Эхо войны. Ред2

Северо-восток. Наш сектор. Я бросила бесполезный ствол обратно в кобуру и дернула из-за спины приклад "матери", разворачиваясь на ходу к пока еще пустынным переулкам у ангаров — наверное, только после Корки могло появиться это чувство невидимой лавины, всей тяжестью летящей на тебя.

— Что вы делаете, солдат?! — одернул меня штабной. В холодных рыбьих глазах плескалось раздражение.

— Звери, они сейчас будут здесь, — я выбросила руку вперед, туда, откуда на меня давила тугая волна.

— Вы что, не слышали оператора?! У вас семь минут! Исполнять приказ!

Я оглянулась: объект уже держали, втроем, четвертый вкалывал снотворное. Мужчина больше не сопротивлялся. Да и сопротивлялся ли он вообще?...

— У нас нет семи минут, на экранах обманка, — я услышала собственный голос, неестественно ровный, уже давая залп по ближайшему проходу между ангарами.

И лавина хлынула, уже не надеясь застать нас врасплох.

Взорвался приказами эфир, загрохотали ботинки солдат, которые бегом, на руках уносили захваченный объект, застрекотали "матери" тех, кто их прикрывал, заревели звери, бросаясь под пули.

Через минуту стало ясно, отчего несли потери внутренние войска и отчего понесли бы их мы сами, будь дело в узком переулке, или, того хуже — в подвальных переходах под домами.

Животные не чувствовали боли, не имели инстинкта самосохранения, и, пока могли двигаться — тянулись к горлу врага. Мараи, степные антилопы, одним ударом копыта дробящие головы в кашу, подняв на рога, могли ранить даже силовика в полной броне, а их собственную броню брали только разрывные пули. Тохто, хищники, которых держали на фермах и на окраине города для охраны, набрасываясь стаей, легко валили солдат на землю, выбивая оружие.

Тохто шли в авангарде, давя числом, мараи добивали, молотя копытами по упавшим. Это были слаженные действия боевого подразделения, а не разношерстной стаи природных врагов.

Нас спасала только тяжелая броня. Броня и пустая площадь, на которой хватало места для маневра.

Прижавшись спиной к стене ангара, я стреляла разрывными, целясь в антилоп. Тохто хватали за ноги, пытались выбить "мать" из рук — приходилось отвлекаться, теряя концентрацию и темп.

Когда отупевший от хаоса и беспрерывной стрельбы мозг уже почти перестал воспринимать эфир, раздалось долгожданное:

— В укрытие!

Спустя несколько секунд площадку накрыло ковровым огнем военного дайра. Долго же добирались...

Через минуту все стихло. Я осторожно высунулась из-за угла. Площадка было усеяна трупами и тем, что от них осталось. Кое-где они лежали грудами наваленных вперемешку тел, и я искренне надеялась, что в основании этой пирамиды не находятся солдаты.

Было объявлено общее построение. Большинство крепко стояло на ногах, прочих разыскали среди трупов животных — ранено только двое, убитых нет. По сравнению с нашими предшественниками — почти достижение.

Штабной прошелся вдоль строя, вяло качая головой. Его правая рука была неестественно вывернута, рукав оторван, по куртке и штанам разбегались ручейки порезов и дыр. Поэтому никто особо не удивился, когда, получив по рации сообщение о благополучной доставке объекта на базу, он отбыл на дайре поддержки, предоставив нам добираться самостоятельно.

Взводный из Карелла, оставшийся за старшего, установил подобие порядка, и помятый отряд двинулся в обратный поход по трущобам.

Оглядываясь назад, на суетящуюся на "поле боя" бригаду чистильщиков, на подъехавших медиков, пакующих на носилки раненых, я думала о том, что местное руководство, возможно, ошиблось.

Одной чумной команды может и не хватить.

* * *

Рука у штабного оказалась сломана, как того и следовало ожидать, — в двух или трех местах. Спустя два выезда "на отлов" отряд даже проникся к нему своеобразным уважением — он упорно продолжал выходить на операции вместе со всеми, на удивление метко стреляя с левой руки, и проявляя поразительную для неполевого военного способность не путаться под ногами во время боя.

Я была с ним неизменно вежлива и мила, я втерлась в тощие ряды его подручных... Другими словами, врага я чуяла печенкой.

— Говорят, вы были ротным храмовником, — вопрос-утверждение над головой прозвучал слишком неожиданно — занятая послеобеденным штопаньем пострадавшей в последней стычке формы, я не услышала, как подошел сам предмет моих мыслей. — А еще говорят, вы служили в Корпусе... О вас вообще много говорят, вы знаете об этом, фарра Морровер?

Тон небрежный, равнодушный. И это не показуха — он действительно почти всегда думает о чем-то своем, и это вовсе не зачистка территории провинциального города.

Я спустила ноги с койки и подняла глаза.

— Как вы заметили, фарр Диррхейм, я храмовник, который служил в Корпусе. Было бы странно, если бы об этом не говорили.

— Я не могу понять, как вы попали сюда. Вы не родились на Деррин. Странная карьера для... столичной жительницы?

— Да, вы правы. Наверное, повезло? — я качнула головой.

— Как же вы вляпались во все это? — рассеянный, блуждающий взгляд вдруг остановился и сфокусировался. Глаза у него были жутковатые — я и не знала, что радужка у сола вообще может быть такого цвета: настолько светло-голубая, что в полумраке казалась белой, с узкой серой полосой по краю.

Эти глаза смотрели не просто пронзительно, они прошивали насквозь.

— Всего лишь повезло, фарр.

Вот только почему не покидает меня ощущение, что вопрос был вовсе не о карьере?...

— Не стоит бесконечно испытывать везенье на прочность, — бесцветные глаза снова подернулись туманом, взгляд ушел в себя.

— Я... — раздалась трель переговорника. Незнакомый номер, срочный вызов. — Извините.

— Через полчаса построение. Пришла ориентировка на эту ночь.

— Я не задержусь, — переговорник не унимался.

— Хорошо, идите.

Я вышла из казармы, зашла за угол, туда, где задняя стена почти примыкала к забору.

— Да?

— Орие? Почему с тобой опять невозможно связаться?!

— Рой?... — пауза. Я искренне понадеялась, что ослышалась. — Разве ты звонил мне?...

— О боги, Орие, неужели ты окончательно превратилась в дуру? Естественно, я звонил! Где ты сейчас? — резкость вопроса, весь этот незабываемый тон сказали сами за себя. Да, это Рой. Такое отношение к собственной жене не подделать, как ни старайся.

— На Деррин, как и пятнадцать лет назад. А вот ты где, если можешь вызывать меня по переговорнику?

— Я спросил, где конкретно ты сейчас находишься?

Я назвала материк, город и код базы. Подумала и добавила:

— Казарма номер четыре, южная стена, у забора. Координаты для точной бомбардировки указать?

— Не хами, — в наушнике послышался треск. — Нам нужно встретиться. Сегодня ночью, в восточном районе, у склада сталелитейного завода. Восьмой ангар.

— Что?... Ты в городе?! — я впала в ступор — физический и умственный. Что тут творится? Что, раздери меня эйра, может происходить на захолустной планетке, если даже Рой здесь?!... Я с трудом пробормотала: — Что ты здесь делаешь?

— Я здесь неофициально, — отмахнулся он. — Поэтому не вздумай кому-нибудь разболтать. В два часа, восьмой ангар, запомнила?

— Да уж не ребенок! — процедила я. — В городе военное положение. Как я выйду за пределы базы ночью, не говоря уже о том, чтобы пройти на другой конец города?! По крышам буду прыгать?! — тут я вспомнила об ориентировке и отрезала: — В любом случае сегодня нас отправляют на отлов. Так что, будь добр, обзаведись маскирующим амулетом и, если хочешь со мной поговорить, приди к воротам базы. Днем. Или ночью — будем перекрикиваться через забор.

— Через забор, — Рой неприятно хмыкнул. — Можем и через забор. Если ты хочешь, чтобы цель моего визита стала известна еще двум сотням солдат. Но, думаю, если тебе интересно, что было выяснено по твоим отчетам и запросам, то найдешь время и возможности прийти туда, куда я прошу. И во столько, во сколько я прошу.

Он отключился. А я... Я сдернула с уха переговорник и швырнула о стену. Подобрала и швырнула еще раз. Крошечный аппаратик треснул и укатился в рыхлые залежи мусора.

Кулак врезался в стену, разбивая костяшки в кровь, заглушая одной болью другую. Из безумной любви рождается слепая ненависть, стоит лишь дать толчок.

Так почему же, почему я все никак не могу возненавидеть?!

Я стояла, сжимая кулаки, глядела вверх, на едва видимые за городским смогом звезды, и убеждала себя, что идет дождь.

* * *

Подвальные переходы под жилыми и промышленными районами опутывали город пышной и запутанной сетью. Мы сразу прозвали их катакомбами. В катакомбах обязаны водиться чудовища — и нас ждали чудовища, даром что ограничивались они бешеным зверьем.

На летучке штабной был странно внимателен и первый раз на моей памяти не сделал ни одной попытки повитать в своих личных облаках.

Уже внизу, когда включили фонари, причины этого стали ясны. Впервые мы получили все шансы на серьезные потери: здесь был настоящий лабиринт. Со множеством ниш и закоулков, заставленных пустой и полной тарой, с трубами теплосетей, чье излучение сбивало инфракрасные сканеры.

Цель была одна, но отнюдь не простая. Женщина заболела слишком давно, и узнали об этом слишком поздно. Внутренние войска упустили объект еще две недели назад, и все это время не могли выяснить, где она скрывается.

Район был оцеплен, у всех более мелких выходов на поверхность стояли солдаты внутренних войск. Мы же пробирались среди завалов утильсырья внизу.

Бетонная крошка шуршала под ногами, а иногда и лопалась с глухим щелканьем, заставляя всю группу настороженно замирать. Вторая группа под командованием взводного пробиралась к предполагаемой точке "Х" с другой стороны. Мы зажимали объект в "клещи".

Отряд продвигался медленно — рассыпаясь по ответвлениям главной трассы и собираясь снова, мы обшаривали каждый закоулок. Солдат не хватало — слишком много домов в этом районе, слишком много не отмеченных на планах проходов. Нам нужен был мощный псион со специализацией по поисковым сетям, а не сканеры, от которых в этих подвалах толку было чуть.

Я шла замыкающей — сразу за штабным, "во избежание" отправленным в хвост колонны — поэтому на отдаленный рев среагировала медленнее прочих. Палец правой руки мягко лег на спуск, левой же я вежливо, но решительно задвинула начальство за спину. Еще пристрелю ненароком.

Послышались отдаленные выстрелы. Впередиидущий вскинул руку в сигнале — и мы рванули с места в карьер. Узкий коридор влился в маленький подвальчик, и группа стремительно рассыпалась вдоль стен. Посреди голого бетонного пола бился в предсмертных судорогах тохто, разрезанный очередью пополам. Под ним лежал мужской, судя по всему, труп с разорванным горлом. Гражданский.

В коридоре напротив затихал дробный цокот десятков лап.

Мы бросились следом, автоматически выстраиваясь узким клином из "своих", бессознательно оттирая солдат из Карелла в хвост колонны. Прошла неделя и четыре боевых выезда, но свои жизни мы доверяли им не больше, чем в первый день.

Цокот приближался — мы нагоняли. Я пристроилась за плечом у Маэста — бежала, перепрыгивая кучи металлолома, уворачиваясь от вырастающих из стен раскаленных, мокрых или просто ржавых труб, и тихо радовалась за исправный прибор ночного видения и собственную хилую поисковую сеть, охватывающую четыре квадратных метра по пути следования...

...Ровно до тех пор, пока коробка какого-то барахла не упала мне под ноги. Я автоматически сгруппировалась и откатилась в сторону, прижавшись к стене между двух точно таких же коробок.

— Морровер, ты где? — послышался из наушника встревоженный голос Маэста.

— Сейчас догоню.

Вскочила я быстро, но вклиниться в плотное построение, проносившееся мимо, было не так просто. Ближе к концу строй поредел, и я пристроилась в хвост, постепенно пробираясь вперед. Где-то сбоку мелькнули знакомые нашивки командующего четвертого ранга.

Что он делает в середине строя?

Я вгляделась в его лицо и опешила. Штабной бежал с закрытыми глазами. А когда открыл их... Не знай я абсолютно точно, что это не так, сказала бы, что он слепой — больше ни у кого не бывает таких неподвижных, полностью расфокусированных глаз.

Диррхейм быстро перебирал пальцами здоровой руки. Пальцы сломанной тоже двигались, но медленно и рвано. Вот только почему мне всегда казалось, что переломе руки это невозможно?...

Через полминуты его глаза снова закрылись, и больше он их не открывал.

Пальцы продолжали двигаться, еще быстрее, чем раньше.

Я мотнула головой, отгоняя самые безумные версии происходящего, но вперед продвигаться перестала, продолжая присматривать за штабным краем глаза.

Спутниковый навигатор в подвалах не действовал, надежда была на официальные и полуофициальные строительные планы и схемы коммуникаций, и надежда отнюдь не радужная. Судя по ним, точка "Х" находилась в трехуровневом подвале сталелитейного завода восточного района. До него оставалось еще минут двадцать хода, и, если нам повезет, звериный топот приведет именно туда.

Да, Рой, умеешь ты выбирать места для встреч...

Впереди зашлись хриплым, скрежещущим воплем тохто. Слаженным залпом рявкнули с полдесятка "матерей". Мы высыпали на узкий перекресток, где сходилось шесть коридоров. Ряды солдат раздались, перекрывая пустые коридоры, и я наконец увидела это.

Напротив нас колыхалось море.

Рыже-черное, живое и рычащее. Шерсть, когти, зубы и безумные, безумные глаза. Их было не просто много — столько я не видела за всю свою жизнь.

Живое море замерло, и — будто взорвалось изнутри, швырнув себя вперед.

Затявкали стволы, подскакивая от отдачи, брызнула на стены первая кровь, первые трупы бурой грудой упали посреди крошечного пятачка. За первой волной хлынула вторая, за второй — третья...

Они падали десятками, но, карабкаясь по трупам, захлебываясь воем и кровью, лезли вперед, к нашим глоткам.

Мы не успевали менять обоймы, от грохота и вони, что дают только обожженные, выпотрошенные очередями туши, не спасали никакие фильтры. И, ведя почти перекрестный огонь, думали об одном — как в этой свалке не задеть своих.

Поскользнувшись на кровавой луже, упал стоящий рядом солдат, толкнув меня под локоть. Глухо звякнула о пол вывернувшаяся из пальцев обойма. Машинально попытавшись ее поймать, я на секунду отвлеклась, и очередная волна накрыла нас обоих, опрокидывая на пол. Заскрежетала "чешуя" на груди и руках — огромный матерый зверь в клочья разорвал форму, и теперь, мотая головой, полосовал когтями жесткий металл, зубами вцепившись мне в горло. Гибкие пластины хрустнули и начали медленно сминаться. Голова моталась из стороны в сторону и билась о бетонный пол вслед за рывками остервенелой твари.

Если она дернет как следует и собьет шлем, мне хана.

Я покрепче перехватила "мать" и, насколько позволяла навалившаяся на меня туша, впечатала приклад ей под ребра. Еще раз. Еще!... Но бешеная зверюга, судя по всему, не чувствовала уже ничего. Я рывком подтянула "мать" до груди и изо всех сил нажала ей на горло тохто, упираясь руками в приклад и ствол. На секунду стало легче — зубы скользнули по металлу, выпуская горло, а потом предплечья сжало, будто в тисках, оторвало от "матери" и начало рывками дергать в разные стороны, едва не вырывая из суставов — в руки вцепились еще два зверя, ноги придавило чьими-то телами.