Все пути мира

Сперва Дин увидела, как над озерцом склонился мужчина средних лет — тоже с косами, как местные воины, но плетение начиналось почти у макушки, а виски были выбриты. В левом ухе висела серьга — тоненькая птичья косточка в серебряной оправе. Мужчина сунул руку в торбу, оглянулся через плечо — нет ли свидетелей — и выудил живую еще рыбку-змейку. Довольно оскалившись, он прицепил к плавнику непонятную штуковину — ту самую, что Тин спалил магическим огнем, — и выпустил рыбку в воду. Дальше виделось совсем мутно, но Дин поняла, что юркая рыбка, преодолевая сопротивление воды, поплыла к источнику.

— Чего это ты тут разлегся, парень? — знакомый насмешливый голос отвлек Дин от созерцания.

Она оглянулась. Оказалось, это тот самый молодой воин, что утром пытался шутить на стоянке.

— Да так, — уклончиво ответила девушка, — кое-что посмотреть хотелось.

Впрочем, смотреть было уже не на что — лед успел растаять.

— Ну и увидел что-нибудь?

— Кое-что.

Дин поднялась, потрясла мокрой головой и отправилась обратно к дому Ирды. Воин потащился следом — то ли из любопытства, то ли из недоверия к чужаку. bПришла она вовремя — Тин как раз проснулся и мелкими глотками, морщась, пил отвар, который приготовила для его знахарка.

— Куда ходил? — поинтересовался друг.

— К роднику, — Дин на миг запнулась, не решаясь вот так вдруг, после нескольких месяцев знакомства, заявить Тину о своих способностях, но все-таки продолжила: — Чтобы в воде посмотреть, кто такую гадость в источник подсунул.

— Как это — посмотреть?

— Ну как в зеркале, — пояснила она, — я умею. И в библиотеке... мне же на самом деле зеркало подсказало, что происходило, ночью я обычно сплю все-таки, — смущенно улыбнулась она.

По лицу Тина пробежала тень, и Дин расстроилась — обиделся, наверно, что младший друг правду утаил. Все же именно это событие касалось их обоих.

Но когда Тин заговорил, обиды в его голосе слышно не было, разве только задумчивость:

— Так ты... тоже из древних, что ли?

Почему 'тоже', Дин уточнять не стала, просто кивнула и добавила:

— Не то чтобы из древних, но какая-то капелька крови есть.

— Вот и у меня капелька, — включилась в беседу знахарка, — да только я и такого не могу, не умею. Что ж там было-то, в зеркале?

Дин подробно описала все, что удалось увидеть. Знахарка и воины переглянулись с пониманием.

— Эти... смертолюбы все-таки, — высказался Селех.

— Кто?! — изумилась Дин.

— Есть у нас тут такие. Лет полтораста назад появились, что ли, а может, и раньше, но услышали о них именно тогда. У них какое-то учение свое: будто бы мир наш заперт и все дороги узлом завязаны, Создатель свое детище давно покинул, а потому будущее у нас одно — смерть. И надо ее всячески приближать, а не отталкивать: детей не рожать, болезни не лечить... Но к самоубийствам они не призывают: мол, надо ждать естественного конца. Раньше-то они только проповедями ограничивались, а в последние лет десять ровно с цепи сорвались — лечебницу в столице подожгли, к знахарям в дома пробираются, снадобья уничтожают. Теперь вот и до нашей целебной водички добрались. Не сказать, чтобы у них было много последователей, но все же безумцы находятся...

— Надо же, какие странные люди бывают на свете — ошеломленно воскликнул Тин.

И Дин не могла с ним не согласиться.

Глава 7. Время для размышлений

Дин

Они вновь лежали на камнях у источника. Снова ничком, упершись взглядами в беспокойную, сверкающую солнечными бликами поверхность воды. Только на этот раз — вдвоем.

— Подумать только, — со смешком в голосе произнес Тин, — еще совсем недавно я мечтал о путешествиях. О том, как я буду переезжать из страны в страну, знакомиться с новыми людьми, переживать необыкновенные приключения. Хотел сочинить книгу — не скучные путевые заметки, а настоящую, живую историю, такую, чтобы у читателя дух захватывало.

— Надо же, и я тоже! — подивилась Дин такому созвучию мыслей.

— Что — тоже? — похоже, Тин был погружен в собственные мысли и разговаривал скорее сам с собой.

— Тоже — путешествовать. И книгу тоже... А если приключений в пути будет мало, проявить фантазию. Но с нами за время пути уже столько всего произошло, что можно и без выдумок обойтись.

— То ли еще будет, — отозвался Тин.

— Ты что-то... знаешь? — насторожилась девушка.

— Просто чувство такое, словно уже попал в бурный поток. И пока не достигнем цели пути, спокойствия можно не ждать.

— Ты жалеешь? — больше всего она боялась именно этого — что Тин пожалеет о своем решении быть ей спутником.

— О чем? — парень в недоумении поднял бровь.

— О том, что пошел со мной. О том, что уже успел пережить.

— Что ты, Дин! Наоборот, я чувствую, что поступил правильно. Сейчас мое место рядом с тобой. Я должен довести тебя до двери. И, может быть, войти с тобой в эту дверь.

— Ничего не выйдет.

— Почему?

— Дверь откроется только для меня.

— Не хотелось бы отпускать тебя в неизвестность.

— А уж мне-то как не хочется! — хмыкнула Дин.

— Может, не пойдешь?

— Надо, — твердо ответила Дин.

Как бы она ни боялась этого шага, все же чувствовала, что сделать его должна. И в том, что странное существо, давшее ей приют в лесу, имеет право давать такие советы, теперь не сомневалась нисколько. Кем на самом деле является ее советчик, Дин уже начинала смутно догадываться, но даже самой себе опасалась в этом признаваться — уж больно смелая догадка получалась. Однако многое свидетельствовало в ее пользу: и чудеса, которые едва ли многим под силу, и разговор во сне — или наяву, Дин этого так и не поняла. Что уж говорить о том, что опытная сельская знахарка сроду не слышала о травке под названием 'калавка' и ее целебных свойствах. Конечно, Ирда могла не узнать названия на чужом языке, но Дин ей растение не только описала, но и зарисовала. И — ничего.

Но как бы то ни было, Дин была рада возможности отдохнуть. Спешить им было пока некуда — до равноденствия времени оставалось предостаточно. Правда, иногда Дин ловила себя на ощущении, будто она безнадежно опаздывает, но объяснялось это просто — непривычно теплой погодой, словно весна уже в самом разгаре, а может, и лето на носу. Впрочем, для здешних краев такая теплынь на исходе зимы считалась вполне нормальной, а вот у Дин ее внутренний календарь давал сбои.

Но покуда ей удавалось себя уговаривать, да и причина для этого имелась вполне уважительная — здоровье Тина. Пусть парень и хорохорился, но она-то, зная его уже столько месяцев, не могла не замечать, что он не в лучшей форме. А лечит в таких случаях только одно — время. Травки укрепляющие — это хорошо, просто замечательно, но здоровый сон, вкусная еда и отдых обладают отменным целебным действием, а потому полезны вымотанным магам ничуть не меньше.

Поэтому теперь они лежали на разогретых солнцем камнях и любовались восстановившимся источником. Или нет. Тин, несомненно, глазел на воду, а вот Дин — украдкой! — на него. И ей казалось, что роднее у нее никого в этой жизни не было.

'Интересно, как он выглядит на самом деле?' — думала девушка. О том, что эта внешность — не настоящая, она узнала случайно — просто к слову пришлось. А вот о том, что мальчик Дин — вовсе не мальчик, друг пока ничего не знал. 'А ведь он увидит меня настоящую!' — внезапно осенило Дин. Если все получится по совету лесного, то они окажутся по разные стороны зеркала. Дин хотела этого и боялась одновременно. С одной стороны — пусть бы увидел. Это было бы... честно — чтобы парень узнал, с кем разделил путь. Но была у медали и другая сторона: та неизвестная девушка, которую Тин найдет... непременно когда-нибудь найдет. Вернется в Стекарон — а она ждет. И простить готова.

На этом этапе своих размышлений Дин горестно вздохнула: если она покажется Тину во всей, что называется, красе, то... у нее точно не будет никаких шансов. Но это, может, и к лучшему, если рассудить: ей еще со своей жизнью разбираться. Нужно понять, чего она от этой жизни хочет, а для этого... Для этого нужно всего лишь шагнуть в неизвестность.

— Ну что ты вздыхаешь, Дин? — окликнул ее друг.

Все еще друг. Всегда — друг. И ничего больше. А может, больше этого просто и не бывает.

— Так, — девушка неопределенно пожала плечами, — мысли всякие.

— Да ты не переживай, — по-своему понял Тин, — я тебя не брошу. Вместе — до конца.

Дин мысленно хмыкнула: знал бы он, как двусмысленно звучат для нее эти слова. И как ей хотелось бы, чтобы они были правдой. Хотя она по-прежнему не понимала, чего на самом деле желает. Одно знала точно: навязываться она не станет. И если им доведется встретиться в настоящем виде, постарается ни словом, ни жестом не показать, что испытывает к Тину нечто большее, чем дружеские чувства.

Однако с этим странным состоянием, с этой противоречивостью желаний надо было что-то делать. Хотя бы сейчас. Отвлечься бы от навязчивых мыслей, занятие себе какое-нибудь придумать. В пути легче. С одной стороны — тяжелее, а с другой — все-таки легче. Думать начинаешь в ином ритме, под перестук копыт, под мерцание далекой цели, столь же пугающей, сколь и манящей.

Вот только не станет она сейчас другу даже намекать на то, что уже устала от отдыха и хочет идти. У нее — прихоть и дурацкие мысли, а ему действительно надо отдохнуть и восстановиться после пережитого.

Дин поднялась и, ни слова не говоря, зашагала прочь — не в сторону поселения, а в лес. Спрятаться хотя бы от самой себя на время. Но в первую очередь — от Тина конечно. Такого притягательного и такого недостижимого. Она боялась, что друг увяжется за ней, но Тин, удивительно понятливый человек, остался валяться на камнях у источника.

Увы, от самой себя не спрячешься. А иногда хочется: прийти в безлюдное место и оставить там самые тревожные раздумья — пусть себе висят на голых скалах, в крайнем случае, на деревьях, и поедают сами себя. Увы, даже в самом безлюдном месте человек неотделим от своих мыслей. Дин подозревала, что покой надо искать не снаружи, а внутри. И удивлялась: прежде, в те почти забытые времена, когда она жила в отцовском замке... даже не во всем замке, а в одной — довольно-таки скромной, надо признать — библиотеке, ей это удавалось. Может, потому что тревоги тогда были еще детскими, не несли с собой столько внутреннего несогласия — с собой и с миром?

Да и лес оказался не таким безлюдным, как мечталось, но этого следовало ожидать: теперь стражи патрулировали не только границу с Фирной, отдельные отряды выделялись и для охраны селения, чтобы ни один злонамеренный чужак больше не прошел к источнику.

И были б еще стражи незнакомые — могли бы задержать как подозрительную личность, привести к начальству на допрос. Глядишь, и отвлеклась бы. Так нет же — все уже Дин в лицо знали, улыбались приветливо, здоровались. И шли дальше. Служба потому что, болтать некогда.

Когда стражи скрылись и вида, стало совсем тоскливо — будто и не одиночества Дин искала, а наоборот — общества. Или просто, как часто в последнее время, сама не знала, чего хочет. Побродила, конечно, еще немного, но без особого удовольствия, просто не хотелось слишком быстро возвращаться.

А когда на обратном пути проходила мимо источника, Тина на берегу уже не было.

Тин

Тин не без труда заставил себя задержаться у источника — не стоило навязывать свое общество Дину, который явно желал побыть наедине с собой. Тем более, что в полном одиночестве ему остаться не грозило: усиленные патрули регулярно обходили округу, и казалось, что они вездесущи, невозможно было ступить и шагу, чтобы не столкнуться с воинами. Оставалось надеяться, что они окажутся достаточно деликатными, чтобы не навязывать Дину своего общества.

Ну и потом... Тину самому стоило побыть немного в одиночестве и поразмыслить. До сих пор у него не было на это ни времени, ни сил. Мысли мелькали, конечно, куда ж без них, но выстроить какую-то цельную картину собственной жизни — не будущей, нет, но настоящей — у Тина никак не получалось.

Он пытался разобраться в себе: сколько в его привязанности к Дину было его собственного чувства, выросшего из приязни и благодарности, а сколько — наведенного неким странным существом, чтобы он без лишних раздумий отправился в далекий опасный путь. Но отделить свое от чужого в собственной душе не получалось. Во-первых, за время путешествия Дин успел по-настоящему прорасти там, в душе, корнями, а во-вторых, стоило задуматься, и Тин понял, что не видит большого смысла в этих попытках — с чего бы все ни начиналось, значение имеет только то, что происходит между ними здесь и сейчас. А сейчас это уже настоящая дружба, от такой не отказываются.

И почему-то сейчас он был совершенно спокоен за свою супругу, как будто между ним и Лесным, кем бы тот ни был, существует некая негласная договоренность, сделка: пока Тин здесь присматривает за мальчишкой, его жена тоже под присмотром... может быть, самого Лесного.

Но главное, что не давало ему покоя, это мысль о возвращении домой... без Дина. Дверь, через которую мальчишке предстоит уйти, Тин представлял себе по-разному, но, вне зависимости от картинки в воображении, сердце сжималось всякий раз, когда эта придуманная дверь захлопывалась, отделяя его от друга. Этой чудовищной несправедливости, неправильности даже названия не было. Но и изменить что-либо Тин был не в состоянии — разве только втайне мечтать, чтобы эта дверь не отворилась. И в то же время Тин точно знал, что ничего не сделает, чтобы помешать другу уйти... как бы ему этого ни хотелось. Проводит — и вернется домой, залечивать душевную рану, искать жену и путь к ее сердцу. И способ преодолеть проклятие.

От раздумий его отвлек знакомый голос:

— Поговорить бы...

Селех. Как подошел — непонятно. Здешние воины владели искусством двигаться плавно и неслышно, они то водой перетекали с места на место, то переступали мягкими звериными лапами. Или просто тенями возникали за спиной, и пока голос не подадут — не догадаешься об их присутствии. Как сейчас.

Тин принял сидячее положение и жестом предложил воину присесть рядом. Однако Селех отрицательно покачал головой:

— Не здесь. Разговор серьезный. Пойдем лучше в общинный дом — там сейчас никого, нам не помешают.

В общинном доме действительно оказалось пусто. Селех не спешил: вскипятил воды, поставил перед Тином кружку травяного отвара, уселся напротив и только тогда заговорил:

— Я знаю, что вы хотели идти прямым путем к озеру... Но я хотел бы попросить... мы все хотели бы... То, что произошло — страшно. Мы никогда не слышали о такой магии — смертной магии.

— Мне тоже никогда не приходилось слышать о подобном. Нас учили в академии, что при смерти человека и животного в пространство выделяется некоторое количество энергии — некроэнергии. Да что там слышали, всякий маг способен ощутить эманации смерти, особенно насильственной, если она происходит поблизости. Но никто никогда не говорил нам, что с помощью этой энергии можно творить магические действа.