И они же — пытливые учёные с безумными идеями, ради проверки которых готовы потрудиться. На пятом году занятий школьники уступают нынешним университетским профессорам только размером тела и размером самомнения. Кое-кто, не будем указывать пальцем, хотя все знают, что это Гарри Смит, состоит в переписке со студентом Кембриджа Аптекарем, который учится на врача и фармацевта. У этого Аптекаря в обиходе имеется более-менее приличная лабораторная посуда и появились навыки стеклодува. И даже — стекловара, потому что он помогает дяде Эдику с линзами. Нынешние учёные многое делают собственными руками. Так Аптекарь по секрету шепнул Эдуарду, что коэффициент преломления на границе двух сред связан с соотношением скоростей света в этих средах. Не знаю, насколько это ускорит создание нормального микроскопа. Сам-то помню, что в мои годы оптикой уверенно добивались увеличения в пятьдесят шесть раз, потому что таково было большинство микроскопов, встреченных мной на работе. Да как-то и не требовалось больше.

В очередном письме из Кембриджа сообщалось, что Аптекарь допущен в алхимическую лабораторию господина Ньютона, где проводит некоторое опыты, а дядя Эдик изучает оптику, пользуясь трудами этого великого учёного. И ещё вопросы тому задаёт. Правда, вопросы дельные. Короче, с сэром Исааком ребята в контакте. Да и я бы на месте Аптекаря был в восторге — оказаться рядом с создателем классической физики! Шутка ли сказать. Главное — чтобы он Ньютону законы механики его имени цитировать не начал. А то придумать-то он их уже придумал, но формулировки там совсем другие, недошлифованные. С другой стороны, задачи перед ребятами стоят конкретные, не связанные с академическим охватом всей картины мироздания. Аптекарь с его прекрасным почерком устроился при Ньютоне переписывать набело его книгу "Математические начала натуральной философии", а дядя Эдик занят полировкой линз.

* * *

Зимой мы поставили ещё одну мачту на берегу ближнего озерца. С неё на верёвке сбрасывали груз, который тянул модель кораблика. Это не я виноват — Софочке захотелось найти лучшую форму корабельного корпуса. Чтобы тяга была длиннее, использовали полиспаст. Деревянные модельки делали одинакового поперечного сечения и веса, который является водоизмещением, чтобы зафиксировать пару параметров и оценивать разницу в толкающей силе, приводящей к набору известной скорости. Интересно было ребятам. Особенно потому, что не сумели вывести формулы, описывающей рост сопротивления воды от скорости — не давал я им степенных функций. Но кривую вычертили. В нашем диапазоне значений, то есть до пятнадцати узлов, картина уже проявила себя чётко. Даже оформилась в достаточно связную кривулину, где не вычисляемый параметр обозвали "Гидродинамическим качеством" — его определяли на модели в бассейне. А второй коэффициент находили на кривой зависимости сопротивления воды от скорости. Её, эту кривую, тоже сняли экспериментально, полагая за силу сопротивления вес груза, поделённый на два, потому что и полиспаст эту силу делил.

Сэр Энтони Дин не раз составлял нам компанию, когда мы всем детским садом пускали кораблики. Зачем такая толпа? А что делать, если нет фотофиниша с секундометрией? По всему пути рядом с каждой вехой находился постовой, кладущий набок песочные часы, запущенные по команде "Старт". Так что время мы определяли взвешиванием. И динамику набора скорости измеряли, и саму скорость уже ближе к концу дистанции. Коротковата она была эта дистанция, потому что строить мачту выше пятидесяти метров я просто не посмел. Она, как спица торчала вверх над всей местностью — от неё даже Ипсвич было видно. Так что весь трек имел длину в сотню метров.

Поначалу не всё шло гладко — мы быстро заметили, что верёвочка, тянущая кораблик, намокает и провисает, отчего у нас не получалось повторяемости результатов. По уму её бы проволочкой заменить, но подходящих под рукой не было — и сами мы ими не занимались, и купить не позаботились. Выручили нас девочки из новеньких — сплели из конского волоса леску, которую потом хорошенько провощили. С ней дело сразу пошло на лад.

Самой удачной из опробованных нами моделей оказался корпус, повторяющий обводы местного куттера. Это и немудрено — остроносый, острозадый плавных форм. Что это за зверь такой, спросите? Для себя я нашел два принципиальных признака. Во-первых, у них киль сидит в воде тем глубже, чем дальше назад. Говорят, чтобы было легче стаскивать с мели. Во-вторых они всегда одномачтовые и паруса на них исключительно косые. Типичное маломерное прибрежное судно, распространённое среди рыбаков. Хотя, сэр Энтони упомянул какие-то большие куттеры, специально построенные для нужд военного флота, которые оказались неудачными из-за чересчур большого паруса — грота, с которым было трудно управляться.

Софочка тут же сделала стойку на эту информацию и начала закидывать удочку насчёт купить одного такого неудачного для себя. Понятно, что если папенька пообещал больше её в море не брать, то она может позволить это себе сама на собственном судне. Мистер Дин, конечно, всё понял. Получив результаты наших проверок обводов многих типов корабельных корпусов и неплохие данные для расчётов, он был весьма доволен результатами и пообещал похлопотать.

"Так что, внутренний голос, готовься ставить и наши мачты, и наш мотор", — дала она мне понять, чего добивается.

"Ну вот! Опять вместо того, чтобы заниматься делом, болтаться в море" — внутренне вздохнул я. Да и как тут не кручиниться, если хозяйке моей скоро исполняется двенадцать, и вступила она в штормовые подростковые годы.

Глава 24. Аврал

— Ты прекрасна, как утренний росток, — сказал Ричард Клейтон, целуя Софочке тыльную сторону слегка закопчённой ладошки. Это тот самый Клейтон из Клейдона, с которым хозяйка моя грызла латынь. Хозяйка грызла прилежно, а этот барчук — спустя рукава. И вот теперь он заявился в кузницу, одетый джентльменом, то есть при манжетах на рукавах камзола, да ещё с жабо впереди над пузом. Хотя пуза-то у него и нет — поджарый парень.

Софочка внутри нашей бестолковки как-то растерялась, а я перехватил управление:

— Здравствуй, Рич! Как же ты вырос — совсем взрослым стал, — и своей рукой, им удерживаемой, его ладонь перевернул. А вот и следы смоляных канатов. Значит, как и собирался, служит на флоте. — Ты ведь юнгой служишь, не так ли?

— Гардемарином в мичманской должности. Я ведь джентльмен.

Отступив на шаг, я внимательнее вгляделся в старого знакомого. Камзол на нём серого сукна покроем смахивает на форменный, потому что я такие частенько видел на моряках с военных кораблей. Треуголка на голове тоже выглядит официально. Длинный кривой ножик вроде сабельки на боку, эдак невзначай выставленный напоказ; штанишки серенькие до колен и чулки с башмаками.

— Это форма на тебе? — спросил я.

— Форма? — удивился гость. — Мы ведь не солдаты, а моряки. Просто среди мичманов принято одеваться приблизительно так. Я куттер пригнал, на слом отправленный. Велено тебе передать, — по причине старого знакомства ещё, почитай, с детских лет, моя хозяйка и этот начинающий бороздитель морей должны держаться на короткой ноге. Собственно, парень явно не против, а вот Сонька как-то не определилась. Потому — не миндальничаю.

— А не ты ли этим куттером командовал? — меня, как всегда, волнуют детали.

— Только на этом переходе, — улыбнулся Ричард. — Вообще-то его в Гарвич сдали, лейтенант Уэсли привёл. А оттуда уже сюда направили. Я хорошо знаю и Оруэлл, и русло Гиппинга, а судно больше в списках флота не значится, вот и напросился, чтобы домой заглянуть. Ну, сама помнишь, как мы на парусной лодке по этим местам рассекали. Тут то же самое, просто корабль немного крупнее. А смола на ладонях потому, что людей лейтенант мне оставил всего два десятка — пришлось и самому за шкоты хвататься.

— Так ты куттер прямо сюда подогнал? Не до Ипсвича?

— Сюда. В речке у берега стоит. Вода-то высокая.

— Тогда посылай матросов в дом. Пусть поживут у нас, пока ты будешь гостить у предков. Есть здесь и нары, и пища. И чарочку парням нальём на сон грядущий.

Зачем мне нужна куча мужиков? В качестве физической силы, конечно. Нам предстоит целый корабль переделывать, причём далеко не крошечный. На таком одна мачта ого-го какая большая. Причём, явно из одного дерева — композитные-то только начинают входить в обиход на больших судах, а не на "тюлькином флоте".

Софочка, между тем, сидит тихо и ни во что не вмешивается. Наверно, от радости в зобу дыханье спёрло. Как же — первый собственный корабль! А тем временем в кузнице свернули начатые работы — юные работнички всегда рады новенькому. Оставили горн без поддува, чтобы остывал, доковали нагретое, а остальное вернули на исходные позиции, убрали инструменты и потянулись на выход, смотреть обновку.

* * *

Длиной где-то метров в двадцать и шириной в шесть с лишним, куттер напоминал крейсерскую яхту моего времени. Не старый и ухоженный, он производил приятное впечатление. А вот обводы несколько разочаровали — такой же традиционно-пузатенький и суживающийся к корме. Ну вот чего флотским кораблестроителям стоило присмотреться к поделкам местных рыбаков и сделать так же?

Команде я приказал собирать манатки и отправляться в дом, где устроиться и отобедать, что подтвердил неотступно следовавший за нами Ричард. А мы всем детским садом за верёвочку да по бережку отвели приобретение в заводь к башне, с которой бросали груз, тянущий за леску модели корабельных корпусов.

Пока то да сё, от главной усадьбы подтянулась телега с канатом — нам требовался более толстый взамен ранее использовавшегося. Размотали с лебёдки старый, заправили новый, перекинув через блок вверху, и принялись откреплять мачту. То есть, сначала поснимали с неё всё — стеньгу, гик с гафелем, зацепили канатом сверху, накренили куттер и вытянули тяжёлое дерево сквозь проём в палубе. Тут без матросов не обошлось — как раз парни перекусили и отдохнули, вот я за ними и послал. Моряки хорошо соображают, как управляться с разными тяжестями. Да и на разгрузке балласта они очень полезны. И на его перекладке с борта на борт, чтобы правильный крен образовать. А там и корпус кораблика на берег вытянули, подкладывая катки и подставляя опоры. Кормовая часть фальшкиля, самая глубокосидящая, оказалась изрядно поцарапанной. Некоторые задиры были совсем свежие — видать, Ричард малость подзабыл родную речку.

Настала пора проводить обмеры, чертить чертежи и строить планы, пока матросы размечают днище под чистку. Оно, хоть и не в тёплых морях мокло, всё равно покрылось водорослями и ракушками. Под вечер накрыли куттер его же парусами, да и двинулись ужинать — прикидки по установке мотора и общей модернизации у меня уже сложились. Единственной загвоздкой оставались мачты, которых после изменений выходило две. Вернее, опоры под них, именуемые степсами. Под них и шпангоуты подводят парой, и бимсы ставят с обеих сторон, а здесь это было приготовлено для единственной мачты в центре, а не для двух, разнесённых продольно.

Дело в том, что это судёнышко оказалось очень подходящим для моих целей. Пространство под палубой позволяло свободно ходить. При водоизмещении сотни в две метрических тонн была возможность перевезти тонн тридцать не слишком объёмного груза. Два лаза под палубу, прикрытых будочками, находились один на корме — из него было удобно управлять румпелем — и в носу, для работы с якорем. Участок позади кормового лаза без тесноты вмещал мотор.

План доделок и переделок сложился быстро и уже поутру был доведён до личного состава.

Начну с носа. Переделывать его надо полностью, как на флейте — текущее пузатое недоразумение меня не устраивает категорически. Софью, кстати, тоже — она распробовала конструкторского угара и хочет ещё, всё же с "Агатой" приходилось сдерживаться. Ну и обвес соответствующий: правильные якоря, клюзы под них, унитазные цепи и лебёдки. Гальюн в имеющиеся вертикальные размеры не вписывался категорически, к сожалению.

Степсы двух мачт, для которых внутри следовало собрать на болтах дополнительный шпангоут и сверху установить бимс. Для этого взрослых моряков немедленно поставили строгать доски — нам, слабосилкам, эта работа — чистое мучение. Брусочек выровнять или дощечку окромить — это легко. А вот ободрать и выгладить пласть полноценной доски — тут уже тяжко становится.

Сборные из этих досок мачты, стянутые железными полосами, останутся пустотелыми. Через них будут протянуты многие снасти, для которых предусмотрим блоки наверху и лебёдки внизу. Люки-ревизии, места для опор — мачты станут серьёзными инженерными сооружениями. Поворотные реи для прямых парусов тоже пустотелые, стянутые полосами. Трассы для прокладки брасов — верёвок, которыми реи тянут за концы, чтобы повернуть. Они от соседней мачты приходят. Один нужно тянуть, а второй в это время отпускать — как раз на барабан одной лебёдки так и хочется намотать во встречном направлении. Та же история и с гик-талями. Да, хочу иметь оба вида парусного вооружения. И косое, и прямое. А общего у них только кливер.

Ну и корму под двигатель тоже придётся серьёзно покромсать. В нынешнюю винт просто некуда вставить. Дыра в ахтерштевне минимум фут длиной, в ней железная труба, внутри которой бронзовая ось. Заливка баббитом. Внутри корпуса съёмная шестерня, снаружи съёмный винт-пропеллер. Пока будем ставить деревянный, двухлопастной. Нам их предстоит менять, подбирая шаг.

Парни как-то быстро выбрали участки, которыми принялись руководить — все же тянут на мастеров, и всяк для этого старается. Но и другому пособить не прочь, потому что и самому со всем в одиночку не совладать. Мне оставалось осуществлять руководящую и направляющую функции, да присматривать, чтобы не накосячили. Ну и морячков вовремя мобилизовывать. Так-то они очистили днище, подождали, пока просохнет, да и пропитали подогретым машинным маслом. Вообще-то оно было просмолено, но смола по большей части отошла, а где не отошла — отмылась конденсатом от перегонки дров. Тем самым, который пахнет ацетоном.

Ученики наши любят такие всхлипы в работе — это ещё с первой унитазно-якорной цепи началось. Потом был аврал с игрушечной пушкой. А последний — с револьверной мануфактурой. Нравится ребятам навалиться толпой и превозмочь. Но сейчас изготовление цепи — рутинная работа для первоклашек. Новый нос? Пройденный этап, но всё равно много интересных задачек.

А тут куча вкусных проблем с механизацией постановки и уборки парусов. Причём, хочется выполнять все действия из-под палубы, получая команды по переговорным трубам из кормового кокпита. Трубы жестяные. Лужёные и паяные, протянуты под подволоком, который — нижняя сторона верхней палубы. Он, гадость такая, обязательно будет протекать и, как с этим справиться, пока никто не придумал.

Куда я так тороплюсь? Нужно успеть до возвращения отца из плавания в тёплые моря. Опыт показывает, что его прибытие всегда вносит коррективы в наши планы. Мы ещё Аптекаря и дядю Эдика поджидали из Кембриджа, но они отписались, что такого понятия, как летние каникулы, сейчас не существует. А у них нужные лекции и важные работы спланированы как раз на этот период.