Неправда

— Полина? — я удивилась.

— Да, наверное. Спрашивала, куда я тебя дел, — он скорчил рожу. — Она меня не любит.

— Почему ты так думаешь? — интересный поворот.

— Она мне так и сказала в конце разговора: "Чувак, ты мне не нравишься. Вообще."

— Прям так? Вау, — вот это неожиданно.

— Ты ее против меня настроила, истеричка? — он прищурился.

— Нет, ты что! — ну, частично.

И сказал вроде слово обидное, но проговорил его так мягко и влюбленно, что у меня челюсти от сладкого свело.

— Так зачем ты пришел?

Даже вопреки тому, что наш разговор был абсолютно безобидным, и внешне я выглядела как обычно, мое сердце предательски ускорялось, заставляя подрагивать пальцы рук. Как будто я безбожно вру, вливая ложь в каждый издаваемый звук.

— Может включим свет? А то почти ничего не видно, — он достал из карманов джинсов свой смарт и посмотрел на время. — Тем более, скоро твоя соседка придет.

— Да пофиг, — лучше в сумерках, хотя бы мою смертельную бледность не так видно.

Неожиданно наступила тишина. Та самая, неловкая, от которой хочется уйти. Я, что бы чем-то заняться, достала из-под подушки зарядку, и, взяв телефон, подошла к щели между кроватью Риты и шкафчиком — там была розетка. Присела — она была прямо над полом, и подключила провод к сети. Спустя пару секунд экран телефона ожил и я с силой зажала кнопку справа на корпусе. На дисплее замигала эмблема фирмы.

Я присела на пол, что бы подождать, когда высветится клавиатура для ввода пароля.

— Ану отвернись, — я прямо чувствовала, как Лёшкины глаза глаза сосредоточились на моем телефоне.

— Больно надо, — он фыркает прямо у меня над головой и исчезает из виду, но не перестает наблюдать.

Я ввожу комбинацию из четырех цифр и мысленно отмечаю пункт плана "сменить пароль". Потому что банальное "1234" мой собеседник только что засек. Я даже краем глаза заметила, как он криво ухмыльнулся.

— Ты зачем пришел-то? — я повернулась к нему, сидя на полу (ой, как удачно я все же убралась!).

— Просто захотелось тебя увидеть, — и смотрит так преданно.

О, Господи! Леша, миленький, да что ж ты так на меня вылупился! Я же теперь себя тварью последней чувствую.

— Эмм.

Я просто не знаю, что такого сказать, что бы и не соврать, и не обидеть.

— Мне кажется, нам с тобой надо серьезно поговорить, — начинает он.

Ему явно тяжело. Он точно не планировал сегодня ничего подобного.

У меня же словно кто-то по спине ледяными пальцами пробежался. Ой, не нравятся мне такие разговоры. В последнее время, что ни серьезный разговор — то мой личный апокалипсис.

— З-зачем?

— А то ты сама не понимаешь, — он смотрит на меня так, как будто я ему изменила и потом это скрыла.

Ох ты ж еп твою мать.

Я мотаю головой и пытаюсь протранслировать в своем взгляде: "Я не понимаю, что ты за странные звуки издаешь? Это слова, да?". Но видимо, получается плохо, потому что Лешка качает головой и грустно улыбается.

Отвожу взгляд, упираюсь им в столешницу. Вижу ровные стопки документов. И понимаю, что я просто не могу ему больше врать. Он ведь такой хороший, веселый, хоть и упертый порой, как осел. Он всегда был самым активным, часто лез не свое дело, но это же Лешка — шило в заднице, как на него можно обижаться? А тут такое. Я даже подумать никогда не могла, что он в меня влюбится. В МЕНЯ-ТО! Старшую, на три года! Загнанную овечку!

Я, под грустным взглядом, поднимаюсь с пола и бреду к столу. Я помню, что во втором ящике лежит коробочка с фотографией, которую Лешка подарил мне на первом свидании, и с тяжелым сердцем достаю ее. Да так и остаюсь стоять.

Мне не надо на нее смотреть, что бы вспомнить что там изображено. Да и свет для этого включать не хочется.

Фото было сделано ночью. Мы проводили последние дни все вместе, прежде чем Оля уедет за Урал со своим отцом, и она решила наделать себе огромное количество фоток на память. Она-то нас и сфоткала тогда.

Я сижу на земле скрестив ноги, а надо мной навис Лешка. Его длинные волосы лезут мне в глаза и в нос (я даже помню, как возмущалась по этому поводу), поэтому я старательно пытаюсь сдуть их со своего лица. На лице парня же застыло непонимание, так как именно в тот момент его сзади за шкирку дернул Марат, рука и нога которого тоже попали в кадр. Снимок немного засвечен внизу, но это ему и придает какой-то живости.

— Прости меня, Леш, — вдруг всхлипываю я и горло предательски сжимается.

Я слышу, как парень вскакивает и мгновенно обнимает. У меня не то что возражать, даже подумать об этом сил не хватает.

— Ты чего? — он успокаивающе гладит мои руки, что держат коробочку, и я слышу, как его сердце гулко бьется у меня за спиной.

Словно топором кто-то в спину бьет. Чувствую себя Аленой Ивановной из "Преступления и наказания". Хотя сейчас образ Раскольникова подходит мне гораздо больше.

От понимания того, на сколько я виновата, из моего горла вырывается не то всхлип, не то хрип.

— Ну что такое, ну? — он успокаивающе прикасается губами к моему виску, но я медленно отстраняюсь.

— Не надо, прости.

— Не надо, — повторяет он как эхо и его руки куда-то исчезают.

После минуты тишины, в которой я не услышала звук хлопающей двери, очень неожиданно звучит тихий грозный голос:

— Нам НАДО, — с нажимом выделяет слово. — Поговорить.

— Да, — выдавливаю через силу и поворачиваюсь.

Он стоит прямо передо мной. Он не отходил, а просто немного отстранился, замечаю я. Но смотрит то ли над, то ли сквозь.

И тут я понимаю, что расскажу ему сейчас абсолютно все. Прямо с самого начала.

Я протискиваюсь между ним и столом в сторону кровати и осторожно присаживаюсь. Тяну его за руку к себе и он не сопротивляется. Да я б на его месте руку отдернула! Да и ушла бы, дверью хлопнув, но нет же. Леша садится рядом, смотрит себе под ноги, и вдруг я слышу его тихий низкий голос:

— Я вижу, что тебе на меня плевать.

— Эй, ты что... — не успеваю возразить я, как он меня обрывает.

— Не надо, — и усмехается, как от какой-то забавной шутки.

Горько усмехается. Впервые вижу Лешку таким серьезным и грустным одновременно. Мужчиной.

— Я серьезно, ты мне дорог! — абсолютно искренне возражаю я и сжимаю его руку, которую до сих пор держу.

Леха, как в замедленной съемке, поворачивает голову в мою сторону.

— Но не так, как ты мне.

Это звучит утвердительно и я не возражаю. Я даже взгляда не отвожу, смотрю прямо в его глаза. Он отворачивается.

— Да. Я пыталась как-то тебе это показать, — его рука наконец-то выдергивается из моей и он смотрит на меня изумленно:

— КАК? Отвечая на мои поцелуи?!

Опаньки. Вот это удар ниже пояса. Я даже не знаю, как объяснить ему, что в начале я была даже не очень против, но потом... из жалости...

Он что-то читает по моим глазам.

— Неееееет... — он отстраняется и поднимается. — Не может этого быть...

— Чего? — я непонимающе смотрю на его темнеющую фигуру.

Он там что-то себе надумал, а я даже не знаю что. Где, спрашивается, носит эту Риту?!!

— Неужели ты... со мной... — он смотрит на меня, и я понимаю, что он придумал что-то поистине ужасное.

— Да что такое-то! — я хлопаю по покрывалу и запоздало чувствую, как стекло немного врезается в кожу. — Ай!

Нет, ну как вовремя, итить твою налево!

— Что такое? — Леха запутался, я чувствую это по голосу, так как лица уже толком не вижу.

— Нет, ничего, продолжай, — как можно будничней отвечаю я.

Пока он отвлекается, вспоминая тему, я достаю из под кровати коробку с медикаментами и отрываю от катушки клочок ваты. Рядом стоит бутылочка спирта, я немедля ее достаю и открываю зубами.

— Ты что там делаешь? — доносится до меня совершенно обескураженный голос.

— Нисе-о, — отвечаю я, затыкая горлышко пузырька ватой и несколько раз перевернув. — Вопсе.

Вдруг я слышу его шаги куда-то в сторону и свет загорается. И я сижу, такая, с пробкой в зубах, со спиртом в порезанных руках и со стеклом на кровати. Ну, здрасти.

— Штирлиц провалил операцию, — говорю я, улыбаясь.

Надо хоть как-нибудь заполнить это "деревянное" молчание. Леха наконец-то успокаивается и его улыбка кажется достаточно искренней.

— То есть, пока я тут с тобой отношения выясняю, ты себе по тихому вены режешь?

— Ну, почти, — хмыкаю я и прижимаю мокрую вату к двум неглубоким порезам на левой руке. — Шшшшшш, — это я так сама себя успокаиваю.

— Ни дать, ни взять — змея, — веселиться парень и подсаживается обратно. — Давай, я помогу. Есть еще что-то из медикаментов? — он подтаскивает к себе коробку и начинает рыться.

Прокладки и тампоны он не видит, ага. А я типо не вижу, как у него краснеют уши. Достает наконец-то небольшой плоский квадратный прямоугольник. Первая моя мысль — я таким добром не запасалась. Но потом до меня доходит.

— Это пластырь, — говорит Лешка.

— Ага, — подтверждаю я.

— А не то, что ты подумала, — я вижу, как уголки его рта снова плывут вверх.

— Иди-ка ты знаешь куда!

— Знаю, поэтому и не пойду, — он смеется и хватает мою раненую руку. Отстраняет вату. — Ну, жить будешь, — и аккуратно лепит распакованный пластырь.

Господи, до чего же хорошая вещь, этот свет! Включаешь, и все напряжение как рукой сняло. Рукой, заклеенной пластырем.

Лешка начинает наклонятся, что бы опереться спиной о стену.

— Стой! — громко говорю я.

— Что такое? — он быстро возвращается в исходное положение и смотрит за спину. И наконец-то видит.

— А я даже и не подумал, чем ты могла здесь порезаться, — он заинтересованно смотрит на осколки и поднимает самый большой, направляет на меня: — Молилась ли ты на ночь, Дэздмона?

Молилась, притом с самого утра. Но, увы, не поэтому поводу.

— Он, вообще-то, ее душил, — я смеюсь, но после воспоминаний об утре уже как-то не смешно.

— Я с тобой ни того, ни другого сделать не могу, — он замолкает, отворачивается.

Я молчу. Мы возвращаемся к старой теме. Но Леха неожиданно выпалывает:

— Ты из-за Марата со мной встречалась? Ты любишь его?

Он, мать его, шутит?!!

— Ты дурак? — спрашиваю я абсолютно искренне. — Поди книжек почитай, желательно, научных.

— А почему тогда?!! Я не понимаю тебя! — он опять вскакивает и взволновано носится по комнате.

— Да я сама себя не понимаю! — выкрикиваю я. — Я хрен в себе разберусь! И не надо во мне копаться, я же женщина!

Улю-лю, приплыли. Ты, женщина, хотя бы одни нормальные отношения с парнем заведи, а то у тебя, что не выстрел — все в молоко.

— Истеричка ты! — вот в этот раз совсем не влюбленно прозвучало.

И я начинаю понимать, что если мы сейчас так разойдемся, то будет совершенно некрасиво ему рассказывать про свои горе-страдания. А рассказать-то кроме него особо и некому. Девчонкам? Да они же меня пристрелят. Каждая. По очереди.

Ну да, сообщить своему бывшему, как ты утром в душе обжималась со своим главным врагом. Лучше не придумаешь.

Я, подтверждая последнее изречение Леши, начинаю судорожно вздрагивать. Чувствую, как щиплет в носу, и начинаю считать до десяти, но особо не помогает. На счет восемь у меня в глазах собирается достаточно жидкости, что бы вылиться наружу.

— Ты плачешь, что ли? — сразу же меняется в лице Лешка и заботливо опускается на пол передо мной.

Ну, до чего же он хороший. И симпатичный, и добрый, и веселый, и чуткий, и милый, и решительный. И весь такой как надо. Почему я не могу просто его полюбить?

Я воздеваю лицо к потолку, что бы уменьшить количество слез, но что-то внутри щелкает, и они текут просто не переставая, как две реки.

— Прости меня, Лешка, я такая дрянь.

— Ты что, Люда! Ты такая... Такая...

Я опускаю взгляд и уже вижу в его глазах, какая я. Но это только в его глазах. Я отвожу глаза в сторону и вытираю лицо рукавом.

— Я впервые увидела его в коридоре универа где-то полтора года назад, — начинаю я дрожащим голосом. — Спешила на пару и нечаянно врезалась в него...

Откровение полилось из меня горным потоком, я не могла остановиться, не могла не рассказывать. Словно вытаскивала из себя ножи и метала в мишень, в десятке которой было Лешкино сердце.

— ... Вытащила Риту буквально из его лап...

— ... Влезла между ним и Илоной, а потом пилочкой...

— ... Полина его ударила. Мы с ней так познакомились...

— ... Статья в газете. Это Алена написала. А еще Марина была...

— ... Решили его таким образом надуть. Первой была Рита. Мы ее нарядили, накрасили...

— ... Подошел ко мне в коридоре перед парами и угрожал...

— ... В универе меня начали безбожно валить и я очень сильно поссорилась с родителями по этому поводу. А потом я решила дать отпор. Купила диктофон...

— ... Меня перебрасывали, как мячик. Мама Илоны меня видела и пошла за мной в уборную...

— ... Вызвали к ректору на счет суда. Там и Стервятник сидел...

— ... Перед судом позвонил ты, и выгнал меня из команды.

Когда я это говорила, то пыталась не смотреть на Лешку. Я даже представить не могу, что он сейчас чувствует.

— А потом состоялся суд, в результате которого Стервятник просто заплатил штраф. После этого мы встретились на лестнице в универе, где я ему врезала в первый раз...

— ... Затащила в какую-то подсобку и хотела там бросить, но дверь оказалась закрытой. А когда он очнулся, то показал, что все это время я могла выйти, но даже не пытался ничего мне сделать...

— ... Меня начала мучить совесть... Когда я возвращалась после посиделок в кафе домой, то сама себе приняла решение Раневского избегать. Но встретила его возле общаги. Он пришел туда, что бы поговорить со мной...

— ... Я думала, что все, наконец-то закончилось. Потом появился ты...

— ... Столкнулись в кинотеатре. Я до конца сеанса, затаившись, сидела как полная дура. А потом та мелкотня меня сдала...

— Когда мы драпали на первом свидании, помнишь? — Леша кивнул. — Это его шайка там орала. Я боялась, что если нас увидят, то может перепасть и тебе и мне, — я затихла, вспоминая, что же было потом, и осознание того, что следующее событие случилось день назад, оглушило меня на пол минуты.

Но Лешка тоже молчал, видимо, пока плохо осознавая, что же я хочу ему донести этим откровением. Да и я пока сама не понимала, чего этим добьюсь.

— А вчера мы стояли с тобой в супермаркете. На кассе, помнишь? — Леша опять кивнул. — Он стоял позади. В зеленей футболке. А потом, когда мы шли с пакетами к тебе, промчался мимо, сильно газонув возле нас.

— Я помню. Я подумал, что какой-то долбо*б. Как знал.

Я хмыкнула. Вот тут не поспоришь.

Мда. Моя история уложилась максимум в тридцать минут. А я ведь еще не все рассказала.

— Когда я пришла от тебя в общагу, Стервятник был здесь. Стоял на вахте, не мог пройти к какой-то... девчонке. Увидел меня и почти что заставил помочь. Я сказала, что мы идем писать проект, а когда мы скрылись с ее поля зрения, то поругались и разошлись в разные стороны.

Я посмотрела на Лешку и увидела, что он пока в адеквате. Уставился на меня, правда, но ведь когда тебе устраивают показ коллекции скелетов из шкафа, и не так смотреть будешь.