Накануне

Изгои совсем с катушек слетели. Константин обнаглел — потребовал отдать ему торческое княжество. Пришлось осадить зарвавшегося князя, которого, собственно и князем назвать трудно. Скорее бек половецкий.

Князь мысленно вернулся к событиям дня. Юрий Мстиславич, сын покойного Мстислава Мстиславича Удатного признал старшинство Михаила и просил оставить ему Торческое княжество, естественно, как наместнику, а не как удельному князю. Мысль оставить за собой княжество неотступно преследовало князя, но нельзя просто так взять и присоединить его к Черниговщине. Распоряжается княжеством киевский князь.

— Киевский князь... Киевский князь, — напряженно думал Михаил Всеволодович. — Взять Киев и сесть самому на столе? А удержу?

— Так, что насчет просьбы моей? — дерзко спросил пленный князь.

— Признаешь меня отцом? — пытливо глядя в отливающими зеленью очи князя, задал важный вопрос Михаил.

— Охотно, — нисколько не колеблясь ответил князь Юрий.

Черниговский князь усмехнулся в бороду.

— Вот так же охотно, ты три зимы назад признал старшинство Ярослава Владимировича получив из его рук Псков, а через год, когда тебя поперли из него, ушел под руку князя Даниила, — думал Михаил Всеволодович.

Черниговский князь медлил с ответом, наблюдая за реакцией Юрия Мстиславича, стоявшего напротив с гордо поднятой головой. Михаил медлил. Налил вина в кубки, жестом приглашая Юрия выпить. Тот не стал отказываться, выпил до дна, пристально глядя на Михаила.

— Нахал, — заключил Михаил Всеволодович.

Смелость сына Мстислава нравилась князю. Решение было принято. Осталось озвучить его, но что-то удерживало князя.

— Мой брат убит злодейским образом, — решительно сказал Юрий Мстиславович. — Я требую суда!

— Он погиб в битве, — заметил князь ровным голосом.

— Не правда! — чересчур резко возразил Юрий. — Он был ранен и был без оружия.

Говоря это, он подался вперед, поднеся руку к груди. Глаза князя полыхнули недобрым огнем, пальцы крепко сжали серебряный кубок, смяв тонкие стенки.

— Он погиб в битве, — настойчиво повторил черниговский князь.

— У меня видаки есть, — ослепленный гневом, выкрикнул Юрий Мстиславович.

— Приводи их завтра. Выслушаю, — согласился Михаил Черниговский.

После ухода Юрия Мстиславовича, в горнице собрались бояре: великие и не очень. Князь позвал их чтобы изложить суть дела, прося совета.

— Не можно пустить Изяслава в Галич, — первым высказался боярин Варфоломей Кормиличич.

Остальные бояре и старшие дружинники, присутствующие на совете, согласно закивали головами.

— А если Изяслава посадить на Киевский стол? — предложил Максим Лукинич, самый молодой из бояр черниговского князя.

Михаил Всеволодович сам уже думал об этом. Изяслав в Галиче наломает дров, мстя за своих дядьев и потеряет княжение. Сам же Михаил должен сделать выбор между столь желанным Киевом и Галичем, где ольговичи имели свои интересы. Терять уникальный шанс Михаил не собирался, но не заручившись поддержкой своих бояр и дружины рисковать не имело смысла.

— Торческ хочу под себя забрать, — ввернул Михаил, когда бояре спорили насчет похода на Галич.

— Торческ принадлежит Киеву, — заметил Варфоломей Кормиличич.

— Ну и что? — мягко возразил Максим Лукинич. — Владеет-то им Даниил.

— Владел, — поправил боярина князь.

— Дозволь, княже слово молвить? — спросил один из любимых дружинников князя.

— Говори, — разрешил Михаил Всеволодович.

— Мыслю я, надо идти на Киев и брать всю землю Киевскую.

— С половцами Киев взять — на раз — поддержал дружинника Максим Лукинич. — Кыяне сами позовут тебя князь.

— Как позовут, так и выгонят, — вставил свое слово другой дружинник, уже более двадцати лет верой и правдой служивший черниговскому князю.

— Что-то я не узнаю тебя Глеб Сигурдович, — ехидно заметил Максим Лукинич. — Али состарился?

— Рука моя тверда! — жестко урезонил молодого боярина старый воин.

Глеб Сигурдович сын известного в свое время бойца, обладал отцовской силой и хитростью северян, помноженной на половецкое коварство. Мать его — дочь половецкого хана, убитого Сигурдом в честном поединке.

— А коли не веришь — готов доказать на деле, — с ничем не прикрытой угрозой в голосе сказал Глеб Сигурдович.

— Да ладно тебе... пошутил я — поспешил примириться молодой боярин.

— Шутники все на полке стоят, — проворчал Сигурд.

Максим Лукинич побледнел. В Чернигове всем известно пристрастие Глеба к черепам поверженных в поединках богатырей. Из них он делал чаши и любил бережно перебирать их долгими зимними вечерами, рассказывая детям и внукам увлекательные истории из своей бурной молодости.

— В Киеве садить на стол надо Изяслава, — убежденно заявил дружинник. — Без наших мечей он там долго не усидит...

— И отдаст Торческ князю! — продолжил за дружинника Варфоломей Кормиличич.

— А самому в Галиче сесть, — закончил мысль князь.

— Звали? — видя, что князь находится в задумчивости и никак не обращает на него внимания Сашка настойчиво повторил вопрос и видя, что князь наконец-то заметил его, поприветствовал. — Буди здоров, князь.

— Ты почто князя убил? — сухо спросил Михаил Всеволодович, поворачиваясь к Сашке.

— Я? Какого князя? — ошарашенно спросил парень.

Глава 12. Птица вольная

Небольшой отряд всадников выехал из лагеря черниговцев под Торческом ранним утром. Впереди на пегой кобыле скакал молодой парень в половецком платье. Впрочем, большинство его товарищей мало чем отличалось от половцев — все те же япончицы, кривые сабли на боку, зачехлённые луки и тулы со стрелами притороченные к седлам, походные сумы полные припасов на дорогу, свернутые одеяла и другие полезные в пути вещи. В середине колонны ехали привязанные к седлам пленники. С обеих сторон их сопровождали молодые парни, добродушно беседующие с пленниками. За ними следовали сани полные добра, укрытым рогожами. Замыкал колонну воин в меховом налатнике зияющем огромной прорехой на спине, через которую была видна добрая кольчуга. Шелом воина болтался левом боку лошади, а справа висела огромная секира, рукоять которой любовно поглаживала рука всадника.

Один из пленников вырвался вперед, поравнявшись с передним всадником.

— Там, за рощей, начинаются моя земля, — сказал он с тревогой в голосе.

Сашка вздрогнул. После встречи с черниговским князем он питал неприязнь к дубовым рощам. Облыжно обвиненный в убийстве одного из сыновей Мстислава Удатного, он остался жив благодаря великодушию и справедливости князя. А ведь вполне могли и повесить в священной роще на ветвях столетнего дуба. Они как раз проезжали мимо этой рощи, где испокон веков совершались ритуальные казни злодеев. Принцип талиона в древнерусском обществе понимался двояко. Иногда в буквальном смысле. На Сашку, как на убийцу, указывал кинжал, висящий на поясе. Он ему достался от убийцы Ратьши. Кто знал, что тот воин был не простой, а самый настоящий князь. И вел он себя подло, не по-княжески. Нашлись видаки, свидетельствовавшие против Сашки. Якобы убил он уже сдавшегося и безоружного князя. Естественно видаки — все поголовно люди брата покойного князя. И болтался бы он в петле, если бы не парни, свидетельствовавшие в его пользу, да пленный торк Чурнай, служивший покойному.

Михаил Всеволодович рассудил, по справедливости. Сашку признали не виновным, но бояре князя настоятельно советовали на время исчезнуть. Юрий Мстиславич затаил обиду и от мести не откажется. И черниговский князь ему не указ. Юрию подсластили пилюлю, пообещав оставить Торческ, где пока управлять останется княжеский наместник.

Сашка решил убраться подальше от кровника. Чурнай предлагал выкуп за себя, но за ним надо было ехать.

Повсюду земля несла на себе следы набега половцев, разоренные селения славян сменялись зимними кочевьями черных клобуков, где уже успели побывать налетчики. Несколько раз им встретились окоченевшие трупы. Торк Чурнай мрачнел, глядя на замерзших соплеменников, скрипел зубами и тяжело вздыхал, переживая за свою семью. Будучи кошевым он нес ответственность за сохранение рода. Половцы угоняли скот и пленников, причем к пленным они относились хуже, чем к скотине. Из полусотни молодых и здоровых парней, попавших к ним в руки через несколько суток едва пара-тройка могла передвигать ноги. Остальные замерзали на холодном ветру или погибали от сабли половчанина, когда тот видя, что пленник обессилил, мимоходом сносил ему голову.

Предчувствие торка не обмануло. Налетчики добрались и до его становища. Это было видно по свежим следам, на которые они наткнулись. Местятка вызвался на разведку и принес плохие вести.

— Половцы! — сообщил он по возвращении. — Там за курганом роща, в ней просека широкая прорублена, прямо вдоль ручья. Становище там. Я близко-то не подбирался. Половцы озоруют.

Чурнай не выдержал, заскрежетал зубами, зарычал как смертельно раненный зверь.

— Точно половцы? Не ковуи? — наконец справившись с собой спросил он.

— Что я родовые знаки не знаю, что ли? — обиженно ответил Местятка. — Точно не ковуи.

Собственно, для Сашки разницы нет — половцы, ковуи-ли, а вот для остальных разница была существенной. Черниговские ковуи произошли от одного из торкских родов породнившегося с черниговским князем. Со временем от него отделились семьи: могуты, татраны, щельбиры, ольберы, топчаки, ревуги.

— Уходим? — предложил Местятка.

Сашка думал, смотря на почерневшего лицом Чурная.

— Лучше уйти от греха подальше, — сказал свое слово Осип.

Сашка посмотрел на Ратмира.

— Половцы яко стая крылатая, пустошат землю почище саранчи, — сказал парень. — Не видать нам окупа с торка. По уму нам уходить надо. Не ровен час — наскочат, посекут саблями.

— Так они же союзники, — возразил Сашка.

— Тю... союзники... — презрительно скривился Местятка.

— Эхма, молодежь, молодежь... — церковный служка Василь осуждающее покачал головой. — Ума может у вас и много, а сердца совсем нет. Там же люди гибнут, божьи твари, православные.

Краска стыда залила лицо Сашки. Торки мало чем отличались от половцев, все-таки дальние родичи, но вера у нас с ними одна — православная. Братия во Христе, одним словом.

Он подошел к торку, продолжавшему сидеть на лошади. Вынул из-за пояса тот самый кинжал и перерезал путы на руках и ногах.

— Местятка! — окликнул он парня. — Освободи остальных и дай им оружие.

— Век благодарным буду! — торжественно произнес Чурнай.

— Мы атакуем! — вынес решение Сашка.

Но прежде, он собрал совет, где каждый смог высказаться. Даже торки, но за них слово держал Чурнай.

— Я с тобой, дед, Костяжко оставлю. — сказал Сашка волынскому воеводе. — Самострелы дам на всякий случай, если у нас, что не заладится, то...

— Иди с богом, сынок, — ласково глянув на Сашку сказал воевода. — Меч мой только оставь. Если умру, то с оружием в руках.

— Оставлю, — пообещал Сашка и помолчав, смущенно сказал. — Ты, дед если живы останемся волен идти куда вздумается. Окупа мне с тебя не надо.

— Куда мне идти... — с печалью в глазах сказал воевода. — Я свое отбегал.

— Отвезу тебя куда скажешь, — быстро произнес Сашка. — Ты прости меня.

— Бог простит, — ответил воевода Мирослав и дал на прощание совет. — Половцы они как одичалые собаки — сильные в стае. Убей вожака. Жестоко убей. Остальные подожмут хвост и заскулят. Ты понял? Жестоко!

Широкую просеку они перегородили как могли санями. Коней отвели в лес привязав к деревьям. Сашка разделил людей по парам, велев незаметно окружить становище, а сам верхом на коне, взяв с собой только Чурная в качестве переводчика неспешно поехал к становищу. Половцы их заметили. На встречу вылетели три всадника. Сашка продолжал ехать шагом с невозмутимым видом. Чурнай заметно нервничал, то и дело скрипел зубами и посылал проклятия на головы налетчиков.

— Стой! — выкрикнул один из половцев по-русски.

Он держал в руках лук, и готов был пустить стрелу в любой момент. Его товарищи тоже готовы были к стрельбе.

Удивление, проявившееся на Сашкином лице, вызвало смех среди них. А удивиться было чему. Один из них был определенно славянином и говорил без акцента, характерном для степняков.

— Стою, — согласился Сашка сгибая руки в локтях, чтобы натянуть поводья.

Чурнай, как прирожденный всадник, остановил свою лошадь иначе.

— Слазь с коня, — велел стрелок, чуть шевельнув наполовину натянутым луком.

— Кто тут старший? — спросил Сашка не подчиняясь.

— А ты кто? — спросил стрелец.

— Я? Князь Александр я! Шемякой кличут, — громко выкрикнул Сашка.

У Чурная челюсть отвисла при этих словах. А стрелец только заржал.

— Такой князь мне не ведом! — крикнул он.

— Ты всех князей знаешь? — нагло спросил Сашка, пытаясь заговорить зубы противнику.

— Ну... — протянул тот ослабевая тетиву.

— Не веришь? Посмотри! — парень протянул руку демонстрируя золотой перстень на большом пальце.

Этот перстень из золота он нашел на заколдованном острове и никому не показывал. Еще в пыточной камере в Резани он заметил такой же на руке резанского князя и у остальных князей были подобные. Изображение на Сашкином перстне отличалось от других, но не на много — все та же загогулина с отростками.

— Брось его мне, — велел стрелец.

— Ага, разбежался, — фыркнул Сашка. — Только шнурки поглажу...

Шутку не оценили. А тем временем половцев стало значительно больше, и они почти окружили их.

— Ладно, хватит балагана, — с улыбкой произнес Сашка. — Сам-то, кто будешь?

— Кюр я, боярин князя Константина.

— Изгоя что-ли? — догадался Сашка.

Боярин не ответил, сверля мрачным взглядом наглеца. Рука вновь потянула тетиву.

— Вы грабите моих людей, — поспешил сказать парень.

— Хватит, надоело, — зло произнес боярин.

— Сдавайтесь! — выкрикнул Сашка, стараясь унять дрожь в руках.

— Чего? — опешил боярин и потом, когда до него дошло вся нелепость подобного предложения громко рассмеялся.

— Не правильный ответ, — сказал Сашка спешиваясь.

Он сделал несколько шагов в сторону боярина, надеясь, что его наглое поведение вызовет растерянность среди половцев.

— А за неправильный ответ надо платить, — громко, что бы все слышали, сказал он, подходя к боярину. — Жизнью.

Говоря это, он вытащил пистоли из-за пояса. Торки Чурная, которым было поручено следить за сигналом, пустили стрелы и два половца вскрикнули. В их спину вонзились смертоносные стрелы. Степняки закричали, и Сашке пришлось громко заорать, пытаясь перекричать их:

— А еще я колдун и страшно голоден! — это он уже крикнул по-половецки, заранее заучив фразу.

Боярин с перекошенным лицом собирался пустить в него стрелу, но не успел. Сашка выстрелил первым. От грохота выстрела лошади взбесились. Несколько всадников выпали из седел, но степняки слишком хорошие наездники, им удалось остановить лошадей, но только для того что бы погибнуть от стрел.