| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Так что, завтра я отдам свой голос за продолжение экспедиции. Возможно, что я ломлюсь в открытую дверь, и точно такое же решение примут все мои товарищи, но почему-то мне кажется, что на Совете экипажа не обойдется без пары-тройки голосов "против".
Мне в целом нравится этот мир, в нем приятно и удобно жить. Кажется, в этом веке сумели честно, без всяких подколок реализовать лозунг: "все для человека, все во благо человека", но не зря говорят, что "слишком много хорошо — тоже плохо". Не любят в нынешнем времени опасностей, слишком ценят свою и даже чужую жизнь. Воевать — и то стараются деликатесненько, нелетальным оружием, на самый худой конец, с помощью дистанционно управляемых беспилотников. И как воспринимают воспитанные в этом благополучном и комфортном мире люди наше положение, для меня тайна великая есть.
Вирт на моей руке тихонько звякнул, напоминая мне, что по распорядку дня мне пора на ужин, а потом — на боковую. Поднимаясь, я несколько секунд размышлял, не использовать ли мне сегодня дримстер, чтобы получить несколько часов крепкого здорового сна? Однако подумав, я решил и в этот раз отказаться от услуг этого сомнительного устройства. Пусть его применяет тот, у кого еще остались сомнения, а я все уже решил!
Нет, Марк — это садист какой-то! Не знаю, кому нужно было так долго думать, но я до начала Совета экипажа чуть не извелся от ожидания. Хорошо, что в этот день у меня не было запланировано общение с Мартином, иначе не знаю, сколько новых записей появилось бы в моей психической "истории болезни". В принципе, однообразие полета меня не слишком напрягает, но вот зряшное ожидание я терпеть не могу! К тому же, мы уже двое суток практически беспрерывно летим с отключенным двигателем, а это тоже изрядно действует на нервы.
В общем, настроение у меня было неважнецким. Особенно, после общения с ребятами во время утренней вахты. Позицию Хавьера я угадал точно и не питал на его счет никаких иллюзий, а вот Цветан меня неприятно удивил. Вот уж от кого не ожидал... Перспектива бесславного возвращения меньше чем с полдороги, которая вчера казалась мне чисто умозрительной, внезапно приобрела вполне реальные черты.
Впрочем, Марк, если о чем-то таком и думал, то ничего не показывал. Он еще раз с дотошной занудностью обрисовал наше незавидное положение и, наконец, объявил голосование. Как было принято еще, по-моему, во времена парусного флота, первыми высказываться должны были самые младшие по чину, а согласно нашему уставу экспедиции, космонавты-исследователи. И открывал, так сказать, прения Джон Ханна.
Выглядел он неважно: и без того унылое лицо совсем осунулось, под глазами набрякли темные круги. Очевидно, отказ от желанного эксперимента (а проводить его после выхода из строя трех компенсаторов было, пожалуй, рискованно) дался ему нелегко. Но, произнося свою речь, он буквально оживал на глазах.
Джон был просто великолепен. И, безусловно, во многом прав.
— ...Опыт реальной эксплуатации показал, что гравитационный двигатель может обеспечить намного более быстрый разгон, чем считал возможным и безопасным Технический комитет при разработке плана экспедиции! — говорил он убежденно и напористо, сильным и звучным голосом. — Это обещает эпохальную революцию в космических полетах! Иные миры становятся доступными и близкими уже для нашего поколения! К сожалению, Земля в настоящее время располагает всего одним гравитационным двигателем звездного класса — тем самым, что установлен у нас на "Одиссее". Авария с гравикомпенсатором сильно затруднила... а скорее всего, увы, даже сделала невозможными новые эксперименты. Поэтому наш долг — как можно быстрее вернуться на Землю, чтобы установить новые компенсаторы и продолжить исследования...
Признаться, никогда не думал, что Джон может быть таким превосходным оратором. Но я хорошо понимал его чувства. Быть на расстоянии шага от величайшего прорыва в истории космических полетов и не иметь возможности сделать этот шаг — такой пытки я не пожелал бы никому. И на его месте я точно так же сражался бы за свою мечту — только вот беда, в нашем положении возвращаться, наверное, более рискованно, чем лететь дальше.
Когда кто-то выступает с яркой речью, люди обычно смотрят на оратора — это естественно. Но наблюдение за слушателями дает больше информации. И по старой журналистской привычке я оббежал взглядом рубку. Мне сразу же бросились в глаза сосредоточенность Сергея, смятение да Силвы и одобрительное хмыкание Эрика. Цветан хмурился, у Стива на лбу высыпали бисеринки пота, Хавьер шевелил губами, слово о чем-то говорил сам с собой. Но больше всего меня поразили Марк и капитан. Лицо Коржевского было настолько невозмутимым, что казалось каменным, но пальцы правой руки, напряженно барабанящие по краю пульта, выдавали его напряжение. Марк пытался подражать кэпу, но во время особо удачных пассажей забывался, и на его лице проявлялось страдальческое выражение. Как мне казалось, он явно с большим удовольствием заткнул бы рот оратору, но не решался употребить власть.
— ...Вернувшись на Землю, мы ничего не теряем даже по срокам, — тем временем перешел к завершающей части своей речи Джон. — Пусть даже если мы потратим на исследования и подготовку к новому полету полгода, в систему Хары мы прибудем всего лишь через тринадцать с небольшим месяцев, то есть, примерно, в то же время, что и согласно первоначальному плану экспедиции!
Закончив, Джон растерянно замолчал, опустив голову. Раздалось несколько неуверенных хлопков, так и не перешедших в бурные аплодисменты. Неловкую паузу разрядил Марк. Встав, он сообщил, что информация о предложенном эксперименте и причинах его срыва будет сегодня же отправлена на Землю на максимальной мощности нашего передатчика, а затем поспешно предоставил слово Сергею.
И Сергей, судя по всему, не обманул его ожиданий. На страстную убежденность Джона он ответил несколькими простыми доводами. Во-первых, сказал он, Джону и Эрику на Земле не поверят на слово. Чтобы осуществить эксперимент, надо будет запустить "Одиссей" в испытательный полет, а на это могут просто не выделить нужных средств. Чтобы получить право на новые дорогостоящие исследования, надо сначала вернуться с победой, то есть, продолжить экспедицию и довести ее до конца. Затем Сергей спокойно начал упирать на те самые моральные факторы, которые я вчера посчитал недостаточно вескими. Он напомнил о тех надеждах, которые возлагает на нас Земля, о нашем долге и о том, что космические экспедиции всегда сопряжены с риском, а нынешняя ситуация пока еще не является запредельно рискованной.
Сергею тоже хлопали, и прежде всего, я сам. Итак, один — один.
Следующей была очередь Брату да Силва. Он выглядел весьма смущенным и тут же сказал, что поначалу собирался голосовать за продолжение экспедиции, но доводы Джона показались ему слишком убедительными. Поэтому теперь он — за возвращение. Если можно слетать на Хару всего за два месяца, надо попытаться это сделать.
В то же время, Ив Рош и думать не хотел о повороте назад. Даже первые пять месяцев полета, заявил он, уже принесли важные научные данные о строении окраинных областей Солнечной системы, а близкое знакомство с Харой и ее планетами открывает просто ослепительные перспективы и возможности. Увлекшись, Ив начал перечислять пункты программы астрономических и планетологических исследований системы Хары и только под влиянием грозного покашливания кэпа торопливо свернул свое выступление, напоследок еще раз сказав, что он — за продолжение полета.
Ну что же, все ясно: ученый-фанатик, одна штука. Итого счет: два — два. Следующий тайм открывает Мартин.
Наш доктор встал и неожиданно заявил, что даже пятимесячный полет в условиях полной оторванности от земной информационной сферы стал нелегким испытанием для всех. А так как экспедиция по плану должна еще продолжаться больше трех лет, он не может полностью гарантировать, что все члены экипажа сохранят психологическую устойчивость (Коржевский, которому довелось провести четыре с лишним года в намного более тесном, чем наш "Одиссей", "Магеллане" с пятью товарищами, демонстративно поморщился). И, раз уж появилась возможность сократить продолжительность полета до двух месяцев в один конец, надо ей обязательно воспользоваться.
Я уже начал немного волноваться, но выступившие следом Стив и Олег, однозначно высказавшиеся за продолжение полета, почти развеяли мою тревогу. Они говорили примерно о том же, что и Сергей: эксперименты с двигателем — это, конечно, хорошо, но главное для нас — выполнить основную задачу. И авария ее пока не слишком затруднила.
Кэнджи... Кэнджи чувствовал себя не в своей тарелке, это было заметно. Он не любил публичности и часто терялся перед аудиторией, но сегодня дело было не в этом. Точнее, не только в этом.
Кэнджи что-то говорил о том, что поддерживает позицию Джона и считает более правильным возвращение, но я-то чувствовал, что ему просто страшно, что он стыдится этого страха, но ничего не может с собой поделать. Первая же авария после пяти месяцев беспроблемного, в общем, и благополучного полета не сломала, но надломила его.
Что-то все-таки было не так с подготовкой нашей экспедиции. Я сверился с памятью Константина: да, в экипаж отбирали по уровню профессионализма, психологической совместимости, умению переносить информационный голод, наконец. А надо было просто набрать вместо преимущественно зеленой, не нюхавшей пороху молодежи нормальных тертых мужиков — крепких и непугливых, прошедших огонь и воду и умеющих преодолевать трудности. И нечего говорить, будто в этом веке такие парни, мол, перевелись. Ведь проводятся здесь и арктические исследования, и антарктические, есть профессиональный альпинизм. Вот на "Магеллан" такой народ нашли, а на нашем "Одиссее" к подобной категории можно отнести только кэпа и Сергея, ну, может, еще и да Силву. В результате и получилось, будто простых пилотов гражданской авиации, благонамеренных членов профсоюза, привыкших спокойно возить пассажиров отсюда и дотуда, засунули в чкаловский "АНТ" и отправили совершать беспосадочный полет в Америку — без предварительной разведки маршрута, промежуточных аэродромов и связи с Землей.
Уж ни это ли имел в виду Мартин, говоря, что не может гарантировать устойчивость всех членов экипажа? Интересно, подразумевал ли он только Кэнджи или еще кого-то?...
Выступление Цветана, получившего слово вслед за Кэнджи, показало, что я зря сомневался в парне. Когда мы с ним разговаривали утром во время вахты, мне показалось, что он темнит и чего-то боится. Здесь же он раскрыл все карты, так и рубанув открытым текстом, что ему не нравится то, что происходит.
— ...Во время подготовки к экспедиции был принят ряд неоднозначных решений, которые сегодня выглядят спорными и даже, мягко говоря, странными, — энергично задвигал Цветан. — Возникает впечатление, что эти решения были навязаны кем-то извне! Причем, совершенно не обязательно, что те, кто их протолкнул, заинтересованы в несомненном успехе нашего полета. Поэтому я выступаю за то, чтобы повернуть назад. Иногда лучше потерять темп, чем сделать ход, которого ожидает от тебя противник!...
Все это время кэп так и сверлил Цветана своим тяжелым "жуковским" взглядом, а вот у меня горячность болгарина вызвала лишь грустную улыбку.
Эх, Цветан, цветок ты наш, блин, нераспустившийся, какой же ты еще пацан! Игра не просто началась, она давно идет, и соскакивать уже слишком поздно. Все, что можно еще сделать, это попытаться выиграть ее, даже не зная ее правил и не видя пока, какие тебе выданы карты...
Цветана проводили настороженным молчанием, а его место занял Хавьер. Его аргументы я уже знал. Что-то наподобие принципа космодесантников из "Полдня" братьев Стругацких: "...но если же ты не вернешься назад, кто же пойдет вперед?!"...
Тогда, утром, он приводил мне в пример португальского принца Энрике Мореплавателя, жившего в первой половине пятнадцатого века. Тогда европейцы верили, что южнее мыса Бохадор, что в Западной Сахаре, нет жизни, а тянутся бесконечная безжизненная пустыня и море, кишащее чудовищами. Принц Энрике в 1419 году основал в городе Сагреше на юго-западной оконечности Португалии навигационную школу и начал снаряжать морские экспедиции на юг. Год за годом его капитаны продвигались все дальше и дальше и, наконец, преодолели полосу пустыни, дойдя до устья реки Сенегал и обнаружив за ней богатые плодородные страны. Так в Португалии была создана школа дальнего океанского плавания, из которой вышли Бартоломеу Диаш, первым из европейцев обогнувший мыс Доброй Надежды, и Васко да Гама, проложивший морской путь в Индию, а, по большому счету, и Колумб с Магелланом.
Все это так. И, возможно, действительно более рационально двигаться к далекой цели маленькими шажками, вовремя отступая, чтобы лучше подготовить следующее наступление. Но, в отличие от португальского принца, у нас нет в запасе нескольких десятилетий, чтобы из года в год отправлять в море корабли, чтобы каждый из них прошел хотя бы на милю дальше на юг, чем предыдущий. Да и не можем мы, как космодесантники у Стругацких, делать тридцать попыток посадки на неизвестную планету, чтобы на тридцать первый раз спокойно сесть и так же без проблем вернуться на орбиту.
Эрика можно было не слушать. Он полностью поддерживал Джона, в этом не было никаких сомнений. Я начал прикидывать возможный расклад. Из одиннадцати человек семь высказались за возвращение, хотя пока не сказали своего слова ни мы с Мишей-Митчем, ни Марк с кэпом. Согласно уставу экспедиции, если голоса разделятся поровну — восемь на восемь, решающим станет слово Марка. Кроме того, капитан и начальник экспедиции вдвоем могут наложить вето на любое решение Совета Экипажа. Но как лететь дальше, если большинство желает повернуть назад?!
Дэвид выступил так, как я от него и ожидал. Он коротко заметил, что авария выявила слабее место в конструкции корабля, и тут же заверил, что вероятность ее повторения ничтожна. Гравикомпенсаторы теперь будут находиться под самым пристальным вниманием, сообщил Дэвид. Полная диагностика будет проводиться еженедельно, кроме того, к ним подключаются дополнительные датчики. Следовательно, кораблю больше ничего не угрожает, можно продолжать полет.
Итак, пятеро — за, семеро — против. Что скажет Миша-Митч?!
Мичиёши был краток. Наша обязанность как членов экспедиции заключается в том, чтобы выполнить задание, в этом нет и не может быть никаких сомнений, заявил он, слегка поглаживая рукоять меча, висящего у него на поясе. Но, помимо этого, у нас есть долг более высокого порядка, долг перед всей человеческой цивилизацией. И он требует, чтобы мы немедленно вернулись на Землю, потому что только на Земле можно будет задать некоторые важные вопросы и получить на них ответы.
Пять — восемь. Мой голос, по сути, решающий. Я вышел вперед, чувствуя, как все взгляды скрестились на мне. Что мне говорить? Ведь мне надо будет не просто проголосовать за или против, но сказать так, чтобы и те, кто только что выступил за возвращение, согласились с необходимостью продолжения полета. Конечно, что-то очень убедительное, вероятно, смогут преподнести и капитан с Марком, но стоит ли перекладывать на них выполнение этой задачи или заставлять раньше времени открывать карты?!...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
