Ну, и что теперь прикажете делать с этим мальчишкой? Куда пристраивать? Не оставлять же его одного здесь, у ворот чужого дома., в пустой надежде на то, что над парнем сжалится хоть кто-то из проходящих мимо! Грех бросать человека на произвол судьбы, особенно после того, как мы пообещали ему помочь... Впрочем, он и сам понимает, что остался совсем один, и, кроме как на нас, ему надеяться больше ни на кого. Вон, даже перестал коситься на каждого из нас с недовольным видом. Хотя и молчит, но в глазах надежда и просьба одновременно — не бросайте меня! Как я понимаю, сейчас мы в его глазах оказались уже не врагами, а чуть ли не последней надеждой на то, что ему в этой жизни не придется оставаться одному. Оно и понятно — пропадет...
Впрочем, на наше счастье выяснилось, что мальчишка знал, где живет один из сыновей его бабушки. Единственное, что радовало, так это известие, что тот человек обитает в поселке, находящемся на нашем пути. Что ж, никуда не денешься, придется и дальше тащить этого парня с собой. А если и там этого мальчишку родственники себе не возьмут... Ладно, не стоит до поры, до времени забивать свои головы вопросами, на которые у нас пока нет ответа. Вот если дальше что пойдет не так — тогда и будем принимать решения.
А из того городка мы ушли в тот же день. На всякий случай. Уж лучше переночевать где при дороге, рядом с другими обозами, чем в этом городе. Все же на дороге чуть иные законы, чем на тех же постоялых дворах. Ведь что ни говори, а наше дело с маркизом у нас еще далеко не окончено. Не может высокородный от нас просто так отстать, не может — и все тут! Впрочем, это мнение разделяли все в нашем обозе, и даже мальчишка.
Мы торопились, вовсю подгоняли лошадей, и, наверное, оттого успели до наступления темноты отойти от городка на довольно большое расстояние. И лишь когда почти совсем стемнело, мы встали на ночевку на первой же встреченной нами площадке для проезжающих, где еще до нашего появления расположились для отдыха два обоза. Впрочем, те люди не стали возражать против нашего соседства — все же дополнительная охрана никогда не помешает.
Взбалмошный день, от которого мы устали... Но вечер был теплым, тихим, и идти спать ни у кого из нас не было особого желания. Хотелось просто передохнуть, спокойно посидеть у небольшого костра, и о чем-либо поговорить... Даже мальчишка, обрадованный тем, что его не бросили в городе, не был таким угрюмым. А может, и на него просто подействовали светлые язычки костра и потрескивание веток в огне...
Как-то так получилось, что разговор незаметно перешел на парнишку — мол, для начала хотя бы назовись, как к тебе обращаться, а то вместе едем, и не знаем, как тебя звать-величать, чудо малолетнее. Расскажи хоть немного о себе... Не знаю, что именно подействовало на парнишку — то ли костер с его дружескими шутками, то ли присутствие Кисса, с которого он уже второй день не сводил обожающих глаз, или же то, что мы не сердимся на него за те ранения, что он нанес лошадям... А может, парню просто захотелось выговориться...
Оказалось, что его кличут Визгун, причем эту кличку он получил именно за свое умение долго и пронзительно визжать. Ну, про то можно бы и не говорить — в этом его выдающемся таланте мы уже убедились. Все еще в ушах закладывает...
Мать мальчишки, и верно, была родом из южных стран. Отец парнишки, один из тех людей, кого называют семейным наказанием и бедой для окружающих, однажды приглядел себе в некоем невольничьем караване молодую красивую рабыню, и, долго не думая, просто-напросто украл ее оттуда. Все одно денег на покупку понравившейся ему девушки у него не было. Увы, но расплачиваться за этот опрометчивый поступок сына пришлось его родителям — им пришлось отдать хозяину рабыни и местно страже почти все свои сбережения, скопленные ими на старость. А так как за похитившим рабыню молодым человеком и без того тянулся целый шлейф неприятностей с законом, то парню вместе с украденной им девушкой пришлось бежать куда подальше, и забиваться в щель поглубже...
А еще через какое-то время отец парнишки и вовсе умудрился примкнуть к дорожной банде. Свободная жизнь очень нравилась мужчине, чего нельзя было сказать о его молодой жене. Год назад она умерла, оставив малолетнего сына на отца. Что касается бабушки, то внук от непутевого сына был ей без надобности — дескать, от худого племени не жди хорошего семени... Хотя тот ребенок папаше тоже был в тягость, и он воспитывал сына в основном тычками и подзатыльниками, но, тем не менее, ближе родителя, пусть и такого, у мальчишки никого не было. Вот оттого-тоименно по этой причине, когда в деревеньку, где они жили с отцом, нагрянули люди маркиза, парнишка был готов на что угодно, лишь бы те освободили его беспутного папашу...
— Понятно — сказал Стерен. — Не обижайся, парень, но у тебя довольно обычная история... А вот скажи, кого еще в том поселке взяли? Я имею в виду, кого из вашей банды захватили люди маркиза?
— Почти всех взяли. Они уйти не успели. Все произошло так быстро... И обложили нас так, что не вырвешься!
— И где они сейчас? Ну, те люди, кого схватили слуги маркиза?
— Где-где... — шмыгнул носом мальчишка — Будто вам самим непонятно! Всех сразу же вздернули.
— Всех?
— Кого взяли — всех. Повесили даже малолеток. Кроме меня... Сказали, что и меня, и батьку отпустят, если... Ну, вы знаете...
Понятно. Тут и думать нечего — парнишку тоже без суда и следствия повесили бы вместе со всеми, не будь в нем нужды. Ведь не пожалели же никого из остальных. Даже детей... Ох, маркиз, маркиз, как же ты такой грех со своей души снимать будешь? Ведь некоторое и отмолить нельзя, как ни старайся...
Верно сказал Стерен: высокородный господин рубит концы, притом не особо заботясь о соблюдении законности. Сейчас для маркиза главное — чтоб никто не узнал о кровавых проказах его сына. И дело здесь даже не в отцовской любви. Просто такое пятно на родовом имени стереть совсем не просто. Д"Дарпиан и без того пошел на многое, чтоб обелить и сына, и родовой герб, который может быть серьезно заляпан грязью. Вернее, кровью, и та кровь пролита вовсе не в сражениях за родину. Так что не думаю, что маркиз вновь не сделает попытки поймать нас. А тебе, Визгун, в некотором роде повезло. И еще одно понятно: оставь мы тебя тогда, в лесу, и, боюсь, не избежал бы ты невеселой участи своего папаши.
— Так никто из ваших и не ушел?
— Да взяли, считай, всех. Наши, как узнали про то, что очередное нападение на обоз не удалось, и только услыхали о том, что многих взяли — так сразу стали манатки собирать. А у некоторых к тому времени добра много было накоплено. Быстро не соберешься... И потом, все думали, что на следующий день уйдут, а люди маркиза под утро напали... Вот и не хватило времени... Только Зубарь сумел уйти. Да только все одно поймают. Его ж в лицо знают...
— А кто он такой — этот Зубарь?
— То есть как это — кто? — удивился мальчишка. — Его же сын маркиза с собой вечно возил. Как своего охранника. Вообще-то у высокородного при себе постоянно двое охранников было — Зубарь и Сурок. Оба из наших, а тот сынок аристократа своему отцу наплел, что будто бы самолично нанял этих двух парней для своей охраны. Ну, для того и сказал, к нему папаша-маркиз своих охранников не приставил. Так вот, Сурка вы еще тогда, на дороге положили, а Зубарь, хоть и подраненный был, а ушел. Он вообще парень ловкий.
— Очень надеюсь на то, что этот ловкий сумел смотаться куда подальше — Стерен пошевелил угли в костре. — Думаю, сейчас его ловят с не меньшим усердием, чем нас. Он же свидетель многих делишек юного маркиза...
— Это точно — совсем по-взрослому вздохнул Визгун.
— Слушай, — вмешался в разговор молчавший до того Оран, — этот парень-аристократ, тот, кого ранили...
— Сын маркиза, что ли? — деловито спросил мальчишка.
— Ну да... Ты о нем что скажешь?
— А чего о нем говорить? С виду самый обычный парень, а на самом деле куда хуже того же кансая. Всем людям, кого в обозах захватывали, именно этот высокородный и резал глотки. Причем горло перехватывал одним махом, от уха до уха, и морда у него при том была такая счастливая, будто любимым делом занимался... Батька у меня уж на что шальной был, а и то запретил мне к тому парню даже близко подходить — дескать, пообщаешься с ним, и сам таким же дураком станешь. Сказал, чтоб я держался от этого свихнутого как можно дальше, а не то он, батька, мне всю задницу ремнем исполосует. Для ума.
— А как же к нему остальные относились?
— Как, как... Мужики тому сыну маркиза кликуху дали меж собой — Душегуб. Он всем твердил: чужие души, мол, себе собираю. Тела, дескать, никому не нужны — все одно истлеют, а души всегда при мне останутся. Говорил: когда мой отец, маркиз, умрет, я себе всех рабов на рынках скуплю, и их души служить себе поставлю. Мы так поняли, что он на все деньги, что в их семье имеются, собрался рабов покупать, и под нож их всех пускать, причем последнее он будет делать самолично. Изверг, в общем. Целое войско, говорит, себе наберу — и воевать пойду. Они на меня — с людьми, а я на них — с душами...
— И с кем это он воевать собирался?
— Да со всеми подряд. Весь мир, говорит, к моим ногам ляжет... Короче, все у нас знали, что этот сын маркиза — совсем больной на голову. Одно слово, что высокородный, а на самом деле... Вспоминать о нем не хочется!
— Ты не знаешь, как он оказался в банде?
— Батька говорил, что этот высокородный однажды увидел, как мужики из банды обоз купеческий захватили. Как видно, просто случайно неподалеку оказался — он в одиночку любил ездить по округе, а наши его и не заметили. Ушами прохлопали... Потом сказали, что увидели маркизова сынка только тогда, когда он из леса вышел и к ним направился. Мужики, как только узрели этого Релара, так и решили: его или убивать надо, или сейчас же всей нашей теплой компании следует уносить свои ноги из этих мест как можно быстрее... Пока они стояли и соображали, что делать и как поступить, этот аристократ подошел и спокойно, не говоря ни слова, всем раненым и пленным горло перерезал — только кровь по сторонам брызнула! У мужиков прям челюсти отвисли от увиденного, аж обалдели все... Ну, а потом без этого высокородного уже ни одно нападение не обходилось. Сынок маркиза прямо жить не мог без чужой крови... Ему обязательно нужно было свои руки в крови убитых подержать — в этом, говорит, есть что-то высокое...
— Кошмар!
— Так и я про то! А еще он все время к кансаю лез, хотел его чуть ли не с рук кормить. Даже в клетку к этой зверюге попытался забраться. Дурак, одним словом. Влез бы к кансаю, и остались бы тогда от Душегуба рожки да ножки. А может, и их бы не осталось — кансай людей жрал так, что у них только кости трещали! Сожрал бы этого чокнутого — ищи потом виноватых... Хорошо, что тогда хозяин кансая успел высокородного от клетки оттащить, а потом и по шее ему накостылял от души — дескать, куда прешь, придурок!? Даже, мол, такому законченному кретину, как ты, иногда надо башкой думать... А кансай любил человечину... Ой, даже вспоминать о том страшно! И противно...
— Визгун, по-настоящему тебя как звать? — спросил Кисс.
— Мама называла меня Мюриш. Говорила, что ее отца так звали.
— А откуда она была родом?
— Она не говорила. Знаю только, что откуда-то с Юга. Сказала, что ее родители за долги продали...
— Сами продали? — переспросил Лесан.
— Ну да, — кивнул головой Визгун. — Мама говорила, что в тот год был неурожай. Очень она по этому поводу убивалась. Тогда многие своих детей продавали, чтоб только с долгами расплатиться...
Нет, мне, выросшей в другой стране, этого не понять! Как можно продать своего ребенка?! В голове не укладывается... А в некоторых из южных странах подобное, судя по всему, считается в порядке вещей...
Наутро мне вновь показалось, что нас кто-то нагоняет. В этот раз я не стала скрывать свои подозрения, а сразу же сообщила о них Варин, а та предупредила остальных. Оттого-то ни для кого из нас не стало неожиданностью, что спустя недолгое время всадник на уставшем коне нагнал нас.
— Визгун, привет! И вам, люди добрые, тоже счастливой дороги!
Молодой здоровый парень с перебитым носом на изрытом оспинами лице. Кривая ухмылка обнажала крупные зубы, не очень ровно располагающиеся во рту. Отчего-то эти белые неровные зубы прежде всего бросались в глаза — наверное, оттого, что парень чуть ли не все время ухмылялся. Никак, это и есть тот самый Зубарь, о котором еще вчера шла речь? Если так, то кличка у него очень точная. Что ж, как говорится, легок на помине...
— Зубарь! — Визгун, как мне показалось, не очень удивился. — Ты куда собрался?
— К вам, люди добрые. Если не откажетесь принять. Это ведь ты хозяин? — обратился Зубарь к Табину. — Возьмите с собой.
— А на кой ты нам сдался? — неприязненно поинтересовался Табин. Вот с этими его словами я полностью согласна. Да и остальные из моих спутников смотрели на Зубаря без особой симпатии. Вон, Лесан руку на меч положил, а Трей, спорить готова, успел сюрикены достать...
— Вам, может, я и незачем, а вот вы мне нужны — Зубарь сделал вид, что не замечает того, как относятся к нему люди в обозе. — В Нерг идете? Я с вами.
— Нам попутчики не нужны — вступил в разговор Стерен. — Тем более такие.
— А чем я плох?
— А чем хорош?
— Убраться мне нужно из Харнлонгра — посерьезнел Зубарь. — И чем скорее, тем лучше. Люди маркиза за мной по пятам идут. И за вами тоже.
— С чего ты это взял?
— Все с того, что я от них еле ушел! Маркиз на меня чуть ли не охоту с загонщиками устроил. Я был охранником его сына и такое могу рассказать об этом ненормальном парне, что у вас волосы на голове дыбом встанут!
— Можно подумать, ты сам белее снега...
— Э, нет! В банде был — не скрываю, проезжих людишек щипал — не отрицаю. Но вот крови на моих руках нет. Наоборот: именно я мужиков сдерживал, как только мог, лишь бы без крови дела наши обделывать. Меня на то к Душегубу и приставили, чтоб я мог его вовремя тормознуть, когда он звереть начинает, да с катушек слетает. Вот уж он, Душегуб этот, скажу я вам, совсем без башки! Я психов в своей жизни видел предостаточно, но такого безбашенного раньше не встречал. У него иногда в глазах появляется даже не безумие, а кое-что похуже. Единственное, что он любит, и на что он горазд — так это убивать. Вы не поверите, но я за последние дни, хотя и вынужден прятаться под каждым кустом, а чуть ли не с облегчением вздохнул. Хотите-верьте, хотите — нет, но у меня, в последнее время, не раз желание возникало из самого Душегуба дух выпустить. Или удрать без оглядки куда подальше, хоть на край света! И ведь он, стервец, это чувствовал, и не раз ко мне с ножом подходил, будто бы просто так... Смотрит мне в глаза, мечтательно улыбается и ножичком поигрывает... Бр-р! Бояться я его стал, причем всерьез! Он же горло людям даже не режет — одним взмахом рассекает! Натренировался... Это ж не человек, а невесть что такое! Его под замком держать надо, причем связанного, да еще и чтоб врачи постоянно рядом находились! Только напрасно я начал радоваться, что от Душегуба избавился — везде меня люди маркиза ждут. Я ж с этим Реларом два года вместе был, и он знает, где я укрываться могу. Вот и приходится рвать когти.
