а вот на выезде...

С кушетки донесся тихий возглас, и три столь различных женщины одновременно бросились к ребенку. Кловис с Кордом переглянулись и вдруг заулыбались.

— Чудесный малыш, — повторил Ханубис в полголоса. — Вы знаете о пророчестве?

— Я догадывался, что оно есть, — кивнул Кловис уже без улыбки. — Но суть его...

— Уууй! — заверещала вдруг Шинти. — Духово отродье!.. За палец укусил!.. Гларга, держи его!..

— Орхан, это что такое?!.. — рявкнула и Гларга. -А ну оборотись взад! Оборотись взад, а то по заднице надаю!..

Вскочивший Ханубис увидел, как прыгает, зажимая палец Шинти, а Гларга, напрягая мышцы, пытается удержать у груди золотисто-красного дракончика. Небольшого, размером не больше сеттера. Тот шипел, извивался и стремился упасть на пол.

— Да что с тобой такое, не выспался, что ли? — сетовала орчиха. — Или голодный опять?

— Орханчик, — тихо сказала Долли. — Если ты обернешься, я возьму тебя на руки и расскажу сказку. Идет?

— Долорес, я тебе сколько раз говорила его не баловать? — разозлилась Гларга. — Это тебе не эльфёнок, с ним строго надо! Орхан!..

— Уй! — всхлипывала Шинти.

— Ну и бардак, — довольно сказал Кловис. — Прям пожар в борделе, правда, учитель?

* * *

Плотно перекусив, компания начала отмечать свое счастливое воссоединение. Это грозило затянуться, а потому Ханубис, напомнив еще раз, что перед рассветом все должны стоять на ногах, отправился побродить по городу.

Наверное, останься он, он имел бы возможность многое разузнать как о странной команде Кловиса, так и о происходящем в мире, но некромант чувствовал, что и так узнал слишком много всего сразу. К тому же, от спертого воздуха у него начинала болеть голова.

После недавнего ливня Граарга казалась чистой и свежей. Вечернее солнце разлилось над городом золотой дымкой, придав осмысленность и изящество любому сараю, каждому сломанному ящику и чахлому кусту.

Город не так сильно изменился за эти годы. Довольно быстро Ханубис вышел из доков. Как раз закрывались лавки, торговцы хлопали деревянными ставнями, последние покупатели торопились окончить торг. В цветочном ряду, среди луж и сломанных стеблей переминалась с ноги на ногу молоденькая торговка, и остро, почти невыносимо пахло ландышами от последнего букетика в ее руках. Прежде, чем Ханубис успел подойти, букетик купила парочка мещан, похожих на воробьев в своих рыже-серых одеждах. Девушка приняла ландыши у юноши, на миг склонила к белым цветам головку в белом чепце, и они засеменили прочь. Тем лучше. Что бы ты стал сейчас делать с цветами?