При очередной раздаче из-под себя, догнав банк до сотни, Колин заряди ,,салатˮ.
— Еще по одной, — не испугался Ридус удачливости молодого игрока.... Чай, не в коже покойника ходит.*
Банк благополучно перекочевал к унгрийцу.
Страсти накалялись. Неудачи не остужали голов и не отбивали охоты испытать благосклонность фортуны. Рисковали, выставляя на кон последние, и хорошо если свое. Деньги, вещи — вплоть до сапог и нательного белья, дорогие украшения. Один из партнеров продул перстень с камнями. Перстень Колин тут же превратил в монету. Кто знает родословную цацки. И как часто и по каким причинам она меняло хозяина. И насколько законно.
Постепенно, стол оказался в кольце зрителей. Игру, где вход по двадцати штиверов, хотели наблюдать все. Не самим выиграть — так, рядом постоять. Поглазеть на гору денег из золотых и серебра.
— На отвали! — загрубил Ридус, переломить игру. Есть такой трюк в арсенале серьезных людей. Показать удаче, что не боишься рисковать. Она сучка любит рисковых.
На начало, в банке висело, по девяносто штиверов от каждого, и половина золотом. Правила допускали сделать всю ставку до начала игры. Но кто же на этом остановится?
— Добавлю, — отстукивая колоду по столу, Колин пододвинул еще двадцать.
Тот, что слева ушел. Не оказалось столько денег. Справа предупредил.
— Наличности нет. Вексель возьмете? Тут сотня.
Руки у парня тряслись, что у паралитика. Слюну сглатывал, не мог сглотнуть. Выпить бы попросил да до раздачи нельзя.
— Чей вексель? — спросил Ридус, не прикасаясь к бумаге. Дурная примета браться за бумагу, когда в карты играешь.
— Ренфрю. Виону Ренфрю.
— Годиться, — признал надежность поручительства Ридус. И опять на удачу. — Подниму на раз! — и сдвинул стопку золотых.
— Ровняемся, — согласен Колин и подмел к общей куче свои монеты.
И Ридус и унгриец поджидали решения третьего. Упадет? Поддержит? Тот впрягся, трясущимися руками снял с шеи медальон. Вещица дорогая, памятная.
— Эх, нежили богато, неча начинать!
Игровой от волнения вытер потные ладони о предплечья. Убирать под стол — обвинят в нечестной игре.
— Сколько там? — шепотки из круга зрителей.
— Под семьсот.
— Сколько?!
— Тихо!
— Да, я...
— Заткнись!
Тасовка. Каждая карта под прицелом внимательных глаз. Ридус помнил верхнюю — девятка с ломанным углом. Колин дал сдвинуть. ˮПод ноготьˮ. Никто не возразил.
— Скажи своему бородатому приятелю не стоять за мной и не отсвечивать, — попросил унгриец игрового.
Все и, Ридус в том числе, невольно вперились в невротика с бородой. Одно мгновение. Короткое, но достаточное.
— Знать не знаю, — недоуменно выговорил игровой на претензию.
— Я ошибся? — сделал удивленные глаза Колин. И в голосе искреннее удивление.
— Безусловно.
Слово едва не застряло в глотке. Верхней картой после сдвижки опять лежала девятка. Когда? Как? Ридус взмок до задницы. Заикнись о подставе и поймут — читает рубашки. Резонно спросят, почему он их читает. Хорошо если разобьют голову или поломают кости. Удавят!
ˮРазвел, сучонок!ˮ — открылось Ридусу причина удачливости молодого
Через две минуты банк оказался у Колина. На глазок, его общий улов за игру приблизительно тысячи штиверов. Плюс вексель на сотню. Что сказать? С пользой время проведено.
— Угощаю, — Колин кинул серебро и поднялся из-за стола.
Ридус нервно закусил губу. Вот и отбил ужин. Кровные уплывали в неведомо направлении. Но обидно другое, его поимели. И кто? Молодой разложил его, что опытный ебарь нетронутую малолетку.
ˮУзнают, продулся в какой-то забегаловке, засмеют.ˮ
— У тебя запоминающееся лицо, — проговорил с досады Ридус. Ему хотелось зацепить молокососа. Припугнуть. Заставить искать дружбы. Проставиться как следует, в конце-то концов! С такого-то выигрыша!
Любимец фортуны оказался не из пугливых.
— На тот случай, если забудут мое имя.
— Назовешься?
Жадных надо учить. Хорошее правило. Одно из не многих, что следует свято соблюдать. Второй раз за вечер Ридус лажанулся, развязал ботало.
— А кому напоешь? — спросил Колин, прежде, чем игровой осознал свою роковую ошибку.
Ридус готов был откусить собственный поганый язык. Его взгляд обежал окружение. Сколько недоброго внимания. Пожалуй, с трекалом, ему помогут. Просто так из шинка не уйти.
В ,,Мечи и Сверестелкуˮ Колин отправился попутно наведавшись в три-четыре заведения, где по мелочи, на скорую руку, насшибал еще три сотни серебром. Лишние не будут, карман не оттянут. Мелочь, но мелочь приятная. Из приятных мелочей складывается жизнь. С другой стороны злоупотреблять везением и зарабатывать игрой он вовсе не собирался. Везунчики быстро запоминаются и их либо не берут в игру, либо подкарауливают в подворотне. Зачем наживать головные боли за столь жалкие крохи? А нажить их ничего не стоит.
На Скворцах, в темнющем проулке Колин легко различил притаившуюся фигуру. Баротеро не выглядел обычным босяком. К тому же ,,светилˮ один.
— Не холодно? — запросто спросил Колин бандита.
— Работа такая, — ничуть не смутился ночной охотник за чужим имуществом.
— Кормит? — не торопился уходить унгриец.
— Когда как, — ответил тот и намекнул приставучему прохожему, следовать намеченной дорогой. — Плащик у тебя дерьмовенький. А вот железка путная.
— Да, плащик не очень.
— Парень, — баротеро понял, скоро не отвязаться от назойливого собеседника. — Добычу выдает не одежда, а повадка. Дворняга и в львиной шкуре дворняга.
— А здесь что? Доходное место? — продолжил расспросы Колин. Улицу оживленной не назвать. И шинков не богато. Борделей нет.
— На Скворцах? Так себе. Но я не человек Виллена Пса и не баржа Оуфа Китца. А здесь не их территория.
— А где их?
— Почти повсюду. Но на Скворцах нет.
Колин кинул баротеро серебро. Человек в подворотне всегда пригодится.
— Согреешься.
Унгрийца прекрасно поняли.
У входа ,,Мечей и Сверестелкиˮ, надо же внутрь не пускали! паслись шлюхи. Желтые фистоны на подолах, красные рукава и воротнички. Женские хитрые штучки. Из позорного знака сделать украшение. Вели они себя скромно, на шею не вешались, в штаны не лезли. Условия оговаривали сразу.
— Только передком.... Горлом не работаю.... В любые две из трех.
Уже поэтому можно понять — приличное место! и рекомендовать приятелям.
Запах в шинке из стандартного набора. С той разницей, воняло более-менее терпимо, и чад не выедал глаза.
— Знакомое лицо, — удивился Вигг появлению новика.
Не далее как вчера предупреждали сюда не соваться.
— Мимо шел, — ответил Колин, присаживаясь на свободное место.
Зал как зал. Сорно под ногами. Кривые ряды черных от времени столов и лавок. Сумрачно, хотя над каждым горит масляный светильник. Народишку бедновато, в большинстве своем скары, свободные от несения караульной службы во дворце.
В углу не шумные драбы, они здесь на птичьих правах, заскочили опрокинуть вскладчину по кружечке. На усталых лицах тяжкие раздумья, не опрокинуть ли по второй. Самые дальновидные держали в уме пятую.
— И шел бы мимо, — не очень приветлив шишкоголовый мужик, захвативший соседний стол. Кислое лицо выдавало дурное расположение духа. Очевидно, от этого, перед скаром, свинарник — крошки, огрызки, пролитые лужи, опрокинутая посуда. Маялся мужик давно.
— Тихо, Агесс. Не начинай, — вмешался Ллей, только вошедший в зал. — Пьешь — пей, а на людей не кидайся.
— А я не кидаюсь. Пока, — смотрел Агесс осоловелыми злыми глазами. — А говорю как есть.
Понятно, вовсе не Колин причина его явной неприязни. Но унгриец лучший кандидат на кого выплеснуть недовольство. Потому как не свой. Новик. Никто при дворе, никто в столице. И вдобавок пришел и сел. Что ему тут делать с резаной рожей?
— В смысле правду? — проигнорировал Колин предостерегающий знак Вигг — не связываться.
— Её самую, — Агесс подался вперед, чуть ли не пополз по столешнице, собирая объедки на одежду. — Не нравиться?
— И что предлагаешь?
Виггу удивительно, парень не опасался его задиристого сослуживца. И охотно, чудно право слово, охотно шел на обострение конфликта. А ведь за Агесса вступятся остальные. Дух товарищества не позволит остаться в стороне. Но похоже и присутствие и поддержка скаров не волновала новика.
ˮПрицепил блядешку — похрабрел,ˮ — решил для себя Вигг. Других достоинств он за юнцом-новиком не усматривал. Если только угостит знатно.
В другой обстановке Колин объяснил бы, разложил по полочкам, неочевидные нюансы ситуации. К примеру, тот кто хочет драки, затевает её без лишних слов. А тот, кто хочет взять на гнилуху, на слабо, грозно и много гавкает. Судя по тому, как свои воротят морды, Агесс совсем не тот человек, кидаться за него в драку всей сворой. А раз ,,не своройˮ, то и бояться особенно нечего.
— Предлагаю поискать другое место, — никак не желал угомониться перепивший скар.
Но угомонился, подтвердив о себе нелицеприятное мнение Колина.
В шинке нежеланное (по поведению окружающих) прибавление. Черная кожа и серебро. Виласы. Для элиты Крака скары столь же ничтожны, как скарам — новик.
— Знакомое лицо, — прозвучало во второй раз под закопченным потолком зала.
Говорившего Колин видел в свите инфанта Даана, а вот второго не примечал.
— Могу тебя понять. Даже такой дешевый кабак гораздо приятнее Серебряного Двора.
— Колин аф Поллак, — представился унгриец. Начать разговор и по возможности свести знакомство.
— И не каких заслуг в наследство от папаши? — в словах виласа легкое раздражение и обида.
ˮЗанятно,ˮ — подметил Колин интонацию. — ˮНе все мужчины огорчаются, некоторые таскают обиду, что каторжник колодкиˮ.
— Наследство выбросил в море, — признался он. — Дерьмовей железки трудно сыскать во всей Унгрии.
— Занятно, — повторил вилас за Колином. Повторение прозвучало теплее приветствия. — Эсташ аф Трэлл. В качестве семейного достояния, факт рождения и клок голой земли с годовым доходом в сто штиверов.
Вилас жестом пригласил Колина перейти за свой стол.
— Можешь не обольщаться, они тебя не примут. У них братство, узы и все такое, чем обычно маются те, чья доля прозябать в казарме.
Говорить, что думаешь подозрительная привилегия. Её надо либо получить, либо купить, либо доказать что имеешь на нее право и не позволить никому оспорить.
— А если попытаюсь?
— Они долго будут морочить тебе голову, пропьют все твои сбережения черного дня, чтобы, в конце концов, ответить отказом. Старина Ллей подтвердит. Виффер, мое почтение.
Почтения не более, чем в ответе шлюхи школяру на предложение перепихнуться по любви.
— Если тебе отказали, не значит, что отказываем всем, — очень тактичен виффер.
— А почему мне отказали? — округлил глаза Эсташ.
— Тебе видней.
— Вот, — вилас очертил в воздухе круг и вскинул три пальца, подавая знак хозяину. — Служба скучна до судорог. А служить в Серебряном Дворце...
— Ты говоришь о гранде Сатеник! — напомнил Вигг говорившему.
— Но служу инфанту, — Эсташ изобразил руками весы. Одна чаша явно перевешивала другую.
— Таких как ты, мы точно не берем, — произнес Ллей. Вифферу не положено отмалчиваться.
— Таких это каких?
— Кто хватается за оружие не разобравшись.
— Наконец-то добрались до сути. Я только хотел вернуть вашему приятелю его слова. Никто не виноват, что он заглотил клинок до половины и не выплюнул. Заметь, я оставил прямое свидетельство, кто устроил заворот кишок Гиюку. Кажется, баронету.
Спутник Эсташа не проронивший ни слова в скучном для него споре и даже не пожелавший назваться, спросил Колина.
— Играешь?
— Понемногу.
— Тогда....
Знак хозяину к тарелкам, кружкам и кувшину гарганеги — другого виласы не признают, принести карты.
Модным могут быть не только вещи, развлечения и блажь. Модным может быть что угодно. Последнее веяние в Краке — скука. Тебе скучно от жизни. А смерть не привнесет в твое бытие свежего глотка впечатлений. Ты обречен, на однообразие, существуя под небом тысячу лет подряд. И хотя на самом деле опыт твой жиже водицы, выглядеть ты обязан так, будто способности чувствовать и радоваться безвозвратно утрачены от невзгод и испытаний и нет ничего, способного тебя удивить.
Принесли колоду и троица начала партию. В тех же Ведьм. Играли виласы плохо. Отвратительно. Не следили за игрой, не следили за партнером, не следили за картами. Их не интересовал ни сам процесс, ни выгода от игры. Они и не искали. Игра для них убить время. Самого не убиваемого зверя из существующих.
Колин мог бы в два захода выпотрошить кошели и нового знакомого и его неразговорчивого приятеля, но предпочитал ˮкатать вялогоˮ. В нынешней ситуации ему важен не выигрыш, а люди. Их разговоры. Кто, с кем, когда, куда. Обо всем! Сгодиться любая мелочь.
— Зачем Даан просил присмотреть за младшим Гусмаром? — начинает пустой разговор приятель виласа.
— У мальчишка прорезалась дурная наклонность, по пустякам хватать меч.
— И что в том дурного?
— Ничего. Но я белобрысому не нянька. Пусть о его здоровье печется Латгард или сама гранда. Ей уже пора, — Эсташ сделал невинную мину, дескать, сами понимаете, о чем речь.
— С одной стороны он прав.
— И с какой же?... Поллак, ты проглядел на мне дырку. Такой пурпуэн не купишь.
— Дорого?
— Нет. Прихоть инфанта. Все виласы должны одеваться в серебро и черное. Остальным запрещено!
— А прав он в том...., — продолжал второй, перебирая карты.
— И в чем же? Или ходи или говори...
— Если с мальчишкой случится неладное, Гусмар-старший оскудеет на подношения нашему инфанту. Я думаю, Даан с радостью бы продал сестрицу, предложи ему пфальц сразу на руки кругленькую сумму.
— А что неладного может случиться с белобрысым? Заберется, без спроса, под подол хохотушки Лисэль?
— Вот этого ему категорически противопоказано. Сатеник не оценит. Подол-то не её. Тетку еще простит, а вот его....
— Даан обещал ему сестру? — скромно спросил Колин.
— Ну, он много кому чего обещает, — заблудился в трех картах Эсташ. — Здесь он весь в папашу.
— Эхххх. Жаль мне бедняжку Моршан. Такая красотка.
— А мне Джозза. Славный был товарищ.
ˮЯусс,ˮ — припомнил что-то такое Колин. — ˮКуда подевался раз был?ˮ
— Как думаешь, у Гусмара хватит денег дождаться, когда сынок слюбится с грандой?
— И денег. И терпения. В конце концов есть еще король, шепнуть дочурке несколько слов в какую сторону направить благосклонность. И на кого, конкретно?
— А Анхальт?
— Этим отдать Арлем, пока она окончательно не спятила от своей праведности, — рассудил вилас.
— Тогда пусть поторопиться. Весна не за горами, воевать придется. Полгода пролетят быстро.
— Гранда в Анхальте выглядит предпочтительней, — втиснулся в разговор Колин.
— Она туда не рвется.
