Легкой поступью безумия (общий файл)

— Я готов, — Михаил послал отцу отрепетированный страстный воздушный поцелуй.

— Хорошо, — кивнул Станислав, не отрывая взгляда от книги, которую читал. — Жди, нас позовут. Одна просьба. Не рискуй, как в прошлый раз. Твое геройство всем понравилось, но оно было ни к чему...

— Оставь, папа! Я без твоих поучений разберусь! Я прекрасно помню твои слова о времени, о неокрепшей связи между мной и Софией, но что поделаешь, если я могу забыться только на Арене?! — парень оперся плечом на стену и понурил голову.

— А я могу запереть тебя в клетке, — возразил маркиз. — Научись сдерживать эмоции. Пойми, поддаться ярости и боли — тупиковый путь. Рано или поздно ты упрешься в стену, которую не сможешь преодолеть! Вместо того, чтобы отрезать ненужные воспоминания, ты упиваешься ими! — Станислав захлопнул книжку и швырнул ее на стол.

— Я не успокоюсь, пока убийца шляется на свободе! — гнев юноши выплеснулся на отца.

— Так займись им, а не оплакивай мертвецов! — сказал лорд и вышел из комнаты, закончив неприятный разговор.

Когда Михаил начал безумствовать, то аристократ предположил, что сын быстро выдохнется. Нельзя дважды успешно перебежать дорогу смерти, но парень и не думал останавливаться — он набирал скорость. Его выходки в обычной жизни приобрели красно-лиловые цвета жестокости. Не сахарный характер, ощетинился истеричными нотками, а на Арене второе я сына совало голову в пасть хищникам под аплодисменты зрителей. Глупец!

Финальный бой состоялся в час после полуночи. После удара в гонг Полозень вышел на песок. Вздернул руки вверх и поклонился. Народ разразился приветственными выкриками. Одна леди упала в обморок на подставленные руки спутника. Решетка на противоположной стороне смертельного круга начала медленно подниматься — из темного зева каменной клетки послышалось раскатистое рычание и грузный топот лап. Толпа ахнула и в страхе отпрянула от перил, ибо против человека вышел медведь...

Черный мех, белый треугольник на шее. Красив. Мощен. Образчик грубой силы природы, вооруженный острым и прочным естественным оружием.

Раздраженный непривычной обстановкой зверь сфокусировал взгляд на человеке, принюхался и встал на задние лапы, издав рев. Приглашал к драке, которая позволить установить, кто из существ на Арене сильнее. Парень пригнулся, широко расставил руки и замер. Лишь глаза в прорезях шныряли туда-сюда. Ловили каждое движение животного, готового атаковать, но зверь не шевелился. Более того, он опустился на все конечности и недовольно заворчал. Толпа зашепталась. Драки не будет?!

И тогда человек перешел в наступление. Полозень зачерпнул песка и бросил его в морду медведю, на мгновение дезориентировав его. Подскочил, сильно шлепнул ладонью по морде и побежал в сторону. Зрители, чье внимание было приковано к парню, не заметили рывка зверя. Он бросился мгновенно и ударился всей массой полутонного тела в доски, огораживающие круг. Боец, зацепившись рукой за край дерева, повис, подтянув под себя ноги.

Человек успел оттолкнуться и спрыгнуть за спину животному до того, как тот встал на дыбы и попробовал стащить парня когтями. Полозень подпрыгнул и опоясал туловище зверя ногами, а руками обхватил его шею. Слегка ошалевший зверь рыкнул, сполз вниз, прочертив глубокие борозды на ограждении. Помотал головой, сделал круг по песку, пока не сообразил ударить боком о доски резко вильнуть в сторону, сбросив тем самым непрошеного седока.

Не прошло и секунды, как медведь начал терзать скрючившееся в клубок тело бойца. Женщины-зрители отвернулись не в силах смотреть на торжество дикости над разумом. Спустя три минуты зверь успокоился и отошел от неподвижного тела, облизывая окровавленную морду. Маркиз сжал руки на перилах и прошептал тихо:

— Вставай... Вставай...

Парень пошевелился. Отнял израненные руки от головы, распрямился и встал. Физическая боль стерла с его губ усмешку — они превратились в две тонкие бледные ниточки. На щеках опасным румянцем аллели кровавые пятна. Полозень сделал три широких шага-прыжка к медведю, на четвертом взвился вверх и обрушил сжатый кулак на череп животного... Тот отступил на шаг. Дернул головой и слизнул струйку крови из носа... За секунду боец перекатился по песку, вскочил, подпрыгнул во второй раз и с разворота нанес удар ногой под нижнюю челюсть зверя, в трахею. Медведь завалился на бок. Одним движением парень сорвал с себя жилетку, обмотал ею шею противника, тоже упал на песок и ногой уперся в позвоночник животного, потянув на себя края одежды. Один... Второй... По очереди. Очень скоро из перепиленной артерии зверя брызнул фонтан. Победа!

Зрители ожили. Рукоплескания продолжались пять минут. Женщина в белой с золотом маске, закрывающей лицо, пробралась к краю и свесила вниз шарф.

— Мой герой! — крикнула она.

Полозень разбежался, оттолкнулся внизу от досок и подпрыгнул, повиснув на пальцах.

— Розлесс, дом пять. Приходи, я буду ждать! — шепнула она.

Парень кивнул, схватил шарф и вернулся на Арену, зажав трофей в руке. Еще раз поклонился и скрылся в проходе в помещения для персонала. Он смог дойти до кабинета отца и уже там со стоном опустился на стул под восхищенным взглядом провожатого из охраны Клуба. Михаил снял маску, вытер шарфиком лицо и шею. Через минуту в комнату ворвался отец. В руках маркиз держал таз с горячей водой и чистые тряпки с бинтами. Не говоря ни слова, мужчина помог юноше освободиться от бойцовой сбруи и тщательно промыл раны. Вытащил из правой руки крупные занозы. Предплечье левой было истерзано в лохмотья, но до кости зверь не добрался. В завершении процедуры Станислав смазал укусы бальзамом с вытяжкой из крови телят и наложил повязку.

— Спасибо за заботу, — пробормотал Михаил. В перерывах между сдерживаемым шипением парень прикладывался к бутылке шерри.

— Ты будешь наказан! — в глазах мужчины сверкнуло расплавленное золото.

— Как скажешь, — согласился сын, но стоило отцу выйти из кабинета, чтобы проследить за закрытием Клуба, как юноша набросил рубашку, пиджак, завернулся в плащ и прошмыгнул в город через черный ход. Он собирался воспользоваться любезным приглашением незнакомки переночевать у нее. Раны... К утру останутся тонкие белые шрамы, которые, как известно, украшают мужчину.

Станислав, не найдя Михаила ни в комнате, где он его оставил, ни в других помещениях опустевшего Клуба, грязно выругался, пообещал себе завтра же посадить щенка на цепь и хорошенько поучить хорошим манерам и послушанию. А напоследок задал себе вопрос: не было ли ошибкой взять на воспитание из приюта годовалого мальчонку неизвестных кровей?

Глава 12

Селестине казалось, будто она видит сон. Не спит, а именно наблюдает за людьми и событиями. Как бы со стороны. Подсматривает. Поэтому ей было отчасти легче переносить особенно тошнотворные сцены. Слава Человеку, всего лишь сюрреалистические видения, в которых Нечто охотится на человека и употребляет его в пищу. И она... Она находится среди стаи Нечто и стремится не отставать от них в кощунственном чревоугодии.

Девушка не смогла сказать, в какой именно момент из стороннего наблюдателя она стала полноправным и осознающим свои действия участником. Одномоментно. Реальность обрушилась на Селестину подобно разрушительному зимнему шторму на героический кораблик. Мгновенно жестоко истерзанный дикой правдой разум человека не выдержал и раскололся, как скорлупа ореха, обнажив иссохшее ядро.

Она. Никогда. Не была. Только человеком... Но так искусно ее второе, вполне материальное, "я" пряталось в дебрях... тела? Души? А есть она у нее? Достоин ли такой монстр, как она владеть сосредоточием чистоты и невинности или отныне удел Селестины ненасытная утроба, которая только и вопит: дай, дай, дай... Крови, мозгов, сладкой таяющей на языке печеночки... Ничто не может заглушить этот голод.

Страшно. До полоумного бега, до выдирания волос, до непрестанного повторения одного и того же слова "нет", причислять себя к людям со всеми вытекающими отсюда последствиями. Четким разграничением деяний на хорошо и плохо, должна и можно, простят и осудят. И тут же видеть в этих самых людях кусок хорошего мяса. Поддерживать в обществе аристократов светскую беседу, вовремя меняя выражение лица, а глазами следить за движениями собеседников. Просчитывать лучшую из возможных траекторию нападения, чтобы одним укусом перегрызть горло.

Селестина вспомнила: она всегда знала — тени, плавно скользящие в зеркальных поверхностях, живые. И ждут часа, чтобы покинуть плоскую территорию обитания и вырваться в объемный мир. Тени преследовали девушку с самого детства. Выглядывали из зачерненных тьмой стекол. Подсматривали из бликов хрусталя. Сопровождали во время прогулок по городу. И даже скалились из весенних луж. Пока не решились завладеть ею. Погасшая свеча в умывальной. Звон осыпавшихся осколков. Но она не прикасалась к стеклу! И цокот когтей в завывании ветра... В тот миг, в девушке поселились желтоглазые кошмары.

Естественно. И привычно. К одному тянет, вторым пользовалась всю жизнь. Что выбрать? Отвращение к самой себе на толстом ломте удовольствия, потому что никто не запретит испытывать его, или... смерть, ибо человеку не под силу сдержать вызволенные из небытия инстинкты охотника. Даже не поздно. Рано. Они одержат верх и накажут за попытку запихнуть их внутрь тесной тюремной камеры воли. Так зачем отказываться?

Зная наперед. Выучив маршрут. Вооруженная толикой везения. Селестина пряталась за углом школы. Она ждала. Темноволосого кудрявого малыша, и пятнадцати его шагов в нужную ей сторону. Возле дома не гадить! Да помнит она правило, но следующая охота не скоро, а желудок полон раскаленных углей уже сейчас. И мальчишка прекрасно подойдет, чтобы унять этот жар.

Открылась со скрипом дверь. Ломкий голос попрощался с кем-то внутри здания. Четыре ступеньки крыльца с притоптанным за день снегом. Семь шагов, и жертва покинет световое пятно. Он не успеет испугаться. Он вообще ничего не успеет почувствовать. И позвать на помощь...

За вдох до прыжка кто-то свалил Селестину с ног. Другой оборотень прижал передними лапами ее тело к земле и опасно скалиться возле ее шеи. Беззвучно. В тени. Краем удлиненного глаза провожает, напевающего веселую мелодию мальчишку. Ей не справиться. Оборотень сильный. И привычен к убийству. В том числе себе подобных.

Девушку бросили в грязный подвал, где она вновь обрела человеческий вид, но не повадки, присущие аристократической крови. Желание отведать запрещенной плоти сводило ее с ума. Селестина выла от досады. Бросалась на ржавые прутья. Каждый день личный слуга Скайди приносил ей роскошный обед, который она уплетала за обе щеки. Не ощущая вкуса и не испытывая наслаждения от изысканных блюд. Лишь бы набить желудок и притупить боль. Во второй половине дня к ней спускалась Томарэ. Она повторяла свою историю. Похожую, но другую. В подробностях описывая свои муки. И добавляла в конце — он придет и поможет, если Селестина не справится сама, но лучше не доводить до этого, ибо его снисхождение не чудо, а боль...

И Томарэ оказалась пророчицей. Однажды Скилл спустился в подвал. Окатил узницу быстрым и грустным взглядом. Открыл дверь камеры и свистнул. Сразу после... В помещение ворвалась тварь и вцепилась в выставленное для защиты лица предплечье Селестины.

— Ты так хотела сотворить это с другими...

Острая боль от сомкнувшихся на руке зубов оборотня. Крик. Удар о стену и грохот костей внутри тела, когда он отбросил девушку на стену. Из легких вылетел весь воздух, а правая половина туловища онемела.

— Ощути, каково им... Быть нашей пищей...

Подручный палача зубами вырвал из бедра Селестины кусок мышцы, а передней лапой и весом тела раздробил ее ладонь. Вцепился в предплечье и начал мотать девушку по клетке.

— Твоя ярость должна быть холодной. Твой голод — управляемым. Ты не животное...

Оборотень полоснул когтями по боку Селестины, разодрав грязную одежду, оголив ребра.

— Я не человек, — прошептала израненная девушка.

— Ты выше... — Скайди дал знак члену стаи остановиться.

Тварь с неохотой оторвалась от пятен крови на стене и полу и вышла из комнатки, бросив неприязненный взгляд на Селестину. Его место занял юноша. Он сел возле тела, на котором жили только глаза, лихорадочно метающиеся, и искривленный судорогой рот. Парень положил голову раненой себе на колени. Оттер ладонями кровь с милого личика и по-отечески поцеловал в лоб.

— Страшно? — спросил Скилл, а затем криво усмехнулся. — Поверь, это ерунда. Завтра будешь как новенькая. Ты усвоила урок, Селестина? Так ведь? Должна была, — юноша провел рукой по свалявшимся волосам девушки. — Не бери больше, чем нужно. Не потакай себе. Все вы такие... Не истинные. Всех вас учить приходится. Будто бы вы с изъяном каким. Боитесь потерять то, что внезапно обрели. Ерунда это... Пустое... — юноша привалился к стене и расслабился, но гладить Селестину не перестал — движения его стали равномерными, механическими. — У вас есть кому подсказать. Кто поможет вам обрести равновесие. Сложить две ваши половины вместе. А знаешь, что на самом деле вызывает ужас? Откуда ж тебе знать... — Скайди закрыл глаза. — Когда приютский мальчик обнаруживает в себе скрытую силу и испытывает настоятельную потребность реализовать ее, но толком не понимает, что ему делать. Когда отчаявшись он сбегает и прячется на кладбище, потому что туда его привел нос. Высматривает свежих покойников и, глотая, слюни раскапывает по ночам могилы. Но иногда ожидание затягивалось, и тогда в ход шли престарелые трупы. С гнилью. Сочные. Полные слизи. Мальчик давился, но ел, а потом его рвало в кустах, а потом он снова ел... — Скилл закашлялся, сплюнул на пол. — Этот вкус, Селестина, вкус разложения, его ничем не перешибить. Он въедается в руки. Одежду. Волосы. Он захватывает тебя, и скоро ты сам перестаешь принадлежать миру живых... — по лицу бледному лицу парня текли слезы. — Однажды я подслушал разговор, и так узнал об оборотнях. Я сразу поверил, не тратя время на сомнения. И именно тогда решил, что я и подобные мне достойны лучшего. Достойны не занять жалкое место в мире, а править миром! — Скайди открыл глаза. — Слышишь, Селестина, править... А ты чуть было не помешала моим планам. Всего несколько правил. Можно пересчитать по пальцам... Элементарно. СОБЛЮДАТЬ ИХ!!! И ты прикоснешься к величию власти... Выздоравливай, — пожелал он напоследок.

Юноша сбросил голову девушки с колен, ни сколько не заботясь о том, причинит он ей новые страдания или нет. Встал и ушел, не заперев решетку. Фундамент надежной темницы теперь заложен в разуме девушке, а стены она достроит сама. Уж такова психология перевертышей.

Следующий день помимо текущих проблем с новенькой, добавил Скиллу пищи для ума. Утром Эрнест принес из почтового отделения письмо с красным кругляшом-штемпелем Тирайи. Молчун торопился сообщить последние новости. В частности, он упомянул об официально объявленной помолвке между маркизом Ошанским и герцогиней Беольской, к которой Скайди имел определенный интерес. Зная о неприязни между столичным воротилой и известным лером, будущий ученик Скилла счел за лучшее оповестить своего кумира.