— Пробуй, — не сводя с него глаз, Торес указал на жеребца, — он полностью в твоем распоряжении.
— Принц, Ваша мать, если узнает, будет недовольна, вот как пить дать, — Шон просительно тронул брата за рукав.
— Заткнись! Если ты ей не скажешь, то она и не узнает ничего, — раздраженно через плечо бросил Гранд в ответ и направился к стойлу.
Там он направил поток низкоуровневой магии на лоб жеребца, сканируя сознание и вводя в легкий транс. После чего, распахнув дверцу стойла, взнуздал и оседлал его, а затем легко вспрыгнул в седло. Конь стоял, не двигаясь, настороженно прислушиваясь к новым ощущениям, и лишь прял ушами от внутренней напряженности.
Гранд положил ладонь на холку меж ушей и очень осторожно стал выводить коня из транса. По его телу прошла дрожь, а потом он резко взвился на дыбы. Плотно обхватив коленями бока коня, Гранд удержался и, прижав ладонь плотнее, вернул часть снятого воздействия. Конь опустился и вновь замер в неподвижности. Гранд опять немного уменьшил поток магии, и скакун вновь поднялся на дыбы.
Играя на интенсивности воздействия Гранд наконец добился состояния, когда конь мог двигаться, но с трудом и, позвав Шона, попросил вывести жеребца во двор.
— Я сам выведу, — к нему шагнул Торес и, взяв коня под уздцы, вывел из конюшни.
Во дворе, пристегнув к длинной корде и взяв хлыст, правитель Вериниги стал гнать его по кругу. Жеребец фыркал, прял ушами и тряс головой, но сил лягаться или вставать на дыбы у него не было, и он сначала неохотно, а потом более размеренно неспешной рысью стал трусить по кругу. Тогда задание изменилось. Гранд стал то, работая уздой, останавливать его, то давая шенкелей, принуждал начать движение, и если жеребец тут же не начинал двигаться, Торес взбадривал его ударом хлыста. Мотая головой, жеребец пытался то пятиться, то вывернуться из узды, но затуманенный разум сводил на нет все попытки, и через некоторое время он смирился со своей участью и стал покорно выполнять требования.
— Здорово ты справился с ним, — правитель Вериниги одобрительно усмехнулся, — и полутора часов не прошло.
— Он пока в трансе, так что судить рано. Вот если поведения не изменит, когда морок совсем сниму, вот тогда и увидим, справился я с ним или нет, — Гранд чуть склонившись похлопал жеребца по шее, — но в любом случае он хорош, хорош... ничего не скажешь. Ладно, посмотрим, что получилось, — он отстегнул корду и, положив ладонь на голову жеребца, снял остатки своего воздействия.
Тот вздрогнул и помотал головой, явно не веря, что сумел вырваться из липкого тумана, парализующего разум, а потом взвился на дыбы пытаясь сбросить седока. Гранд удержался. Тогда жеребец начал взбрыкивать задом, а когда Гранд уздой задрал ему голову, неожиданно понес вперед, не разбирая дороги.
Сбив пару слуг и охранников, пытавшихся его удержать, он чудом вписался в арку ворот и скрылся из вида.
— Коня мне! — гаркнул Торес, и несколько слуг тут же бросились на конюшню.
В это время во двор вышла Владетельница.
— Куда это ты собрался без меня? — с легкой улыбкой осведомилась она.
— Твой сын объезжал коня. Жеребец понес, надо догнать, — хмуро проронил Торес и повернувшись к слугам, выводившим его коня прикрикнул: — Быстрее, олухи!
— Не торопись.
— Ты не хочешь, чтобы я помог твоему сыну? — он удивленно посмотрел на нее.
— Чем ты ему поможешь?
— Постараюсь помочь направить в тупик и прижать там.
— Оставь. Сам справится.
— Къяра, ты что? Ты хочешь оставить мальчишку без помощи? Он же ребенок! Я уже десять раз пожалел, что позволил ему это.
— Торес, да что тут сложного объездить лошадь? Он маг и для него это не особо сложная задача. Почувствует, что не справляется, в транс жеребца введет... Дел-то... — она саркастически хмыкнула. — Так что успокойся и немного подожди. Вернется он скоро, никуда не денется, — а потом, чуть нахмурившись, добавила: — Другое дело, что он без моего дозволения за подобное взялся. Но за это я с него еще взыщу.
— Ты хочешь его наказать?
— Обязательно. Чтоб неповадно было своевольничать.
— Къяра, он не своевольничал. Я ему позволил. Поэтому, если этим не довольна, взыскивай с меня. Мальчишка здесь не при чем.
— В любом случае он должен был спросить меня! — ее голос заледенел.
— Ему хотелось сделать тебе приятное. Он для тебя старался. Ему показалось, что этот жеребец тебе глянется. А ты его за подобное наказывать собралась.
— Мне плевать, что ему казалось, и что он хотел! Он обязан был спросить дозволения у меня! И за то, что не сделал это, будет наказан. И хватит его защищать! Это мой сын! — она интонационно выделила "мой".
— Да кого ты воспитываешь?! Мужчину или держащегося за твой подол хлюпика, не смеющего без твоего слова и шага ступить? Какой из него может вырасти наследник и правитель, если ты будешь так его контролировать, что он по каждой ерунде, как ты сама охарактеризовала данный инцидент, должен бегать и твое дозволение спрашивать? Он мужчина и поступил по-мужски, и если ты начнешь его за это наказывать, сломаешь парню психику, так и знай!
— Ты хочешь сказать, что разбираешься в воспитании лучше меня? — ее губы дрогнули в ироничной усмешке.
— В воспитании мужчин уж, наверное, разбираюсь лучше! — с чувством выдохнул он, глядя ей прямо в глаза. — Это будущий воин! А ты... ты ведешь себя с ним как с сопливой девицой.
— Ах лучше? — у нее на мгновение сбилось дыхание, а во взгляде полыхнуло раздражение. — Будущий воин, говоришь? Ну и попробуй этого будущего воина хоть чему-нибудь научить, что должен уметь воин. А то только других учить горазд, как воспитывать надо. Хотя бы выдержке, терпению и выносливости мальчишку научи, а я погляжу, что у тебя получится.
— И научу!
— Вот и научи!
— И научу!
— Давай-давай, а я посмотрю, — фыркнула она, словно раздосадованная кошка, и отвернулась.
Шон озадаченно смотрел, как они эмоционально пререкались, и никак не мог понять, почему Владетельница дозволяет Торесу ей столь открыто перечить.
Некоторое время они стояли молча. Потом Торес просительно коснулся ее руки:
— Къяра, не сердись. Но это ведь объективная реальность, что женщине сложно одной воспитать настоящего мужчину.
— Возможно, ты прав, поэтому и прошу помочь, — не оборачиваясь, тихо проронила та.
— Я с радостью... к тому же в свете того, что он может быть и моим сыном. Но как ты отнесешься к тому, если уже я вздумаю его наказать за что-то?
— Именно в свете этого ты получишь над ним полную власть. Только не убей мне мальчишку.
— Ну за это можешь не волноваться, — он шагнул к ней ближе и, осторожно обняв за плечо, притянул к себе.
Она с легкой улыбкой склонила голову ему на плечо, тихо прошептав:
— Это радует.
— Къяра, любимая... — он крепче прижал ее к себе, — клянусь, любимая: я приложу максимум усилий, чтобы наш сын был твоим достойным наследником.
Она осторожно коснулась рукой его волос и стала нежно перебирать пальцами жесткие пряди.
— Къяра, — хрипло проговорил он, чуть отстраняясь, — ты не хочешь ехать на прогулку?
— Хочу... — ее рука скользнула вдоль его шеи.
— Но не поедешь, если не прекратишь провоцировать меня... — он перехватил ее руки. — Я не каменный и подобные проявления чувств приведут к тому, что утащу тебя в спальню, наплевав и на приличия и на твое желание прогуляться.
— Даже так? — она игриво рассмеялась. — Торес, ты тиран и деспот похуже меня... Что за жесткие условия? Почему я должна скрывать свои чувства?
— Потому что я не умею играть и лукавить. Хочешь любви и ласки: пошли в спальню, не хочешь — будь добра, не провоцируй.
— Ты бесподобен. И твои принципы мне по нраву. Договорились, — усмехнувшись, она высвободила руки и шагнула в сторону.
— Ты обиделась? — в его взгляде появилась озабоченность.
— Я никогда не обижаюсь. Это глупо. Если мне что-то не нравится, я просто ликвидирую проблему. В данном же случае, я согласна с твоими требованиями, они разумны.
— Глядя на тебя, кажется мне, заставишь ты меня пожалеть о них и не раз...
— Я не настолько коварна... — она мелодично рассмеялась. — Так что не волнуйся.
— Услышать подобное из уст мага такого уровня, — он усмехнулся в ответ, — это, конечно, очень обнадеживает.
— Вот уже который раз априори ты обвиняешь огульно всех магов во лжи, Торес. Ты явно предвзят...
— Все маги лживы и беспринципны, это аксиома. Тебе верю, лишь потому что безумно влюблен и по большому счету мне начхать, как ты этим воспользуешься. Ты и так вольна творить здесь все, что пожелаешь, после того как я дал маху, позволив моей колдунье обвести меня вокруг пальца. Но уж совсем за идиота не держи...
— Кстати, что со своей колдуньей сделал?
— Научил быть преданной и использую по мере необходимости.
— Насколько преданной?
— Вернемся, покажу.
— Не откажусь глянуть. Что-то не верится мне в преданность того, кто уже раз предал.
— Увидишь, поверишь. Я умею быть беспощадным и жестко требовать повиновения.
— Повиновение и преданность, мой дорогой, разные вещи, — иронично хмыкнула она.
— Ладно, не будем спорить. К тому же вон твой сын возвращается, — он рукой указал на въезжающего неспешной трусцой в арку Гранда. — После прогулки глянешь на нее и все сама поймешь.
Гранд подъехал к ним и, бросив повод подбежавшим слугам, соскочил с коня. Затем склонил голову:
— Извините, что заставил Вас ждать, Владетельница.
— Грейт, твое поведение мне крайне не нравится, — ледяным тоном проронила она, — и, на мой взгляд, ты заслужил суровое наказание. Но правитель Вериниги вступился за тебя и желает взять тебя под свою руку. Я решила, что соглашусь на это. Так что отныне ты полностью в его власти. Все ясно?
— Да, Владетельница, — Гранд кивнул и, повернувшись к Торесу, опустился на одно колено: — Я полностью в Вашей власти, правитель.
— Вставай, — недовольно поморщился тот, — не люблю я подобные обряды.
— Мой сын — маг, мне необходимо быть уверенной, что он будет безропотно повиноваться и не посмеет магию против тебя применить, — не сводя с поднявшегося сына пристального взгляда, хмуро проронила Къяра.
— Ты ему веришь на слово?
— Лично я не верю уже ничему и никому, Торес, — ее губы тронула мрачная усмешка. — Но мой сын знает, что я с ним сделаю, если он свое обещание нарушит, поэтому нарушать не будет и снесет от тебя все.
— По-моему, ты явно перегибаешь палку, требуя такой покорности от того, кому предстоит править.
— Торес, мне не хочется скончаться от его руки, тогда, когда ему захочется в полной мере ощутить вкус власти. Так что особо не озадачивайся взлелеиванием в нем предвкушения того, что он ее получит.
— Ты считаешь, он на такое способен?
— Без сомнения. Мой мальчик горд, амбициозен, самолюбив и признает в качестве аргумента лишь силу. Так что не обольщайся на его счет. Если я не буду стоять за твоей спиной, спиной к нему не поворачивайся.
— Да уж... — Торес усмехнулся. — И ты еще говоришь, что у меня предвзятое мнение к магам, когда у самой такое отношение даже к собственному сыну. Так что, кто более предвзят, еще вопрос.
— Хорошо... замнем. В случае чего, я тебя предупредила, и моя совесть чиста.
— Ты считаешь, у кого-то могут возникнуть сомнения по поводу кристальной чистоты твоей совести? У Владетельницы другой быть просто не может.
— Торес, — Къяра раздраженно поморщилась, — мне жутко неприятно, что ты так иронизируешь по моему поводу.
— Извини, дорогая, но это не ирония. Это устои, на которых построена моя власть. Моральные качества и деяния правителей не оцениваются, потому что по определению всегда верны и справедливы. Поэтому что бы ты ни творила, в чистоте твоей совести в моих владениях не посмеет усомниться никто.
— Похвальные устои. Мне нравятся, — она вновь мелодично рассмеялась. — Ладно, поехали проедемся по окрестностям, опробую лошадку, что вы с Грейтом решили для меня подготовить, — губы ее вновь тронула лукавая улыбка, и она знаком подозвала слугу держащего неподалеку жеребца, которого объезжал Гранд.
После прогулки Торес, легко спрыгнув с седла и бросив повод окружившим его слугам, шагнул к Къяре, помогая спешиться.
— Ну как тебе жеребец?
— Неплох, в моем вкусе. Грейт вымотал его конечно перед прогулкой, и особого удовольствия я не получила, но в следующий раз, думаю, будет лучше.
— Обедать пойдем или отдохнуть хочешь?
— Колдунью твою посмотреть хочу.
— С мальчиками? — Торес указал на Гранда и Шона, тоже уже спешившихся и стоящих неподалеку.
— Нет, хочу пообщаться с ней наедине. Отправь их, пусть отдохнут.
Торес кивнул и направился к мальчикам:
— Грейт, идите, можете отдохнуть или развлечься. К обеду вас позовут.
— Да, правитель. Как прикажите, — Гранд покорно склонился перед ним.
— Как я погляжу, мать тебя действительно застращала неслабо, — раздраженно скривился он. — Ладно, потом поговорим... А на будущее учти, я не ценю такую показуху. Так что можешь подобным особо не утруждаться.
— Как скажите, правитель, — Гранд выпрямился и прямо взглянул в глаза Торесу.
— Вот так лучше, — удовлетворенно кивнул тот и отошел, отдавая распоряжения слугам. А потом подошел к Къяре: — Ну что пойдем смотреть на мою колдунью?
— Пойдем. Мне необычайно интересно взглянуть на нее.
Они прошли по длинным коридорам подземелья и Торес, отомкнув прочный засов, распахнул перед ней массивную дубовую дверь, обитую железом.
Къяра вошла в маленькую мрачную камеру с крошечным зарешеченным окошком под самым потолком. В дальнем углу на полу сидела худенькая невысокая женщина, в короткой открытой тунике. При их появлении, она моментально вскочила, затем быстро опустилась на колени и, уткнув голову в пол, хрипло скороговоркой проговорила:
— Здравствовать в веках Вам, мой повелитель. Пусть счастье, благоденствие и благополучие снизойдут на Вас на долгие годы.
— Встань, — отрывисто приказал ей вошедший вслед за Къярой Торес.
Женщина поспешно вскочила и, дрожа всем телом, вытянулась перед ними. Лицо ее еще хранило следы былой красоты, а остальное тело было сильно изуродовано. Все открытые участки тела были сплошь исполосованы шрамами и испещрены рубцами от ожогов.
— Что хочет мой повелитель? — срывающимся голосом спросила она, напряженно глядя в пол.
— Хочу видеть доказательства твоей преданности, Синтия.
— Я выполню любое повеление, мой господин, если оно будет в моих силах.
Къяра с любопытством разглядывала ту, которая решилась открыть дверь в их мир безжалостному чудовищу. Ее вид свидетельствовал о том, что всю ее жизнь после этого Торес постарался превратить в жестокую пытку, однако Къяра что-то чувствовала, что-то такое внутри этой сломленной с виду женщины, что держало ее дух и давало сил не сломиться внутренне. И это что-то, похоже, было ожиданием мести и расплаты за переносимые унижения и страдания.
— Пусть глаза на меня поднимет, — приказала она, устремив испытующий взгляд на колдунью.
