Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Публика встречает его насмешками.
Что ж! Коль это Сатана
Пришел смотреть наш пляс, — пока нам жизнь дана,
Мы будем танцевать!
Он встречается с Гернани и напоминает о клятве — задудев в пресловутый рог. После чего и предлагает идальго убить себя самому — на выбор ядом или клинком.
Ты можешь выбирать -
Кинжал иль этот яд. Я все принес с собою.
Мы вместе выйдем...
Сын короля Арагона верный клятве выбирает яд, но просит Руя отложить исполнение жесткого приговора до утра. Появившаяся донья Соль просит дядю помиловать Гернани, но тот остаётся непреклонен. Девушка выпивает яд, предназначенный для Гернани. Вслед за ней яд пьёт и юноша. Гернани умер первым -осев и вытянувшись на сцене. Вслед за ним покинула этот мир донья Соль, последим движением обняв тело любимого и накрывшись плащом. Охваченный ужасом от содеянного Ленский -де Сильва выпил остаток яда и беспомощно обмяк... Занавес...
...Георгий поймал себя на том что стоит и бешено аплодирует — вместо со всем залом — наверное через пару минут...
Он обернулся — Танеев и Грузинский точно также колотили в ладоши. Даже Кауфман к ним присоединился.
-Александр Александрович, — обратился Георгий к нему. Распорядитесь чтобы актеров пригласили ко мне в резиденцию после спектакля. Их труд стоит отметить.
* * *
Камердинер провел все еще скованных, не понимающих ничего гостей в небольшой зал губернаторской — ныне царской -резиденции...
Пока в помещении никого не было, если не считать двух лакеев, мигом
задернувших длинные шторы из красного бархата и зажегших старомодные канделябры. Зал имел три накрытых уже дубовых стола, а в дальнем конце располагался
основательный камин из грубо обтесанного дикого камня, над которым были прибиты оленьи и медвежьи головы.
Гости устроились на небольших канапе и приступили к трапезе. Вино, блины с икрой, семга и рассольник.
Но только они приступили к ужину как появился Георгий в сопровождении Кауфмана.
При виде императора все присутствующие поднялись и поклонились.
-К нему заспешил Сумбатов.
-Право же Ваше Величество — я не знаю даже за что удостоен сей части -быть лично приглашенным Вами!
-Император -тоже живой человек, и что такого в том чтобы императору пригласить артистов чья игра вызвала его восхищение? Почему бы ему просто не поговорить с ними о российском театре и его делах?.
-Признаться — Сумбатов пришел в замешательство — не мог подумать что высшей власти есть столь большое дело до театра...
-Государю всероссийскому есть дело до всего в его державе. Разве Екатерина Великая не поручила Шувалову создать Большой театр? Разве не она учредила дирекцию Императорских театров? Разве наконец сегодня царствующая семья не покровительствует сценическим искусствам и актерам? ("А также актрисам!" — мелькнула игривая мысль).
-Но право же... Государь -наш театр нов -и еще не прославлен. И уж точно не причислен к императорским! -развел руками потомок армянских и грузинских царей. Есть и более одаренные и знаменитые служители сцены!
-Все впереди! -многозначительно улыбнулся Георгий. Пока же...
По его знаку камердинер принес папку с золотым тиснением.
Глазам публики был явлен лист с большим гербовым орлом.
-Вручаю вам господин Сумбатов это похвальное письмо — в знак моего искреннего восхищения.
-Виват император! -воскликнул -явно слегка ошалевший от избытка чувств Ленский, встряхивая сединами...
-Виват! -откликнулись актеры -а что им еще оставалось?
Наполнились и опорожнились бокалы.
А Георгий подумал что этот импозантный старец с воистину княжеской осанкой вполне может быть еще из дворовых отданных своим барином в театр для заработка. Конечно господские театры исчезли давным-давно -но вот крепостные актеры из оброчных были до самой "воли". Собственно — оттуда пошли эти громкие псевдонимы — с тех самых пор когда определенным на сцену крестьянским отпрыскам -всем этим Прохорам, Гуриям, Пахомам меняли простые "мужицкие" прозвища вроде Корытов, Мышонкин, Подковыркин — на "Алмазовых", "Изумрудовых", "Жемчуговых". Но не спрашивать же у него про это?
Император чокнулся с Ермоловой -сделав молодой даме комплимент что она вполне могла бы играть Екатерину Великую. Побеседовал с Ленским о его планах создания при Малом театре новой сцены.
Отметил как доброжелательно господин Грузинский беседует с Сумбатовым -родство ли грает роль, явленная царская милость, или то и другое вместе?
Побеседовал о петербургской опере со смущенно улыбавшейся Ольгой Книппер.
Кауфман бродил по залу не вступая в разговоры и время от времени прогоняя дурацкую мысль — не мог ли пронести кто-то из этих людей кинжал?(Вот же -пиеса из головы нейдет!)
Но вот вечер подошел к концу.
И уже когда те прощались, вдруг остановил госпожу Книппер.
-Ольга, я прошу Вас остаться , у меня есть к вам отдельный разговор.
Через минуту они остались одни -войдя с ней в свои покои Георгий жестом предложил ей сесть на диван и опустился рядом.
Что подумали прочие и что думает сейчас она -неважно. Но с кем ему еще поговорить на почему-то так мучающую его тему?
-Позвольте вопрос? Или если угодно — не могли бы вы мне помочь...
-Помочь? -изумилась Ольга. Но чем может простая актриса помочь государю всероссийскому?
-Понимаете — я в затруднении... Я даже не знаю, как объяснить... Вы видите перед собой самовластного монарха огромной империи. И все видят. А я вот— Георгий улыбнулся — вижу в зеркале молодого, неопытного и никогда не желавшего власти человека. Я как вы наверное знаете не готовился к трону... да собственно и ни к чему не готовился всерьез. Я учился ... действительно как написал камер-юнкер Пушкин "чему-нибудь и как-нибудь" — по большей части лишь тому, что могло пригодиться высшему чину по военно-морской части -каковым я бы должен был стать лет через двадцать тридцать -не ранее. И менее всего я подготовлен к управлению государством. И я временами мучительно раздумываю -правильно ли я делаю.
— Я могу лишь склониться перед вашей скромностью, — протянула молодая женщина, качнув очаровательной головкой, увенчанной аккуратно уложенной косой. — Но даже не знаю чем бы я смогла помочь... — Хотя... Знаете Ваше Величество — актеры тоже сплошь рядом считают что у них все плохо выходит и боятся провалиться. Если только это вас утешит...
— Вот и я -боюсь провалиться.
Он выдержал паузу.
Странно черт возьми было бы просить совета у этой девочки ("Де-евочки??! Да она старше тебя, любезный гардемарин!" -сварливым тоном дяди Алексея подсказал внутренний голос).
А у кого — не у князя Сумбатова же?! Этот режиссер чего доброго захочет Зимний в театр превратить и царские дела ставить как спектакли. Такое пожалуй Победоносцеву подойдет -но не ему.
...Про моего прадеда говорили, что он брал уроки у великого Каратыгина... — наконец продолжил он. Так получилось, что я не обладаю ни его силой и волей, ни упорством деда, ни отцовским хладнокровием... Даже родительским музыкальным слухом — виновато улыбнулся он, — и даже рисую хуже всех в семье...
И вот я подумал... На сцене вы сыграли благородную испанку а господин Южин — короля — и не преувеличивая скажу что играл он с истинным королевским достоинством.
Ее маленькие изящные губки судорожно сжались.
-Вы хотите — брать уроки у... у меня? — с явным испугом осведомилась она... Ваше Величество... Но я не смогу — я... Понимаете... -она прижала руки к груди. Говорят актерскому ремеслу можно научить — ну как медведя учат трюкам. Но чтобы играть так как наверное нужно вам — для этого требуется жить на сцене!
Вот я... Я не просто играю дворянку или крестьянку... Я стараюсь вести себя так, будто я и есть та, которую изображаю. И когда мне удается поверить в это, верит и зритель...
-И правда, — вымолвил Георгий. Импровизации мне как я заметил, вполне удаются...
Ольга промолчала. Император не спешил прерывать ее молчание.
-Это трудно -наконец продолжила она. Со стороны конечно не видно -но потом -после спектакля вечером бывает еле доползаешь до меблированных комнат или убогой гостиницы, хочется упасть и ничего не чувствовать... Это... как сжигать свою душу -по кускам...
— Верьте каждому слову, которое говорите, -твердила она. Верьте... тому что вы Царь... Тогда все поверят. Ну ... когда я только поступила в театр Александр Иванович... господин Сумбатов -зачем то поправила она себя рассказал такой анекдот. Один молодой актер должен был играть в очередном спектакле римского императора и обращается к старому поседевшему на сцене актеру: — Я в сегодняшнем спектакле играю Цезаря: что мне делать? — Ты же Цезарь — делай что хочешь! Простите Ваше Величеств если я объяснила невнятно... -Отчего же — напротив -это интересно...
-Играть царя будучи царем — что может быть проще? — подхватила Ольга
-Или сложнее, -пожал он плечами.
И подумал вдруг что две Ольги -Книппер и фрейлина фон Мес наверное бы нашли о чем поговорить.
Однако затем на ум ему пришел однако старый полуприличный анекдот про маркизу Помпадур и знаменитого некогда актера Тальма.
Увидев как-то его на сцене в роли Ричарда Львиное Сердце, она настолько восхитилась, что пригласила его в свой особняк и предложила
-Любите меня как Ричард Львиное Сердце!
В следующий раз королевская фаворитка увидела его в роли Геркулеса — и попросила:
-Любите меня как Геркулес!
И опять госпожа Помпадур была в восторге. Еще через некоторое время она увидела Тальма в роли Отелло и потребовала
-Любите меня как Отелло!.
В следующий раз же сообщила
-А теперь я хочу, чтобы вы любили меня просто как актер Тальма!
-На что тот ответил
-Увы, мадам -это невозможно — я уже много лет как импотент .
Георгий с благодарностью поцеловал актрисе руку и поднялся.
— Уже поздно... -Завтра вероятно мне еще предстоит закончить дела -да и вам тоже наверное надо отдохнуть.
-И... это все? — изумленно и как то жалобно пробормотала Ольга -и он понял о чем она.
-А вы... хотите? — чуть помедлив, спросил Георгий.
А потом вдруг решительно начал расстегивать на ней лиф. -Ваше Величество... -прошептала Ольга с видом смиреной рабыни стягивая платье с плеч...
-Да, дуэнья! — Георгий привлек ее к себе.
* * *
Теперь -на закате жизни — по прошествии не лет и даже не десятилетий -по смене эпохи — я могу наконец разрушить печать молчания сковывающую мои уста с прошлого -уже далекого — века. Да — Его Императорское Величество Георгий Александрович был со мной той ночью во Владимире как мужчина с женщиной.
Собиратели сплетен и старых анекдотов могут торжествовать и с полным правом добавить еще одну скабрезную страницу в собрание своих скабрезностей — мне решительно все равно. Он ушел туда где нет земной суеты да и я скоро дам отчет о своей жизни пред Божиим судом.
Почему? Любила ли я его? Нет — и к лучшему... Любить монарха а тем более такого монарха — это может и высшее счастье но и тягчайшее испытание. Так уж сложилось -но русской женщине невозможно, немыслимо отказать государю русскому. И дело не просто в титуле или знатности — хотя я знала артисток что с презрением отвергали горы ассигнаций и стотысячные бриллианты от богачей -поклонников но готовы были развлекаться с обнищалыми бароном или графом — за одно прикосновение к высшему сословью... Но и не поэтому... Можно было отказать французскому королю Галантного века, любому из государей Европы, или президентов, великому князю... Даже наверное турецкому султану — коль честь ставишь выше жизни. Но не царю... И я хранила эту тайну — хотя о ней говорили открыто -и за моей спиной и в глаза. Ни своим мужьям -которых у меня как все знают было трое, ни детям, ни моей племяннице, ни самой близкой подруге Марии Николаевне Ермоловой я ее не открыла. Говорят, что слава императорской метрессы мне помогла в моей карьере. Не спорю — так видимо и было. Но не разу за пять десятков лет — слышите -ни разу! — я не обращалась к Георгию Александровичу с какой-либо просьбой...
Ольга Книппер-Мордвинова "Жизнь в огнях рампы" Киев. Изд-во "Мельпомена". 1959 год
* * *
Медленно приблизился поезд. Паровоз выпустил облака пара, окутавшие перрон. Через полминуты пар рассеялся. Затем открылась вагонная дверь. По ступенькам осторожно сошел высокий худощавый молодой человек в тулупе и надвинутой косматой папахе.
За ним следом появился офицер в длиннополой шинели и башлыке быстро исподлобья оглядевшись.
На перроне Финляндского вокзала уже стоял наготове караул. Могучего телосложения бравый офицер в полной парадной форме лейб-гвардии кирасирского полка Ея Величества, сбоку которого маячил Карл Федорович Багговут — управляющий
Гатчинским дворцовым правлением и комендант города — почтенный старец, генерал от инфантерии.
Кирасир чеканным строевым шагом с обнажённым палашом двинулся вперед.. Подойдя вплотную, офицер, лихо взмахнув сверкнувшим клинком, отсалютовал чем вызвал мимолетное напряжение на лице офицера.
— Ваше Императорское Величество! Почётный караул войск Гатчинского
гарнизона по случаю вашего приезда построен! Начальник караула
капитан Осмоловский!
-Вольно, господи капитан, -прозвучало из под папахи.
Голос звенел усталостью — и одновременно облегчением.
Георгий прибыл домой...
Дальше был путь в карете на полозьях по обледенелому булыжнику Большого проспекта — временами ощутимо потряхивало.
Дорога была достаточно долгой -но замерзнуть не успел — взятая вместо шинели медвежья доха грела отменно.
И вот он в своих -точнее царских — апартаментах.
...Государь всея Руси обеим рукам опираясь в подоконник созерцал раскинувшийся за стеклами вид.
Из окон Гатчинского дворца открывался изумительный по строгости, по какому то печальному величию пейзаж. Снег отливал перламутром в лучах закатного солнца, заиндевелые деревья казались нарисованными искусным мастером на холсте. Да сам этот дворец при всей внешней простоте — с его великолепными залами, павильонами, лепкой, барельефами, штофом, гобеленами, наборными паркетами и резьбой — тоже производил впечатление высочайшего образца искусства.
Главный корпус с двумя полукружиями галерей соединявшийся с трехэтажными квадратными корпусами — каре по углам которых — трехъярусные восьмигранные башни, примыкающие к полуциркульным галереям. Все смотрелось одновременно и изящно-закончено и основательно.
Право же стоило на несколько месяцев оставить родные пенаты чтобы оценить их красоту. Совсем рядом вроде с Питером — но все таки какая разница — угрюмоватые каменные громады под серым всегда почти небом затянутым облаками и низкие берега там — и холмы и рощи а над ними — чистая синева -здесь. Это все выглядело очень гармонично, как картина старого мастера, и даже легкая тень меланхолии не портила пейзаж.
... Прогуливаясь по дворцу (флигель-адъютант держался позади) он оглядывал знакомые с детства стены.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |