Голицын не далее, как в прошлом году, на себе испытал проистекающие из необъятности российских пространств невзгоды. Посему возражений не последовало. Впрочем, князь выразил сомнение в готовности генералитета годами скучать в отдаленных провинциях, вдали от источника наград и чинов. На мою откровенную ухмылку он заметил, что государыня, судя по последним действиям, старается угождать всем и сохранять баланс между партиями. Если разумно себя вести — возвращение в Петербург не опасно.
— Вот это 'если', князь Михаил Михайлович, к исполнению очень трудно. Дворцовый паркет, знаешь ли, скользкий... Ладно, я выкажу покорство. Но поверят ли мне? Боюсь, что нет. Светлейший не забудет старую вражду: люди скорей прощают тех, кто им причинил вред, нежели тех, кому они сами сделали гадость.
— Ну, Александр Иванович... Полагаю, прошлогодние баталии принесли тебе довольно славы, чтобы прикрыть от интриг недоброжелателей. Им нечего противопоставить столь блестящим победам.
— К сожалению, победы сии остались почти бесплодны в части государственных выгод. Репутацию — да, пожалуй, улучшили. Пишут, молодые офицеры десятками подавали прошения о переводе в азовскую гребную флотилию. Даже из гвардии, чего сроду не бывало. Но популярность — палка о двух концах. Есть множество недовольных, коим нужен вождь — и я боюсь оказаться в двусмысленной ситуации, когда они начнут примерять на меня эту должность.
— А ты, стало быть, не претендуешь?
Князь впился в меня внимательным взором. Я доброжелательно улыбнулся в ответ:
— Просто не гожусь. В борьбе придворных партий мои неприятели заведомо искусней. Убежден, что благородные люди рано или поздно соединятся против гнусных интриганов — и готов оказать любую поддержку — но играть первую роль должны те, кому она принадлежит по праву.
Казалось несомненным, что старая аристократия попытается вернуть утраченные в прежнее царствование преимущества, и мои симпатии клонились на ее сторону. Слишком уж грязны были те, кто поднялся 'из грязи в князи'. Слишком очевидна несправедливость. Голицын, как военачальник, явно талантливей Меншикова — но до самого последнего времени отставал в чинах на два ранга. Знатное происхождение не всегда пособие карьере, иной раз — и препятствие. Петр, видимо, не хотел усиливать и без того влиятельный род.
— Разумная позиция. — Михаил Михайлович кивнул ободряюще и заговорил о другом. Больше к опасной теме не возвращались. Я предложил свою шпагу, он принял. Зачем впустую языком молоть?
Фельдмаршал показал письмо Неплюева, живописующее занятный случай на море: несколько месяцев назад султанские корабли в Кафинской бухте открыли ураганный огонь из всех орудий по греческим рыбакам, собравшимся на весенний промысел кефали. Ночная вахта приняла выплывшие из густого тумана фелюки за русские струги. Боязнь поразила не одних магометан: в дипломатических кругах прошел слух, что британское адмиралтейство предписало в темное время охранять якорные стоянки королевского флота гребными судами. Всякую лодку, приблизившуюся без дозволения, лорды повелели перехватывать, а в случае непокорства — нещадно топить, и оказии таковые были.
При столь явных признаках почтения к нам и вопреки очевидности, всеподданнейшие доклады великого визиря султану трактовали исход войны как трудную, но несомненную победу над проклятыми гяурами. Через английского и французского послов, мнение это проникло и в Европу. Бессовестное преувеличение наших потерь было еще самым невинным из обманов. Покойному Петру отдавали инициативу нападения на 'миролюбивых' турок, приписывали фантастические завоевательные планы — а раз они не исполнились, то русские потерпели неудачу. Словом, не так важно, кто победил: важнее, кого представят победителем.
Несмотря на усилия моих друзей, мнения лондонской публики начали склоняться к предосуждению России. Борьба с московитским влиянием в Голштинии и Мекленбурге давно уже превратилась у короля Георга в пункт помешательства; теперь, после женитьбы герцога Голштинского на цесаревне Анне, чертов ганноверец совсем с цепи сорвался. Испытанное хладнокровие парламентских интриганов стало уступать неистовству монарха. Датский двор, беспокоясь за Шлезвиг, готов был совершенно отдаться в руки англичан. Молодой резидент в Копенгагене Алексей Бестужев ничего не умел сделать, разве протягивать время в надежде на перемену обстоятельств волею Божьей. Узел завязался в совершенную удавку, понеже герцог Карл-Фридрих, ввергнувший империю в бесконечные дипломатические осложнения, не мог быть исторгнут из петербургского политического пасьянса без гибельных для страны последствий. Зять государыни, единственный взрослый мужчина в царской семье, составлял последний противовес всевластию Меншикова. Это он добился возвращения Шафирова из ссылки, выхлопотал прощение разругавшемуся со Светлейшим Ягужинскому и всячески изъявлял стремление сделаться всеобщим защитником и примирителем. Петр брачным договором отстранил старшую дочь и ее супруга от наследования престола, однако оставил за собою право призвать к сукцессии короны и империи Всероссийской одного из рожденных от сего супружества принцев. Таким образом голштинец, буде хорошо постарается в постели, мог бы рассчитывать в грядущем на положение регента при малолетнем сыне.
После смерти великого императора отношения России с Голштинией оказались перевернуты с ног на голову. Изначально царь искал порт для своего флота близ балтийских проливов, ради чего и завел дружбу с мелкими северогерманскими владетелями. Сопротивление английского короля заставило отказаться от далеко идущих целей и обесценило приобретенные связи до состояния дипломатической разменной монеты. Сейчас же хитрые немцы пытались на копейку рублей купить и заставить российского великана служить голштинскому карлику. Такое унизительное подчинение было несносно мне, как русскому по крови, а итальянскую часть моей натуры оскорбляло столь же глубоко: венецианцы искони считают 'тедесков' глупее себя. Помимо прочего, шлезвигская интрига вела к прямой ссоре с Англией — а значит, грозила гибелью всей системе коммерции, построенной на вывозе железа.
Если б я сам забыл о том — кредиторы в Лондоне и Амстердаме напомнили бы. Прежде они довольствовались процентами, охотно продлевая кредиты; теперь дружно потребовали погашения основных сумм. При том, что завод в Тайболе за два года учетверил экспорт, сие не должно бы составить трудности; но я обещал и уже начал выкуп долей, приходящихся на запасный капитал Тульского полка, так что ресурсы мои были напряжены до предела. Кроме того, торговля с турками требовала начальных вложений; а еще были планы войти в персидскую компанию, созданную Петром. В общем, денег не хватает всегда — и чем больше их имеешь, тем больше не хватает, потому что амбиции прирастают вместе с возможностями. Ныне приходилось тратить лишнее и гонять приказчиков за тысячи верст, чтобы на случай разрыва с Англией и Данией устроить резервный канал сбыта через Любек. Вольный имперский город остался бы нейтральным почти в любых обстоятельствах. Опять немцы (только уже другие) радостно потирали руки, готовясь присосаться к русской торговле в должности посредников.
Единственным просветом среди свинцовых туч стал пузатый пакет, доставленный из Остенде боцманом Лошаковым. 'Святой Савватий' сходил в Кантон и обратно быстрей, чем ожидали: всего лишь за полтора года. Груз чая, шелка и фарфора принес компании без малого двести флоринов прибыли на каждую вложенную сотню. Лука Капрани, довольный успехом, даже преодолел отвращение к эпистолярному жанру и надиктовал корабельному писарю подробный отчет. Тайно снятая копия судового журнала прилагалась. Под обложкою сей тетради скрывались ужасные бури и утомительный штиль, бесконечная пустыня моря и смертельно опасные земли, изнурительная цинга и скоротечные тропические лихорадки, издевательски вежливые чиновники богдыхана и простодушные людоеды Африки. Близ острова Борнео 'Савватия' пытались абордировать китайские пираты, вооруженные новенькими голландскими мушкетами; но соединенная злоба Европы и Азии оказалась бессильна. Лошаков со скрытой гордостью участника поделился впечатлениями сей баталии и передал изустно мнение капитана о восточных разбойниках. Мнение пренебрежительное: Лука считал, что китайцы вправе надеяться на успех лишь при десятикратном численном превосходстве, а в открытом море их джонки за быстроходным кораблем просто не угонятся. Единственный шанс азиатов — застичь добычу на якоре у дикого берега, покуда команда набирает воду. Если же в Восточных Индиях императорским судам станут доступны испанские порты, в первую очередь — город Манилов на Филипповских островах, то путешествия сделаются не опасней, чем у берегов Европы.
Несмотря на стесненность в деньгах, я нашел возможность гратифицировать капитана и команду сверх компанейского жалованья. Распорядился набрать для следующего плавания молодых матросов, оставив лишь необходимое число опытных — а всех, кого можно, перевести на новые суда, что строились на баженинской верфи. Осип Андреич умер два года назад; один младший брат Федор продолжал семейное дело. Сокращение казенных заказов по окончании шведской войны могло бы его разорить, когда б не моя компания. Два корабля ('Святой Герман' и 'Святой Иринарх') доделывались на плаву, два обрастали шпангоутами на стапелях, еще для полудюжины сушился под навесами лес. При таком размахе трудности явились с подбором не только команд, но и названий. Святых Вассиана, Иону и Лонгина отвергли суеверные моряки: имена подвижников, утопших на море в шторм, были бы в сем качестве неуместны. Погубленного властью митрополита Филиппа отклонил я, дабы избегнуть дурного предзнаменования. Многие местночтимые праведники не без подозрения были, как особо любимые адептами старой веры. Вокруг престола царя небесного тайных интриг не менее, чем на земле. Сверх того, планировалась фиктивная продажа нескольких судов компании, устроенной в Турции: мои агенты скрывались за спинами архипелагских греков, и демонстративно христианские названия могли вызвать приступ фанатизма у османских пашей. Потому в ход пошли герои древности: Ахиллес, Гектор, Аякс и другие, сквозь бездну минувших веков ни в ком не будящие вражды. Новая линия кораблей строилась без спешки, из хорошо просушенного дерева, по исправленным чертежам. Акцент на быстроту и способность идти круто к ветру был еще усилен. Осадка в итоге получилась больше, чем у стопушечников; но за пределами Балтийского и Немецкого морей этот недостаток — не первостепенный.
При начале последней войны вызывало большое опасение, не придут ли мои коммерческие прожекты в упадок без хозяйского глаза. К счастью, тревоги не оправдались. Молодые мастера и приказчики, прошедшие учебу на заводах Кроули, вели дело настолько хорошо, что в глубинах души рождалась ревность. Обходятся без меня? Может, я уже и не нужен?! Впрочем, оставались заботы, с которыми им не сладить. В первую очередь — политические опасности. Регулярная корреспонденция со множеством людей на пространстве от Уральских гор до Бристоля и Ливорно позволяла держать руку на на пульсе Европы. Пульс частил, больного лихорадило. Людовику Пятнадцатому сыскали новую невесту, выбранную не иначе как в бреду: отклонив дочерей царствующих монархов, французы женили юного короля на Марии Лещинской, наследнице жалкого изгнанника. Кроме шлейфа свадебного платья, сия перезрелая девица влачила за собою иной, увешанный наследственными претензиями к России, словно хвост бродячей суки — репьями. Ее батюшка, бывши в юности клиентом Карла Двенадцатого и врагом Петра, сохранял прочные связи с Оттоманской Портой и Швецией. Став тестем французского короля, он очевидным образом делался кандидатом на польский престол после Августа (здоровье коего было подорвано излишествами) и потенциально — душой враждебной нам коалиции. Правда, шведов год назад удалось склонить к союзу; но как долго сейм сможет противиться соединенному напору английских и французских денег? Две державы, положившие тысячи солдат в ожесточенных войнах между собою, после испанского демарша стали на удивление дружны.
При таком угрожающем развитии событий я ставил во главу угла увеличение экспорта в Медитерранию и страны Востока, а равно — заблаговременное изыскание окольных лазеек на британский рынок. Следовало считаться и с возможными в случае войны препятствиями балтийскому судоходству вследствие каперства. Нелепая идея Луки ходить в Ливорно из Архангельска, огибая Британию десятой дорогой, в скором времени могла стать более чем уместной. По моей просьбе Михайла Сердюков занялся улучшением путей с Ладоги и Волги к Белому морю. Не замахиваясь на дорогостоящие каналы, наняли мужиков чистить бечевник от наросших кустов, обновлять просеки, рубить магазинные и ночлежные избы на зимниках. Коммерцию надо строить так, чтобы никакие бедствия не могли ее погубить: лучше потратить малые деньги на предотвращение несбывшихся угроз, чем возносить потом напрасные стенания на пепелище.
Правило это применимо и к государственному правлению. К сожалению, новые кормчие Российской империи о сем не задумывались: они беспечною рукой вели государственный корабль на рифы европейской войны. Добро бы, ради существенных интересов страны — но нет, всего лишь в угождение приватному крохоборству влиятельных лиц. Сразу по ратификации турецкого трактата моряков отозвали с Таганьева рога обратно в Кронштадт, для испуга датскому королю. Казна Азовского флота иссякла, подобно армейской. Ленивые теплые волны зря плескались у недостроенного порта близ Белосарайской косы. Военная коллегия предписала отправить в Персию три драгунских и четыре пехотных полка — половину расквартированных в Азове и окрестностях регулярных войск. Всё чаще томило мою душу тоскливое чувство собственной ненужности. Повторяя мысленно, что труды на благо отечества, как молитва за Богом, зря не пропадают, я напрягал силы, чтобы каждую копейку сберечь от казнокрадов и вложить в будущее России, на устройство школ, заводов, верфей и шахт. А с почтой приходили известия о миллионах, расточаемых в столице на пиры и карнавалы, на подарки полякам и голштинцам — при том, что низовые чиновники год не получали жалованья и не могли кормиться иначе, как грабежом безответных мужиков.
Царствование Петра, при всех омрачавших его кровавых мерзостях, было эпохой великих ожиданий и небывалых надежд. Казалось, вот-вот Россия подымется во весь исполинский рост и встанет в один ряд с великими державами Европы. Отступит тьма невежества, процветут искусства и науки, коммерция наполнит серебром русские кошельки. Париж и Лондон встретят вчерашних варваров, как равных.
Черта с два! Упряжка с грехом пополам еще тянула, покуда чуяла над собой беспощадную руку. Умолк посвист кнута — и высокородные скоты, покинув государственное ярмо, разбрелись вдоль пастбища. Тяжелый воз державы застрял по ступицу в грязи. Несбывшиеся надежды отравили души медленным ядом. Словно пуля, застрявшая в живой плоти, они немилосердно мучили меня.
БРЕМЯ ВЛАСТИ
— Господа генералы...
