Живой труп ( 2 части)

Заметив боковым зрением, что на нее во все глаза через запыленное стекло смотрит водитель потасканной по сельским ухабам развалюхи, дама быстро стрельнула оценивающим взглядом и гордо отвернулась. При этом даже задрала кверху свой правильный греческий нос, видимо от переполняющего ее чувства превосходства. А вскоре левый ряд поехал быстрее, и автомобиль незнакомки растворился в уходящем потоке сверкающих металлических крыш, хищно изогнутых бамперов и затемненных стекол.

Мимолетное видение произвело эффект. В очередной раз показало, что помимо привычного мира есть и другой, куда и на порог вряд ли пустят. И хотя в великосветское сборище золоченных мундиров, тугих кошельков и брильянтовых ожерелий он никогда и не стремился, высокомерная красота незнакомки бросала вызов. Откуда-то из хранилищ подсознания полезли чувства вроде бы до конца изжитые и похороненные вместе с амбициями и мечтаниями юности. Много лет прошло с той поры, когда он мысленно примеривал на себя, то треуголку Бонапарта, то плащ Казановы. Бурные волны, что порой захлестывали жаждущую славы и романтической любви душу, давно уже разбились о суровые скалы быта. Но оказалось, что отголоски тех чувств еще гуляют, как эхо под сводами памяти.

Неожиданно он подумал, что путь, который избрал Рахимов, как раз и дает возможность перепрыгнуть через целый пролет лестницы, по которой далеко не каждому за всю жизнь удается подняться хотя бы на ступеньку. Хотя больше это все-таки напоминает прыжок над пропастью. В одно мгновение ты можешь превратиться в размазанный по острым камням кусок мяса. Но можешь и приземлиться с другой стороны, в мире, на который раньше мог только завистливо смотреть, с опаской подходя к краю бездны. А разговоры о всеобщем счастье всего лишь оправдания жажды личной славы и власти.

После заставы начались светофоры. Автомобильный поток пошел еще медленнее. То и дело перед ним, пренебрегая правилами, вклинивались машины из левого ряда. В Харбине Александр уже имел опыт вождения на переполненных автомобилями улицах. Однако удовольствия это занятие, мягко говоря, не приносило. А сейчас, привыкнув к раздолью сельских дорог, чувствовал, что начинает ненавидеть городскую толчею. Добравшись до представительства компании "Enfant" он оставил машину и решил, что дальше уже будет передвигаться своим ходом.

Представительство занимало первый этаж старинного купеческого особняка, перестроенный согласно последней европейской моде. Штукатурку и лепнину в форме львиных голов и пузатых амуров, сменили пластиковые панели с абстрактным узором из кубиков и кружочков. Под натяжными потолками хищно раскинули сверкающие щупальца люстры в стиле "металлик". Посетителей встречали молодой человек, манерами и внешностью напомнивший бывшего друга Николя, и пухленькая барышня в коротенькой белой блузке и американских ковбойских брюках. Расхваливая продукцию, она очень мило щебетала, имитируя легкий французский акцент. А когда наклонялась чтобы поднять с пола какую-нибудь деталь, обтянутые вокруг полных бедер "ковбои" съезжали вниз, демонстрируя краешек ягодичного разреза. С ее помощью Александр выбрал подходящий детский манеж, а заодно узнал, где ближайшее отделение Имперского банка и нужная ему полиграфическая мастерская. С трудом разместив покупку в багажном отделении, он отправился дальше пешком. Благо, что все адреса находились в радиусе не далее километра.

Подпольная мастерская имела вполне легальное прикрытие. Над полуподвальным помещением на обшарпанной стене доходного дома висела вывеска: " Кузин и сыновья. Полиграфические работы."

Выполняя инструкции Рахимова, Александр сначала прошел мимо по другой стороне, внимательно оглядев припаркованные рядом машины. Не обнаружив ничего подозрительного, продолжил изучение окрестностей и приметил в двухстах метрах проходной двор, выходивший на соседнюю довольно оживленную улицу с трамвайным движением. Пройдя по ней, нашел магазин театрального реквизита. В последние годы из-за снова вошедших в моду дворянских "капустников" их расплодилось великое множество. Через полчаса, изменив внешность с помощью черных очков бороды и парика, он вернулся к полиграфической мастерской. Товарищи по побегу рекомендовали Рахимову это заведение как надежное не засвеченное в полиции и охранке, однако, на всякий случай, он велел принять меры предосторожности.

Спускаясь по узким ступенькам, Александр вспомнил лавку старьевщика в Марьиной роще, где четыре года назад после неудавшейся попытки суицида, как символ новый жизни, приобрел подержанную, но вполне добротную шинель. Дежавю усилилось, когда оказался в тесном полуподвальном помещении. Правда, вместо вешалок с одеждой здесь стояли открытые стеллажи с полиграфической продукцией. Да и встретивший его молодой человек субтильной комплекции совсем не походил на того наглого бородатого купчину.

— Что вы хотели? — поинтересовался он без особого энтузиазма, и обычной для приказчиков навязчивости.

— Открытку заказать с местными видами, ко дню Ангела любимой тетушки. Произнеся заученную фразу, Александр почувствовал, что в этот момент он снова переступал черту и оказывался по другую сторону закона.

— Поздравления вписать? — не проявляя никаких эмоций, уточнил приказчик.

— Нет, чистый бланк с фамильным вензелем. И нужно прямо сейчас, за срочность оплачу по двойному тарифу. — ответил Александр. Он очень опасался, что его попросят зайти через какое-то время, а пока будет отсутствовать, сообщат о криминальном заказе в полицию. Но приказчик понимающе кивнул, и показал на стул с потертой обшивкой.

— Минут десять подождите.

Написав на листочке стоимость заказа, он открыл дверь в соседнюю с прихожей комнату, где обнаружился вполне современный полиграфический аппарат, судя по изящному дизайну, французского или итальянского производства.

Унося в кармане свежеотпечатанный чистый бланк паспорта, Александр снова чувствовал учащенное сердцебиение. Главным сейчас было не подцепить за собой слежку. Сначала он, как учил Рахимов, пошел не торопясь. Демонстративно не оглядывался, но старался боковым зрением зацепить как можно большую часть улицы. У проходного двора Александр немного ускорил шаг, потом, быстро свернув в подворотню, бросился бежать. Выскочив на соседней улице, запрыгнул на уходящий трамвай. Прильнув к заднему окну, убедился, что никто не выбежал следом за ним. Но на всякий случай, когда трамвай свернул в сторону центра, покинул его и, смешавшись с толпой, пошел пешком. В первом попавшемся по пути большом торговом комплексе отыскал туалет, и, укрывшись в кабинке, избавился от бороды и парика.

Следующий адрес находился вблизи губернской управы. Клуб "Эпатаж" располагался в бывшем особняке разорившегося дворянского рода, некогда известного в губернии роскошными балами и зваными обедами. У прежних хозяев его выкупило некое просветительское общество. Перестроив и оборудовав внутренние интерьеры под кинозал и лекторий, новые владельцы организовали там что-то вроде культурного центра, утверждавшего в провинциальной глуши европейские ценности. В фойе, перед лестницей за компьютерным столиком сидел тучный господин в костюме Пьеро. Лицо, как и положено данному персонажу, было вымазано белым гримом, на котором наметились серые дорожки от стекающего по вискам пота. Назвав свою фамилию, Александр сообщил, что пришел на дискуссионный ретроспективный показ фильмов.

— Дискуссионный ретроспективный показ — это замечательно, сударь! — произнес Пьеро, с какой-то особой иронией избранных. Видимо то, как Александр старательно выговорил название, сразу выдавало человека непосвященного в круг местных завсегдатаев. Пощелкав компьютерной мышью, Пьеро нашел список приглашенных и подтвердил, что фамилия Чангаров имеется. После чего все с той же ироничной улыбкой сообщил:

— Но начало у нас в четыре после полудня. А пока детский утренник. Кстати, рекомендую посмотреть. Потрясающая мультипликация североамериканского производства.

— Благодарю, но у меня еще дела в городе. — сухо ответил Александр. Размалеванный белилами привратник, да и само предстоящее мероприятие уже вызвало чувство отторжения.

Оставшееся до показа время он посвятил покупкам. Фотографическую камеру и записывающее устройство удалось приобрести в торговом центре российско-китайской кампании. Гуляя между заставленными электроникой витринами, Александр невольно вспомнил грязные и душные цеха Харбина. Все это изобилие создавалась там, в условиях мало похожих на человеческие! Даже жизнь самого бедного, но имеющего свой клочок земли, российского мужика была во много раз счастливей, чем безрадостные будни конвейерных поденщиков. Он вспоминал, как и сам был одним из приводных ремней бездушного механизма. Как мечтал о возвращении и рвался на вольный простор родных зеленых просторов. Правда, сейчас тот харбинский период даже вызвал легкую ностальгию. Ведь это тоже была часть его жизни, окрашенная мечтами о возвращении, а порой и радостью созидания.

По соседству в большом магазине готового мужского платья он купил дорожный костюм и белье для Рахимова. А в дамском центре "Ля Фам", куда зашел по Анькиному списку, его тут же взяли под опеку барышни из торгового зала. Они хорошо разбирались в мудреных названиях товаров и, имитируя французский акцент, бойко объясняли, что лучше выбрать. В итоге к клубу "Эпатаж" Александр вернулся с брезентовой сумкой доверху набитой покупками. Пьеро сменила раскрашенная барышня в костюме Арлекина. Она даже не стала спрашивать фамилию и искать ее в списке. Но, посмотрев на его сумку, удивленно приподняла длинные накладные ресницы и улыбнулась краешками ярко накрашенных губ. Взгляд ее лучше всяких слов сообщил, что думает эта особа по поводу гостя. Поднимаясь по лестнице, Александр заранее чувствовал себя белой вороной. А когда оказался среди приглашенной публики, уже не сомневался, что предчувствия не обманули.

В зале, отведенном под лекторий, при прежних хозяевах, наверное, организовывали для гостей фуршеты. Функционально здесь мало что изменилось. У стены на возвышении, где когда-то играл оркестр, устроили нечто вроде трибуны. За мраморными столиками пили шампанское, закусывали турецкими орешками и оживленно беседовали любители синематографа. Строгие европейские костюмы и помпезные фраки соседствовали с весьма вольными для мужчин нарядами богемы. Дамы слепили взгляд мрамором оголенных плеч, и хотя кое-где в зале мелькали студенческие кители и ситцевые платьица курсисток, простота была здесь скорее исключением. Не имея возможности как-то избавиться от поклажи, Александр ловил на себе удивленные ироничные взгляды. Быстро пройдя сквозь зал, он пристроился на свободном месте за столиком, подальше от трибуны. Залпом выпил предложенный лакеем стакан холодного шампанского и в очередной раз послал проклятие Кречинскому, по воле которого здесь оказался.

Соседями по столику были два уже не молодых господина. Один высокий и тучный, с седеющей, но хорошо сохранившейся шевелюрой, чем-то походил на великого баснописца Крылова. Несмотря на угрюмый вид он, оказался весьма словоохотлив. Поинтересовавшись у Александра, впервые ли он посещает подобное собрание, счел долгом представить себя и соседа. Звали господина — Коргунов Павел Николаевич, и был он коллежским асессором в отставке. А сосед Константин Петрович ( сам Коргунов называл его по-приятельски Костющей) оказался кинокритиком, служившим при губернском цензурном ведомстве по делам кинопроката и печати. Как прямая противоположность отставному коллежскому асессору, он не выдался ростом, зато казался очень живым и подвижным. Высматривая кого-то в зале Костюша, то и дело вертел головой, отражая световые зайчики от круглой и блестящей, как бильярдный шар, лысины.

— По первому разу вы сударь в этом вертепе, получите массу острых впечатлений — с мрачной усмешкой пообещал Коргунов.

— Не пугай молодого человека, Паша! — перебил кинокритик.— Обычное сборище любителей клубнички.

Но она у них тут особая с идеологическим привкусом! — возразил асессор. Приятели уже готовы были сцепиться в споре, но помешало начало действия. На окна, осекая дневной свет, упали темные шторы. Прожектор под потолком направил луч на трибуну, выхватив из полумрака фигуры Пьеро и Арлекина. В наступившей тишине раздались их голоса: грассирующий мужской и звонкий девичий. Читали стихи призывающие дать свободу чувству, спустить с цепи живущего в человеке красивого зверя. Изображающая Арлекино девица грациозно по-кошачьи изгибала спину. Пьеро тоже что-то пытался изображать, но из-за тучности фигуры получалось это не лучшим образом. Помимо призывов к освобождению звериного начала звучали проклятья в адрес православного ханжества и цензуры. Казалось, автор виршей и сами артисты так ненавидят чопорные фасады отечества, что готовы разбить на мелкие куски все здание и сплясать фарандолу на осколках. В зале это настроение явно находило поддержку. В паузах то и дело слышались аплодисменты. А за соседним столиком Александр приметил, молоденьких курсисток, слушавших поэтические призывы с каким-то религиозным экстазом.

Закончив, Пьеро и Арлекина изобразили поклон в стиле придворных короля Людовика. В зале зажегся свет и на трибуну вбежал упитанный господин во фраке и белоснежной манишке с бабочкой. Аплодисменты переросли в овации. Приветствуя собравшихся, господин простер к залу руки, а, когда хлопки стихли, начал с обращения : "Друзья мои!"

— Кто это? — шепотом поинтересовался Александр у соседей.

— Курочкин, главный наш губернский адепт свободы — сердито проворчал Коргунов.

— Владелец книгоиздательства, по пятницам организует в своем салоне литературные вечера для либеральной публики — пояснил Костюша.

Говорил Курочкин о том же самом, развивая озвученные в поэтической заставке идеи. Однако, бившие фонтаном эмоции сменились логическими умозаключениями. Ссылаясь на Фрейда и других более свежих авторов, он пытался доказать, что укоренившаяся в отечестве, и поддерживаемая государством и церковью реликтовая мораль ведет к печальным для страны последствиям. Приводит к многочисленным личным драмам, наносит вред психическому здоровью граждан, и главное выставляет Россию в глазах всего цивилизованного мира отсталой варварской страной. Звучало весьма убедительно, но речь свою господин книгоиздатель явно затянул.

— Сколько можно воду в ступе толочь! — довольно громко возмутился отставной коллежский асессор. На него зашикали с соседних столиков, а приятель кинокритик с улыбкой пожурил:

— Дремучий ты, Паша, человек! Люди пришли душой отдохнуть, свободы вкусить. А тебе клубничку быстрей подавай. Вот кто у нас оказывается главный любитель!

Будто услышав пожелание, Курочкин, наконец, завершил речь торжественной фразой:

— А теперь обещанный сюрприз! Сегодня, приехав прямо со съемок, нас почтила присутствием уроженка нашей губернии, гениальная актриса Мари Армант.

Александр увидел как из противоположного конца зала, купаясь в аплодисментах, идет та самая незнакомка из итальянского автомобиля. Когда, приподняв краешек воздушного длинного платья, она вспорхнула по ступенькам перед трибуной, Коргунов опять недовольно проворчал: