Безымянная звезда выныривает прямо под носом.
"Джао!"
"Да, Майя?"
"Я не могу дальше".
"Странно. Я не чувствую преграды".
"А передачу слышишь?"
"Да. Сейчас слышу".
"Что там такое? Есть идеи?"
"Знаешь, рыбка моя, могла бы и сама догадаться. Очевидно же. Джамта".
Шок, удивление, страх — и тут же смывающее их удесятеренное любопытство.
"Почему ты так думаешь?"
"А ты разве не видишь сама? Характерные спектры излучения каналов — именно по ним мы обнаружили джамтан. Особой формы и наполнения вихри, окружающие систему — я подсветил, видишь? — их система коммуникаций, насколько мы догадываемся. Во всех восемнадцати точках присутствия джамтан, начиная с собственно Джамты, я видел точно такие же".
"Я... я никогда особенно не интересовалась джамтанами".
"Как и они нами. Мы с Харламом и Твереком убили уйму времени, пытаясь выйти на контакт. Но они так и не откликнулись. Покопайся в Архиве, если интересно, там есть наши отчеты. Вот индекс", — струится длинная цепочка символов. — "Но материалы старые. Не менее двухчасовой давности".
"И сейчас они внезапно зашевелились..."
"Не обязательно сейчас и не обязательно внезапно. Конструкция масштабная, но особого внимания не привлекающая, поскольку почти не излучает в пространство. Она могла существовать необнаруженной очень долго. Однако она рассчитана именно на меня. Сдвинься, пожалуйста, в мою сторону".
Проекция Майи мерцает.
"Не могу. Я же говорила..."
"Еще. Стоп. Теперь я... ага".
"Тебя тоже перестало пускать?"
"Нет, просто я разобрался в системе защиты. Она использует для идентификации сигнатуры наших сенсорных систем. Моя сигнатура проходит проверку, твоя — нет. Я даже понимаю, как именно блокируется перемещение. Весьма оригинальное решение, но ничего принципиально нового. Обходится элементарно".
"И как же?"
"Активные сенсоры отключи, и все. Однако Майя, голубка моя, не пойми меня неправильно, но джамтане поставили защиту с определенной целью. Если они не хотят, чтобы проходил кто-то помимо меня, нет нужды лезть на рожон, просто невежливо. Учитывая, что речь о первом контакте..."
"Зануда!" — надутые губки, обиженно повернутая спина.
"Я знаю, что ты меня любишь, подружка", — маленький мальчик победно показывает язык. — "Но дальше я пойду один. На всякий случай передай Харламу и... пожалуй, Квентору, что я прошу вас троих последить за ситуацией. Дальше распространять информацию смысла пока нет — во избежание глупого ажиотажа".
"Есть что-то опасное?"
"Майя, по-моему, ты слишком увлекаешься Игрой и чересчур привыкла отыгрывать роли. Опасность есть лишь в том смысле, что можно ошибиться и снова потерять контакт с джамтанами на минуты и часы, а то и навсегда. Я принял обычные для сложного эксперимента меры предосторожности, их достаточно".
"Тебе виднее. Хорошо, я передам. Мы пронаблюдаем. Я оставляю на границе точку восприятия до конца... эксперимента. Пожалуйста, держи нас в курсе".
"Договорились".
Серия мерцаний. Точный гиперсдвиг на таких мизерных расстояниях затруднен, однако оказывается, что пространство словно намеренно искривлено для облегчения сближения. Любой сдвиг отклоняется точно к звезде, о чем убедительно свидетельствуют все пять системных якорь-маяков. Планеты на фоне черной пустоты словно искрятся собственным светом — создатели системы специально выделяют их. Создатели? Очевидно. Даже если бы система не копировала идеально Солнечную, корректирующие связки просто невозможно не заметить. Пройдут еще многие минуты, прежде чем взаимные влияния тел окажутся увязаны окончательно, и их орбиты окажется возможным предоставить самим себе. Но... почему все так примитивно... и знакомо?
Дурак. Ответ на поверхности. Вглядись как следует, вытащи на поверхность старые воспоминания. Здесь та же техника, что мы применяли для построения первых Игровых миров. Которую я применил для Малии. Неумелая, на живую нитку слепленная система, с планетарными телами, удерживаемыми на орбитах только невидимыми тросами фантомных связок — именно так мы лепили себе первые сцены. Теперь методы усовершенствовались, и системы десятого порядка запускаются почти на автомате. Но вот старые ляпы и ошибки снова вытащены на поверхность. Случайно... или намеренно? Что, если я ошибаюсь? Что, если это не джамтане, а всего лишь чья-то шутка? Или просто кто-то тренируется?
Контакт? Слабое мягкое касание в базовом канале где-то на границе сознания, деликатное... и чужое. Нет, не контакт. Скорее, приглашение. Указание на... третью планету. Ну, разумеется. Если джамтане так тщательно воспроизвели Солнечную систему, вполне логично уделить Земле особое внимание. И, кажется, я догадываюсь, что меня там ждет. Но не стоит торопить события...
Вблизи звезды еще легче смещаться. Поставить еще два собственных якоря высоко над и под плоскостью эклиптики — и перемещение становится легким и естественным. Мимоходом локализовать планеты в окрестностях псевдотраектории — раскаленно-ледяной шар Меркурия, красный пустынный мяч Марса, мерцающая пустота колец Сатурна... Остальные планеты не по пути, и они все равно неинтересны.
Голубой шар "Земли" важно плывет по своей орбите.
Смещение. Странно. На первый взгляд атмосфера и климат в полном порядке, но наличие биологической жизни минимально, в основном крупные растения. Непонятные малые энергетические структуры, активные и в огромном количестве... и еще одна, крупная и пассивная, куда настойчиво тянет чужой зов. Копия интерфейса, который я применял для работы с Робином в Первой модели.
Подключиться? Мурашки по коже. Похоже, я несправедлив к Майе. Стандартных мер предосторожности недостаточно. Подставлять под удар проекцию, связанную неразрывными узами с основной сущностью Демиурга — сумасшествие. Вряд ли джамтане желают мне зла. Но мало ли что они могут напортачить просто по незнанию! Значит... значит... Ох, как давно я не прибегал к фокусу с фильтрованной асинхронизацией! Ну что же, видно, придется вспомнить прошлое.
"Майя!"
"Слушаю, Джа".
"Пожалуй, ты права. Не стоит рисковать. Я намерен прибегнуть к старому трюку с полным расщеплением личности. Ты ведь у нас эксперт в таких вопросах? Не подсобишь?"
2 сентября 1905 г. Москва
Несмотря на субботу на заводе Гакенталя кипела жизнь. Кирпичные трубы пускали клубы дыма, в цехах суетились рабочие. Через главные ворота в больших пароконных телегах, запряженных такими же большими ломовыми лошадьми, везли какие-то ящики, прикрытые парусиной.
Олег кинул извозчику пятиалтынный, и ванька, кивнув, хлестнул лошадей вожжами. Пролетка быстро укатила, дребезжа на булыжной мостовой, а от конторы уже шел озабоченный Овчинников с выпачканной сажей щекой.
— Здравствуйте, Степан Васильевич! — поприветствовал его Олег. — Как жизнь?
— Так себе жизнь, — тяжело вздохнул инженер, вежливо кивая Чумашкину. — С утра одну из доменных печей останавливать пришлось. Ночной мастер недоглядел, "козел" образовался... Ну, чугун настыл большой чушкой внутри печи. Теперь, чтобы вынуть, придется стенку разбирать. Ладно, вовремя спохватились, а то и "медведь" мог бы получиться. Тогда все, конец печи, полностью перестраивать пришлось бы. На другой домне воздуховод разошелся, рабочего газами обожгло, по счастью, легко. Пару дней дома посидит — и снова на работу. Еще один рабочий, малахольный какой-то, умудрился себе на ногу чугуном плеснуть, когда из ковшика образцы для лаборатории отливал. Доктор говорит, ступню отнимать придется. В общем, прямо не утро, а бедлам какой-то...
— Да уж, — посочувствовал Олег. — Случается. И я еще тут под ногами путаюсь.
— Ой, да бросьте вы, Олег Захарович, — отмахнулся Овчинников, широко шагая к конторе. — С вами хоть поговорить интересно, все какое-то разнообразие. И Федора Федоровича вы заинтересовали, что редкость. Правда, я все равно не думаю, что ваша увлеченность двигателями внутреннего сгорания к чему-то приведет. Неперспективная область...
В контору вошли как раз тогда, когда часы с кукушкой начали бить двенадцать. Гакенталь сидел за столом и копался в груде бумаг. Его борода сердито топорщилась, он что-то тихо бурчал себе под нос. Рядом на стуле, явно скучая, со скрещенными на груди руками сидел мужчина явно иностранного вида — прямой, как палка, благородно-седовласый, с гладко выбритым лицом, на носу круглыми стеклами поблескивает пенсне, к стулу прислонена прямая трость с серебряным набалдашником. Носил мужчина странный долгополый пиджак с единственной пуговицей на животе. Кажется, такие здесь называют "визитка".
— Добрый день, господа, — поздоровался Олег.
— Добрый день... — пробурчал в ответ заводчик, явно не желающий выныривать из своих бумаг. — Присаживайтесь, я сейчас закончу. Познакомьтесь, кстати... — Он кивнул в сторону иностранца и умолк.
Овчинников тут же перехватил инициативу:
— Позвольте представить — Шрубель Ганс Генрихович, — сообщил он. — Профессор Высшего императорского технического училища, специалист по всем и всяческим двигателям, работающим на угле, дровах, нефти, керосине и прочих горючих веществах. Рекомендую — большой знаток предмета.
Профессор слегка привстал со стула и наклонил голову, выжидательно глядя на Олега.
— А это Кислицын Олег Захарович и Чумашкин Иван Дмитриевич, чиновники Департамента технического надзора и соблюдения техники безопасности Московской управы.
Олег поразился, как четко инженер оттарабанил название, которое он и сам, наверное, затруднился бы сходу вспомнить.
— Департамент технического надзора? — удивленно переспросил Шрубель, пожимая им руки. — Никогда не слышал.
— Недавно создали, — пожал плечами Олег. — А высшее техническое — где такое?
Профессор возмущенно нахмурился, но Овчинников тут же встрял:
— Недалеко отсюда, в Слободском дворце. Присаживайтесь, господа, сейчас начнем разговор.
Олег улыбнулся Шрубелю, чуть пожав плечами, и сел на предложенный стул.
— Я недавно в Москве, — пояснил он, — все еще не освоился.
— Понятно, — пробурчал тот, — ну, куда ей до столичного Питера...
— Насчет Питера не знаю, не видел, а вот в... — Олег запнулся, вспоминая легенду, — в моем Каменске с училищами напряг. Хоть с высшими, хоть с низшими. Прошу прощения за неосведомленность. Федор Федорович, если вам не до сторонних разговоров, может, перейдем куда-то в другое место, чтобы не мешаться?
— Нет-нет, что вы... — пробурчал Гакенталь, с явной неохотой отрываясь от бумаг. — Просто бухгалтерия, понимаете ли, наука иной раз похлеще механики. Доверь ее молодежи, — он неодобрительно покосился на Овчинникова, и тот смущенно отвел глаза, — и можно прогореть прямо за месяц. А, ладно! — он решительным жестом смел все бумаги в кучу. — Потом закончу. Приступим. Ганс Генрихович, вы у нас сегодня главный эксперт, поскольку мы со Степаном Васильевичем в вопросах бензиновых двигателей мало компетентны. Олег Захарович, вчера в ресторане вы задавали мне интересные вопросы. Полагаю, господин Шрубель сумеет ответить на них лучше меня. Итак?
— Сделаем лучше, — Олег аккуратно положил на стол картонную папку, позаимствованную у Войлошникова, для чего специально заехал в Отделение. Можно, наверное, обойтись и без папки, но чертежи под мышкой производили какое-то несолидное впечатление. — Сегодня с утра пораньше я немного поработал карандашиком. Чертежник из меня никакой, уж извините, но суть понять можно.
Он сунул под нос Шрубелю схему и выжидающе замолчал. Несколько секунд тот скептически разглядывал рисунок и подписи, но внезапно высокомерная скука начисто пропала у него из взгляда.
— Позвольте! — воскликнул он. — Но вот тут — это же глупо! — Он ткнул пальцем в непонравившееся место. — Если поджигать смесь до того, как поршень в цилиндре дойдет до верхней точки, вы существенно понизите мощность двигателя!
— Ну еще чего! — обиделся Олег. — Смотрите сами...
Следующих пятнадцать минут они со Шрубелем вели ожесточенную перепалку. Немец горячился, стучал костяшками по столу, пренебрежительно фыркал, но Олег в ответ лишь широко ухмылялся. У него слипались глаза — недосып давал себя знать, но все аргументы Шрубеля разбивались о глухую стену его защиты. Рисунок, столь взволновавший профессора, почти точно воспроизводил принципиальную схему двигателя старенькой трехтонки "Ураган-17", которую давным-давно и в другой жизни изучал с мальчишками в кружке картинга незабвенный Мартин Петрович Заколесников, учитель труда и физкультуры. Его рокочущий сердитый бас и сейчас звучал в олеговых ушах, помогая отбивать наскоки взбудораженного немца.
Наконец профессор сдался. Он еще несколько секунд недоверчиво смотрел на схему, потом, шевеля губами, снова поводил пальцем по подписям и кивнул.
— Да-с, молодой человек, в оригинальности мышления вам не откажешь, — заявил он, вновь приобретая высокомерный вид. — Я все еще не убежден до конца, что ваша конструкция заработает, но, определенно, рациональное зерно есть. Однако и слабых мест хватает. Взять ту же электрическую батарею... аккумулятор, вы ее называете?.. да, батарея должны обладать большой мощностью. И, самое главное, ее придется очень часто менять. А если она иссякнет в дороге? Двигатель выйдет слишком массивным, и заводить его рукояткой выйдет очень, очень сложно. Работы Камилла Фора, конечно, продвинули технику батарей довольно далеко, но...
— Об аккумуляторах — отдельный разговор, — махнул рукой Олег. — Аккумулятор я сварганю, дурацкое дело нехитрое. Закавыка в том, что он разряжается только при запуске двигателя, а вот в движении, наоборот, подзаряжается.
— Позвольте, господа, — встрял Овчинников. — Совсем недавно в одном журнале я читал о работах господина Эдисона. Два года назад он начал экспериментировать с батареями с целью сделать их более компактными как раз для установки на автомобили. И, судя по всему, он продвинулся довольно далеко. Как мне помнится, он применил железо-никелевые батареи на едком калии...
— Ну, вот видите, Ганс Генрихович, — Олег благодарно кивнул инженеру, — все решается. И с перегревом движка разберемся. Поставим водяное охлаждение вместо воздушного, и станет куда легче. Сейчас пусть нас детали не волнуют. Федор Федорович, вы-то что скажете? Убеждены в работоспособности идеи?
Гакенталь вопросительно взглянул на Овчинникова и, поймав его едва заметный кивок, хлопнул ладонью по столу.
— Так скажем, Олег Захарович: ваша идея не является бредом сумасшедшего, каковых в последнее время развелось, пожалуй что, многовато. Считайте, что вы нас убедили. Попробовать стоит. Пожалуй, я смогу выделить вам небольшую мастерскую и несколько рабочих. Стройте действующую модель. Если заработает, обсудим, как брать патент.
— Строить? — удивился Олег. — Федор Федорович, прошу прощения, но я видел ситуацию несколько по-другому. Я хочу подарить вам идею. Вы владелец производства, вам и карты в руки — стройте, испытывайте, патентуйте. Мой интерес здесь — чистое любопытство. Заработает — пожалуйста, извлекайте любую прибыль любыми средствами. Решите выплатить мне как автору идеи вознаграждение — скажу спасибо. Нет — не обижусь. У меня имеются некие долгосрочные планы сотрудничества, и я с удовольствием еще поработаю с вами. Но — как консультант, не как механик.
