Хроники Фирнберга

В Фирнберге есть старая поговорка "свободу надо строить из камня".

Вот и строят рыцари себе личную свободу, возводя замки. Знают, что лучше построить себе крепость чтобы кто-то не построим им тюрьму.

Жители Фирнберга искренне, от души любят свою родину, хоть мало говорят об этом. Но готовы убить того, кто попытается их заставить любить родину принудительно. Потому, что это надругательство над любовью. Порой даже у простолюдинов хватает ума понять, что любовь к родине, которая возникает сама, священна, а если кто-то силой и угрозами заставляет любить родину, то хочет обратить в рабов или в солдатское мясо, которое погонят на убой.

У нас в Фирнберге иногда даже у крестьянина, живущего где-нибудь в глухомани, каменный дом который трудно штурмовать. Каменное жилище, в отличие от деревянного не гниет, не горит. Поэтому хозяева его могут достраивать и улучшать с каждым новым поколением, передавая по наследству. В случае беды есть куда укрыться.

И новую герцогскую власть это сильно раздражает.

-Понятно почему, -презрительно бросил Иеракс.

-Да, труднее арестовывать несогласных. И мелких преступников обладатели надежных негорючих домов боятся меньше южан. Поэтому менее зависимы от стражи. Те кто меньше боятся преступников не так унижаются перед властью.

-Но невозможно же даже мысленно представить, что кто-то может запретить иметь надежные дома.

-Почему же? Слышал, что в некоторых странах, например в Грегарии, власть даже специально запрещала строить каменные дома, потому что их сложнее поджигать, сложнее держать в покорности простолюдинов. Каменные строения разрешалось иметь только власти.

-И что потом было с этой страной?

-То же самое что бывает со всеми странами где власть победила собственный народ. Ее завоевали внешние враги, пожгли все там, а привычный к покорности народ не стал сопротивляться. Уже не одно поколение в Грегарии новая власть, но она давно начала поступать как и прежняя...

Так сложилось, что в Фирнберге никогда не было налога на жилища. А во многих странах южнее люди боятся строить большие дома, живут в тесноте потому что знают, что непосильно за большой дом платить налоги, боятся, что заметный дом привлечет внимание власти и его отберут. Ютятся в низенькой хижине, чтобы быть незаметнее. Вот и наш недокороль хочет ввести на дома налог побольше. Налоги сейчас жизненно необходимы государству. Но для, привычного к заведенным издревле порядкам, жителя Фирнберга немыслимо, что придется платить деньги за проживание в собственном доме, словно это таверна. У нас с незапамятных времен человек мог быть уверенным, что его дом и его земля будут его собственностью навсегда, что не лишится дома даже если станет совсем бедным или больным. Следует признать, что у нас многие действительно ведут слегка ленивый, неторопливый и созерцательный образ жизни, для себя. Уверенность в собственном жилище, в личной жилой территории для фирнбергца это практически священное чувство. И любовь к родине настоящая получается. Но Феобальд, поговаривает, что если человек не может платить налог за большой дом то пусть продает и живет в маленьком, люди должны постоянно работать, чтобы иметь жилье, а не ленится. Хочет заставить народ работать. Недокороль похоже недооценивает какое неприятие такой закон вызовет у всех. Знает что будет недовольство, но недооценивает его, потому что не представляет как много для жителя нашей северной страны значит неотъемлемость жилища. Это не гонения на колдунов, которые простолюдинам были почти безразличны, это коснется каждого. И жители страны почувствуют что пошатнется уверенность в незыблемость их главной жизненной опоры, уверенность в своем доме и домашнем уюте. Можно представить как невзлюбят сразу новую власть... И орден внимательно к этому отнесется.

Так бывает. Сначала дурные законы огорчают, но когда ошибок ненавистного правителя становится слишком много то каждая новая ошибка начинает втайне радовать противников власти, ибо приближает государя к падению.

Иеракс вспомнил, что хотел уже сегодня спросить. -Я слышал, что некий мудрец, сказал рассуждая о искусстве власти, что государю надежнее уповать на страх, а не на любовь подданных. Любовь народа к правителю непостоянна, страх защищает власть надежнее.

-Те, кто любят повторять эти слова, читали записки того мудреца весьма невнимательно, — Неодобрительно усмехнулся магистр. -Не стоит забывать, что страх бывает разным, совсем разным. Бывает страх без ненависти. И власть того повелителя, которого боятся без ненависти, очень надежна. Многие боятся грозы и молнии, но мало кто испытывает к грозовой туче ненависть. Совсем иначе чувствуется страх перед каким-нибудь преступником-живодером из подворотни, его боятся, но при этом испытывают отвращение, презрение. Горе тому государю, которого боятся, но презирают. Презрение для правящего хуже всего. Такой обречен, и все попытки запугать подданных только приблизят его конец.

-Орден все еще пытается образумить Феобальда? Все говорят, потому, что орден боится начинать открытую вражду с герцогом когда приближается война.

-Мы пытались с ним договориться. Но, к сожалению, он из тех безнадежных правителей, которые боятся что любые их уступки будут приняты за признаки слабости. С такими вести переговоры бесполезно. Это такая сместь упрямства и страха, которая заводит обе стороны в тупик.

-Все больше людей недовольны Феобальдом и его новыми порядками, но ничего не происходит...

-В любом властном противостоянии большинство всегда на стороне победившего. Большинство всегда выжидает, и в такой ситуации все может зависеть от нескольких смельчаков, которые начали борьбу всерьез.

-Что собирается предпринять не подчинившаяся часть ордена?

Магистр привстал и подтянул к себе свернутую карту.

-Стало известно, что герцог Феобальд набрал за границей на юге немалый отряд наемников. Они подчиняются только лично герцогу и не связаны никакими моральными обязательствами со страной. Способны выполнить любой карательный приказ, невзирая на последствия.

Сейчас отряд находится на побережье недалеко от границы в районе Тарда. Чтобы добраться до столицы им придется или идти в обход вдоль низовья реки. Или нижними перевалами через самую южную оконечность фирнбергского хребта, впрочем горы там невысокие, а дорога приемлемая даже в конце осени.

Если эти наемники пополнят гарнизон столицы, в котором уже сейчас много людей, служащих лично Феобальду, то наш недокороль будет значительно лучше контролировать город. И тогда он может решится на какие-то необдуманные действия против ордена и всех несогласных.

-Значит надо помешать этому отряду добраться до города.

-Мы не сможем послать много людей и грифонов втайне от всех, в том числе и от большей части совета ордена. И вам придется действовать на свой страх и риск. Грифонов отправить на это задание можем только нескольких.

-Я постараюсь, чтобы этот отряд наемников не дошел до Фирнберга.

-Ты согласен взять на себя командование?

Иеракс решительно склонил голову.

-Силы очень неравны, -предупредил магистр. -А снег еще недостаточно глубокий, чтобы дать грифонам дополнительные преимущества.

-Вы боитесь за меня, -произнес крылатый.

-Да. Меня мучают сомнения. С одной стороны я знаю, что в таком деле ты самый подходящий кому я мог бы доверится. Знаю, что если с этим заданием можно справится то ты подходишь лучше других. Ты не раз доказывал, что умен и опытен. Но именно ты мне больше других дорог.

-Я тоже себе дорог, -улыбнулся грифон. -Но я потом буду для себя дороже если останусь прежним и свободным, преодолев кошмар боя, хоть знаю, что будет очень тяжело страшно и, может быть, очень больно. На время мне даже придется представить, что я люблю воевать.

-Ты хищник, но не любишь сражаться.

-Я не могу понять тех, кому нравиться война, -признался Иеракс, -испытывать удовольствие от нее это извращение. Все равно, что по сравнению с болью, ее временное прекращение приносит удовольствие. Так и передышка в бою, избавление в какой то миг от опасности, очередная незначительная победа, приносят такое же удовольствие. Я не люблю воевать, хотя мне приходилось это делать. Кое-кто начинает получать своеобразную радость, постоянно рискуя. Но я не считаю это нормальным. Это болезнь.

Я презираю тех, кто называет себя воинами и несет всякую чушь об упоении боем. Война наполняет смыслом жестокую пустоту в душе воина.

Радость от войны, может быть, могут получать, те, кто командует, не рискуя сам, кому достается вся добыча. А не те кто лезут навстречу гибели, не получая ничего, что могло бы стоить такого риска. А такого риска может стоить только очень немногое.

Грифон замолчал, собираясь со словами.

-Свобода стоит очень дорого. Порой ее цена непомерна, но если у вас нет свободы, то у вас могут легко забрать и все остальное. Свобода это ключ ко всему что у нас есть. Я просто представляю все хорошее что нравилось в жизни, и все что может еще быть и понимаю, что без свободы у меня не будет ничего.

Иеракс положил голову на лапы, прикрыв ненадолго глаза.

-Наверняка мелочный циник, читая какую-нибудь историю про другие времена, насмехается над возвышенными словами. Если он ничего еще не видел в своей пустой жизни, то ему не понять. Особые времена и сильные чувства требуют особых значительных слов, и эти слова могут со стороны показаться высокопарными. Но именно в такие времена чувствуешь настоящую жизнь. Это не понять тем, кто и не жил никогда по-настоящему.

Магистр тихо кивнул.

-Когда мне отправляться? -поднял голову грифон.

-Люди из ордена уже вышли в поход и находятся по ту сторону южной оконечности хребта, а ты с несколькими грифонами их легко нагонишь. И... береги себя. Я считаю, что лучшие должны оставаться живыми, а не гибнуть.

Иеракс покинул Фирнберг тайно, под покровом темных снеговых туч. Только некоторые грифоны могли видеть как он перелетел стены, но они не проговорятся.

Сзади, сквозь несомый ветром снег, видны тлеющие огоньки окошек в боках башен, большие окна громады замка освещены неравномерно.

Снегопад то ослабевал, то вновь начинался. Но наглотаться снега в полете, как шутят грифоны, Иеракс не боялся.

Для грифона света было еще достаточно, он летел на войну, посматривая сверху на скалистые склоны, меж которыми темнели верхушки хвойных деревьев.

Вторжение внешних врагов еще впереди, но внутри война уже началась. Это пугает обе стороны, но борьба от этого не будет менее ожесточенной.

Да, Иеракс чувствовал страх.

Но он иногда размышлял, что крылатые существа вроде грифонов возможно имеют некоторое преимущество, лучше контролируя страх смерти на войне.

Ведь всякий, кто от природы может летать, прирожден постоянно чувствовать возможность своей гибели и привык не боятся ее. Падение с высоты полета всегда грозит неминуемой гибелью. Но страха нет, есть осознание, что все зависит от тебя самого, что крылья и ловкость уверенно служат тебе. И, чувствуя по крыльями воздух, знаешь, что каждый миг жизни в собственной власти. Это привычно как дыхание и неотъемлемо от веры в свои силы. Особенная свобода полета.

Иеракс думал, что именно такое отношение к смертельной опасности всегда помогало ему. Хотя там уже не любования красотами, но постоянный контроль над риском должен быть столь же неотъемлемой особенностью жизни на войне. Чувство рискованного полета, привычное дыхание опасности, которому можно противопоставить точность движений и быстрой мысли.

Помогает ли ему то, что он хищник?

Наверное да. Охота это просто способ добыть еду, она у настоящего хищника не имеет ничего общего с войной. Но ведь у человеческих рыцарей принято обязательно учить своих подрастающих детей охотится. Даже в том случае если в их странах это им совсем не понадобится для пропитания. Считается, что если будущий рыцарь может убивать дикое животное то и в бою с человеком ему потом будет гораздо проще. Потому, что в настоящем бою человечность легко слетает с людей и разъяренный противник мало отличается от какого-нибудь разозленного кабана.

Впрочем, те наемники, которых надо не допустить в столицу, и без всякой охоты уже привычны убивать людей. Это те, кто участвовал в каких-то войнах в южных королевствах. Иеракс надеялся, что опыта убивать грифонов у них быть пока не может.

По большей части это пехота, но есть и конница. И, по правде говоря, не все там просто наемники. Есть и идейные, которые на самом деле хотят изменения порядков в Фирнберге, несут свою веру и готовы к жестокости не взирая на трудности. Есть даже рыцари. С такими бороться тяжелее.

В полете грифон осматривал долины. Снег здесь в расщелинах, валуны и гребни гор голые. Только в седловине между двумя самыми высокими грядами его выпало больше. Местами скопилось немало. Но когда грифон продолжил полет то потом стало ясно, что с восточной стороны хребта снега гораздо меньше даже в долинах.

Сказывалось, что крылатый взял с собой немало груза.

За ночь не очень прямого полета над перевалами Иеракс преодолел расстояние которое пешей армии проходить за дня три или четыре. Но грифон надеялся, что он всеми силами растянет этот путь врагов на сколько возможно или вообще прервет его.

Утром он высмотрел отряд грифонариев, которым будет командовать. В основном опытные немолодые рыцари и несколько грифонов.

Иеракс вскочил на выступающий из склона валун.

-Мы должны не допустить чтобы к герцогу Феобальду в Фирнберг подошли подкрепления южан-наемников. Герцог откроет им ворота и тогда чужаков не просто будет выбить из нашей столицы. -Решительно сказал Иеракс. -Нужно хотя бы задержать их на сколько сможем.

Небольшой отряд грифонариев остановился недалеко от начала долины.

-Мы должны во что бы то ни стало удержать этот проход. Мы не имеем права пропустить здесь врагов.

Знакомый грифон осматривал склон, который вел в долину.

-Как ты думаешь, конница сможет подняться по этому склону?

-К сожалению да, -Иеракс сокрушенно качнул головой, -но они смогут разгромить нас даже без конницы. Войск у них хватает, а нас слишком мало. Они пройдут здесь без труда, быстро и сразу сомнут нашу слабую оборону. И все же... мы обязаны остаться здесь. Защитить этот проход любой ценой.

Грифон поежился на холодном ветру, который мел недавно выпавший первый снег, даже не полностью закрывший мерзлую землю. Но неуютно ему было не от холода, Иераксу, имевшему теплые мех и перья, не мог повредить такой небольшой мороз.

Крылатый думал, о предстоящем сражении, как приготовиться к нему, но понимал, что выиграть это сражение будет невозможно. Сомнения говорили, что бесполезно что либо предпринимать, что завтра их всеравно перебьют, и самое большее, чего он может добиться только убить на несколько врагов больше. Какая разница, если их все равно разгромят, и враги прорвутся через долину. Они все равно проиграют.

Грифон понимал, что помогли бы какие-нибудь укрепления. Может быть натащить деревьев, бревен, чтобы затруднить продвижение конницы. Но вокруг никакого леса. Был только голый склон, на котором почти не росла трава. У Иеракса только один день до завтрашнего утра, за это время невозможно что-то сделать.