В основном крестьяне меняют сельхозпродукцию на дельные вещи недалеко от дома. То есть, везут, например, на Ладогу, что в паре-тройке километров от их села, сено, а за вырученные деньги приобретают иголки да ножи. Коли сильно далеко до торга крупного — своими силами обходятся, обеспечивая сбыт местным, деревенским, кузнецам да прочим ремесленникам. Сами обороты такой торговли, в натуральных показателях, микроскопические, в основной массе крестьянское хозяйство само себя обеспечивает одеждой да инструментом. Да и ценники, трудовые и временные затраты, на выделку ремесленных вещей сейчас такие, что немногие себе позволить могут не то что плуг, сошник для него. Дорого все промышленные товары стоят. А транспортное сообщение — слабое. Это приводит к тому, что купцы крестьянами не занимаются от слова совсем. Не выгодно это, тягать в каждую весь на пять дворов лодку с товаром. Потому и торги, вроде Ладожского, богатеют, там всё крутиться, и земледельцы к таким местам сами тянутся.
Понятно дело, есть некие подобия коробейников, что везут мелочь на продажу даже в самые глухие места. Мелких лавочники в деревнях присутствуют, которые под заказ с торга привозят в свою деревню товары и отвозят туда сельхозпродукцию. Общей картины это не меняет — самый широкий и многочисленный слой населения практически не затронут товарно-денежными отношениями. Для Лиса это естественно, ну а мне непривычно, я-то во времена масс-продукта рос. Резоны местных торговцев понятны, логичны и просты. Экономически они всё верно делают, ища наиболее прибыльные ниши с компактным и дорогим товаром. Однако нас-то другой момент интересует, не столько финансовый, сколько политический! Мы-то хотим обезопасить Москву! Вот в этом ручье и стал я Лису разъяснять свою позицию. Нарисовал пирамидку из нескольких прямоугольников:
— Смотри. Сверху вниз пойдём. Вот этот самый маленький прямоугольник — это богатеи да люди властные. Чуть больше, под ними — дружинники. Далее торговцы, следом ремесленники идут, ну а самый большой, внизу — это крестьяне. И размер каждой фигуры количество людей соответствующего статуса обозначает. Согласен со мной?
— Ну да, земледельцев много больше, чем остальных, — согласился Лис.
— Теперь смотри, я буду потоки товаров рисовать, — всё, что мы проговорили до этого, превратилось на схеме в стрелки с указанием товаров, которые курсируют между слоями населения, — К власти да богатеям идёт от торговцев роскошь. К дружинникам, от них и ремесленников — оружие и чутка дельных вещей. Продовольствие вот тут, оружие. Согласен?
— Ну та, говорили о том уже. К чему ведёшь? — не понимал Лис.
— Вот теперь подумай, глядя на эту схему, кто от кого в данной ситуации зависит. Что будет, если из-под купцов, власти да дружины выбить основу — ремесленников да крестьян? Даже так — кузнецов оставляем, земледельцев — убираем. Что произойдёт?
— Рухнет всё, — догадался Лис, — кормить некому будет остальных.
— И ладно бы еда! Давай потоки людские нарисуем. Кто в кого превращается в основном? Откуда берутся дружинники да ремесленники? Правильно! Из крестьян выходят в основном! А вот теперь прикинь. Деревню себе представь какую-нибудь, обычную. И вот в неё торговец московский придёт, станет по нашим, низким ценам сбывать иголки да ножи крестьянам, сошники да лопаты. В начале — за излишки продовольствия. А потом и другое брать начнём чего. Вон, поташ тот же. Пущай жгут траву, а мы потом им топор за золу давать станем. Вроде как по нашим заказам трудиться начнут за плату сдельную. Понравиться такое земледельцам?
— Хм, кому ж такое не по душе будет? И в случае голода тогда топор сменять можно на зерно...
— Ага, у нас же, у Москвы. И вот на фоне этого приходит клич от князя — идём Москву брать. Найдёт конунг охочих людей под такое?
— Да те крестьяне сами к нам сбегут, предупредить об опасности! — усмехнулся Лис, — только вот не выгодно так торговать будет, с каждым мелким селищем.
— Ты прав. Финансово, если только на серебро переводить, может, и в убыток войдём сперва. Но ты другую выгоду посчитай — политическую. Ежели к себе по рекам в землях словенских да корельских деревеньки таким вот образом притянем, любой князь тридцать раз подумает перед тем, как дружину к нам вести. Это раз. Но всё равно может захотеть дружинников под стены Москвы согнать. А мы ему — другую кость кинем. Пусть внешняя торговля московская вещами более дорогими, не крестьянскими, только через князя идёт.
— Самому торговать невместно будет многим, — предупредил Лис.
— А и не надо! Назначит доверенных купцов для работы с нами, через них свою долю в торговле иметь будет! Другим-то мы ничего не продадим! И выходит, что наша пирамидка будет снизу, со стороны земледельцев подпирать князя да дружинников с купцами, мол, не хрен в Москву с войной ходить. А сверху — князь свои барыши считает, тоже людей военных останавливает от поступков неправильных. Из его казны, да с прибылью от торговли с Москвой, дружина лучше жить станет, крепче своего конунга держать. Земледельцы прирастут активами — налоги да подати вырастут. Сошник железный получит крестьянин — пашню больше подымет, детишек накормит и князю прибыток будет.
— Купцы остались да ремесленники — с ними что? — спросил Лис.
Я усмехнулся:
— Первым не до нас будет, перед князем выслуживаться начнут за право торговли с Москвой. Вторым свою кость бросим, будем умелых привлекать под контракты на выделку полуфабрикатов да запчастей, добычу сырья и прочие вещи. Свой-то рынок сбыта, крестьянский, они и потерять могут, конкуренции с московским товаром не выдержат. Кто сметливый будет, умный — таких к себе тянуть начнём, образовывать, учить нашим мерам да весам. Остальные пусть как хотят крутятся.
— А на Ладоге как? — переживал Лис за свою прежнюю вотчину, — Там и ремесленников много, и крепко они друг друга держатся.
— А никак, — выдал я, — нас деревеньки да села интересуют, их кузнецы да горшечники. А в города соваться мы не станем, крупная торговля через князя пойдёт. Монополия у него будет. Понятно, что не у каждого — тут князей чуть не каждом селища на три двора — пять штук сразу. Выбирать станем для такого только тех, кто реальной силой и властью обладает.
— Интересно как получается, всё в итоге на Москву завязано, — чуть подумав заявил Лис, — а если кто поймёт, что крестьяне под нами, считай, ходят уже, а не под князем своим?
— Подати больше, барыши с монопольной торговли княжеской, — парировал я.
— А коли торговцы взбунтуются?
— Пусть князь да дружина их успокаивает.
— А если...
Ещё долго Лис проверял на прочность предложенную мой схему. Она выходила устойчивой — некую выгоду при наличии ума да сообразительности могли извлечь все. И атаковать Москву им толку в этом случае не было. Однако, ежели найдётся таки смелый кто, стенами да пулемётами отбиваться будем. После бурных дебатов стали думать, к чему такая работа приведёт нас с точки зрения безопасности.
— Границу нашего влияния расширим. Где торговлей займёмся, там люди будут заинтересованные в нашем существовании. Чем дальше граница будет, тем безопаснее Москве, тем больше времени для реакции на угрозы будет, тем лучше подготовиться сможем, тем проще с другими правителями договариваться, — выдал я первый и самый главный геополитический бонус, — карту тащи, по ней прикинем.
С картой провозились тоже долго. По всему выходило, что при желании мы можем реками да озёрами чуть не в Персии торговать, да ещё и в Европу экспорт наладить. Урезали осетра — пока нас только словенские земли да корельские волнуют. У последних пока племенные союзы тут только, государств нет, ежели кто князем и числится, так только потому, что срамным местом не сильно отсвечивает, в отличии от других своих подданных. Утрирую, но идея именно такая. И если мы сначала по берегу Ладоги пойдём, потом — по Волхову да Свири, на Онегу выйдем, то последовательно, потихонечку, свяжем все окрестные племена одним только интересом — чтобы Москва жила и торговала с ними. Лис посмотрел на меня с искренним уважением и просветлевшим лицом.
— Вот это ты придумал! Мы же так... таким вот образом... ух-х-х-х!
— Ты сильно не распаляйся, первым делом нас попытаются кинуть нагло, — я остудил Лиса, — потом — всякий неликвид впарить, да ещё много способов обхитрить применят. Да и власть в стороне не останется, начнёт с нас пытаться налоги брать, пошлины торговые, да при этом огромные, купцы попытаются под себя торговлю ту подмять, князя подмасливать станут, чтобы им всем разрешил с нами работать. Варяги да викинги грабить деревни, где мы торгуем, станут те уже более богатыми. Да и внутри сёл начнётся всякое наушничество, воровство, грабёж и обмен награбленным. Это если не подключатся всякие религиозные деятели. Задача, на самом деле, сложная, многогранная, долгая...
— Ну для меня так в самый раз, — Лис подбоченился, — главное — большая и полезная.
— Глобальными такие называют, — подкинул я новое слово Лису, если хочешь, можем попробовать просчитать такую схему, да определить где и как начнём.
-А с Добролюбом что?
— С ним да с Златобором, мытником, мы схему монопольной торговли через князя опробуем. Пусть у Рюрика бумагу официальную берут, с ней только торг вести станем. Да и товары из дальних земель по тем же документам принимать будем. К земледельцам-словенам пока не суёмся, вторую часть схемы на корелах попробуем здесь, на Ладоге. Если всё выгорит, то и дальше продвигаться станем.
— Ну значит на том и порешим. Пойду с Ледой посовещаюсь, как сделать всё правильнее.
— Я тоже пойду, завтра работы много, хоть и выходной.
Дел действительно не в проворот. Пока мы с Лисом решали вопросы международной политики, гребцы Олега уже собрались выступать домой, на Ладожский торг. Хельг отправлялся с ними и партией инструмента для прорубки просеки. Топоры да пилы с ломами передадут новым дружинникам, что должны подойти в Гребцы, те начнут валить лес на пути между поселением на Свири и Москвой. Конным ходом отправляется Добролюб и Доруш. Первый с повозками, нагружёнными бумагой да смолой, второй — с нивелирами и прочими приборами для прокладки пути. По плану, как раз к тому моменту, как готова будет новая партия новгородцев выдвигаться за лодками, маршрут вчерне будет готов, будет чем в пути заняться дружинникам. Про наши идея в части торговли пока никому не говорили, пусть Рюрик сначала с письмом, что у Олега с собой разберётся, подумает крепко, а там и дальше двинемся. Добролюба успокоили тем, что пара-тройка лет у него есть вполне себе выгодное занятие — спекулировать на животине, что он нам тянет в качестве платы за заказ Рюрика. Другая торговля пока у нас закрывается. Ярило с женой и дружинниками остаются в Москве, пусть и дальше гребцов готовят.
Ну а у нас — праздник, мы заливаем первый фундамент для нового каменного дома. Окольцовывать будущую гавань пристанями да набережными строители уже закончили вчерне, вот и сподобились выделить ресурсы на жильё. Надо дать людям понять, что улучшение жизни не за горами, а то уже ворчать иногда начинают. Параллельно с этим — строительство нового водопровода да канализации. Потом по плану социальные строения, вроде больницы да клуба, затем — для Смольный и Суворовское, рытьё гавани, производственные мощности, и в самую последнюю очередь — всякие бюрократические здания. Управа, государственный дворец, геологическая служба, тюрьма и суд, другие здания. Единственно, что остаётся пока даже не запланированным — это складские территории. Их слишком часто менять приходиться, разрастаются потребности Москвы.
Торжественную закладку первого дома провели с митингом. Уже три дня выбеленные верёвки натягивали по всей каменной крепости, делали разметку территории первого квартала. Собрались все жители Москвы, развернули флаги, сколотили небольшую трибуну. Я толкнул речь:
— Товарищи мои! Граждане! Вот и настал тот день, когда мы завершили работы по организации безопасности города, — народ начал рассматривать стены, с колючей проволокой, помостами, башенками, — самое время и для себя постараться!...
Гул одобрения прокатился по рядам.
— Сегодня мы закладываем камень в основание первого каменного жилого дома в нашем городе. Дом тот будет у нас тестовый, каждая семья в нём должна пожить, привыкнуть к новому да научиться пользоваться приборами, устройствами... Знаю, что вы тут все у меня грамотные, сплошь профессора да доценты, — всеобщий смех, объяснял я значения тех слов на уроках, — но кидаться на новое — это не наш подход! Учёба, опыт, и ещё раз учёба — вот наш девиз! И с тем девизом мы и построим, как мы в песне поём, "Для счастья своими руками мы строим наш город родной"! Ура, товарищи!
— Ура! Уррааа! Уррраааа! В атаку стальными рядами... — народ затянул гимн Москвы.
— Право первого вынутого куска земли я оставляю за собой, — когда все успокоились. я взял лопату.
Спустился, копнул пару раз под щелчки фотоаппарата. Потом слово взял Святослав:
— Я вас привёл сюда строить новую жизнь, после страшного мора. Если что не так, простите меня...
— Да так всё! Спасибо тебе, Святослав! — раздались крики из толпы, под одобрительный гул.
— Ну раз так, спасибо вам сказать хочу, и до земли поклониться, — не тратя попусту слова, Святослав прогнулся до пола трибуны, — за то что поверили, за то, что терпели, за то что надежду в сердце берегли. Вот теперь, думаю так, положим мы начало нашей новой жизни, счастливой!
Одобрительные крики слились в один большой гул. Святослав взял мою лопату, и тоже вырыл ямку. Потом я объявил, что теперь слово скажут представители наших южных соседей — Олег и Добролюб. Мы их чуть задержали именно из-за этого события. Мужики потерялись, я их не предупреждал. Добролюб залез первым на трибуну:
— Люди! Большое дело вы затеяли, доброе. Желаю чтобы боги вам в том деле помогали, да и нас не забывали! — смешки в толпе.
— Рюрик, князь Новгородский, вам шлёт своё приветствие с надеждой на дружбу долгую! — также коротко высказался Олег, и уже было намеревался потеряться в толпе, но не тут то было!
— Мы благодарны соседям нашим за слова добрые, и в ответ также хотим, чтобы день этот они запомнили! — я придержал мужиков на трибуне, — Награждает Государство Российское Орденами Дружбы народов второй и третьей степени соответственно Олега, воеводу Ладожского, и Добролюба, боярина Гребцов! Ура!
Наш детский оркестр изобразил корявый туш, вышел Торир с орденами на подносе и нацепил цацки на удивлённых словен. Вторая и третья степень ордена были сделаны из серебра и меди соответственно, статус мало чем отличался, разве что ограничениями по времени пребывания в Москве "на халяву". Олег молчит, красный, Добролюб удивленно гладит непривычное украшение.
— Ну, теперь, когда официальная часть закончена... Экскаваторы! Вперёд! — загудели двигатели двух празднично наряженных экскаватора, поднялись ковши, и со скрежетом вонзились в землю...
Это недолго продолжалось, праздник всё-таки. Поэтому когда митинг разошёлся, к людям и экскаваторщики присоединились. Веселье по всей Москве, люди ходят в новых нарядах "от Жуляны", гости никак не могут отойти от награждения. И вот посреди этой радости — колокол! Наш сигнальный, тревожный колокол! Да что же за напасть такая!
