Том 3. Древо Иггдрасиль

Оказалось, ориентироваться в такой мешанине красок весьма затруднительно. Положение спасла улитка — не зря Франческа взяла ее с собой — которая указывала путь с помощью рожек-антенн: влево — так влево, вправо — так вправо, прямо — так прямо.

— Куда мы идем? — спросила Чиери, не ожидая, впрочем, нормального ответа.

Франческа погладила улитку по подвижной голове. Пальцы ее погрузились в слизь. Улитка издала звук — нечто вроде вздоха, только мокрого и влажного. Чиери передернуло.

— Нужно попасть в центр пентаграммы, — сказала Франческа. — Там мы и встретимся с Хасегавой Нагисой. Ну, я надеюсь на это, — прибавила она.

Аяо шел, сердцем и мозгом поверяя каждый свой шаг; иными словами, он думал о всякой ерунде.

Между тем они пересекли автостраду и оказались прямо у невысоких, серовато-белых зданий; здесь и начинался родной квартал Аяо.

Тусклый продавец (него была прическа самурая — пучок волос, похожий на собачье дерьмо, возлежал на лысой макушке) доказывал что-то недовольной девушке; девушка держала в руках коробку с ганпла и, очевидно, хотела бы вернуть ее.

Аяо знал продавца — они познакомились еще пару недель назад; продавца звали Казуя-сан. Он торговал чем угодно, начиная от покемонов и заканчивая пахучими девичьими трусиками; цены умеренные, обслуживание по высшему классу — правда, качество товара вызывало сомнения.

Аяо посмотрел на девушку, перевел взгляд на ганпла.

" И что ее не устраивает? — подумал он. — Нормальное ганпла. В Акихабаре такие стоят намного дороже, между прочим".

Что интересно, ганпла светилось ярко-желтым — напоминая тем самым о радиоактивных мутантах и солнечном тепле. Аяо посмотрел на свою руку.

— Не трогайте, — предупредила его Франческа. — Пожалуйста.

— Почему? — спросил он.

Чиери встала было в позу "сейчас-все-поясню-глупыш", но Франческа опередила ее:

— Эта вещь, — она показала на ганпла, — окутана дыханием Бога. Она может быть опасна. Поэтому, пожалуйста, не трогайте ее. И не прикасайтесь к людям, которые светятся здесь. Они либо одаренные, либо,.. — она смолкла, не договорив.

Аяо склонил голову и сделал умный вид.

— Все понятно.

Чиери разочарованно вздохнула. Похоже, у нее была идея насчет цветных пятен — а теперь пощеголять ею перед Аяо не получится.

Они почти уже добрались до места назначения — до дворика, где был найден последний труп — когда глаз Аяо уловил движение. Аяо обернулся и увидел бумажно-серый дом со слепыми, будто бы тонированными окнами. Заинтересованный, он подошел поближе.

— В чем дело? — спросила Чиери.

Аяо вгляделся в стекло. Оттуда на него смотрело отражение — что нормально, впрочем. А вот то, что отражение это показывало зубы, кривлялось и подмигивало, было ненормальным.

— Хочешь поговорить со мной? — спросил Аяо тихо.

Отражение беззвучно расхохоталось. А затем вытащило откуда-то сбоку красноватый кусок плоти — кожа исполосована порезами, мясо изрублено, кости разбиты, и не даже узнать в этом куске голову с отдельными элементами шеи; голову Аяо, впрочем, признал — то была голова — о боже-боже-боже — самой Кугимии-сан!

— Мерзавец! — вскричал Аяо. — Как ты посмел!..

Отражение оступило в глубь стекла, открывая обзор; за спиной его Аяо увидел — пламя, что вздымалось до небес, океаны крови, горы плоти; мерзавец продолжал убивать, и добрался уже до самого святого.

— Нет, нет, — прошептал потрясенный Аяо.

Отражение приплясывало и размахивало головой; какой гнусный поступок, какой святотатство — сделать такое с Кугимией-сан!

Аяо не мог пошевелиться. Он мог лишь смотреть и молча переживать этот ужасный момент.

Тут кто-то схватил его за плечи и заставил развернуться; с удивлением Аяо понял, что сделала это Франческа. Покраснев, она поспешно отняла руку от него и произнесла:

— Не стоит туда смотреть.

Улитка, что держала она на сгибе левой руки, влажно всхлипнула. Человеческие глаза ее вдруг показались Аяо знакомыми — может, схожий разрез, может, выражение — нет, было в этом нечто знакомое.

Аяо некоторое время рассматривал улитку. Затем произнес:

— Как называется это место?

Франческа помялась.

— Чистилище, — наконец ответила она.

— Чистилище? — фыркнула Рио Чиери. — А где же кресты, крылатые младенцы и пухлые ангелы? Где все христианские атрибуты?

— Нет, — ответила Франческа. — Чистилище — всего лишь обратная сторона мира, изнанка бытия. Крестов здесь нет, и не должно быть. Здесь только потоки энергии — и души.

Она показала на одну из застывших фигур — молодого человека в кепке.

— Там, под серой плотью, находится его обнаженная душа. Только не трогайте ее, пожалуйста, поверьте мне на слово. Ведь если тронете — он умрет. Умрет навсегда.

Рио Чиери открывала рот, почесывала подбородок и всячески показывала, насколько же ей интересна эта информация.

Аяо усиленно тер лоб.

"Это дерьмо не объясняет того, что я увидел в стекле, — думал он злобно. — Кугимия-сан... Кугимия-сан.."

Аяо испытывал к ней сложные чувства, преобладающим было обожание.

Он хотел было всплакнуть — но постеснялся делать подобное в присутствии других.

Закончив с объяснениями, Франческа повела их дальше. Они вошли во дворик, где и произошло убийство: серые деревья, серые дома, красные линии — алые и розовые полосы, что стягивались сюда со всего города, соединяясь где-то в районе кустиков. Там, из кустиков, произрастал в небо толстый ствол: Иггдрасиль, не иначе, а может — и Сефирот. Заканчивалось дерево острой иглой, нацеленной прямо в зенит.

К Иггдрасилю был приколочен молодой человек, чей изувеченный труп и нашел здесь Аяо прошлой ночью. Молодой человек страдальчески закатывал глаза и всем своим видом показывал, как же это больно — висеть на дереве.

Улитка вдруг вскрикнула. Ее рожки вибрировали; слизь стекала на землю водопадом.

— Мы на месте, — зачем-то произнесла Чиери.

Франческа осторожно коснулась дерева рукой, провела пальцами по шероховатой коре — и произнесла тихо:

— Теперь нужно позвать Хасегаву Нагису.

Франческа приложила безвольную улитку к дереву. Слизистое тело распласталось по коре; улитка тяжело вздохнула.

— Прошу вас отвернуться, — чужим голосом произнесла Франческа.

Без лишних слов Аяо подчинился; помедлив, подчинилась и Чиери. Франческа была крайне серьезна.

— Луна, которую мы видим каждую ночь, на самом деле иллюзорна, — произнесла она. — Так же и солнце. Это все иллюзии. Не поворачивайтесь, прошу.

Раздался крик боли — мучительный и надрывный. Что-то мерзко хлюпнуло. Чиери поморщилась, как от зубной боли, и обхватила пальцы Аяо своими. Он не стал убирать руку.

— Солнце — это выдумка, — продолжала Франческа, и голос ее доносился словно издалека. — Солнца нет, и никогда не существовало. Есть лишь Земля. Все наши представления о гелиоцентрической системе — длинное и крайне некрасивое заблуждение. Но если солнца нет, то луна — существует; правда, выглядит она совсем не так, как мы думаем. Луна — это и есть пресловутые небеса, с крылатыми младенцами и пухлыми ангелами, как выразилась Чиери-сан. И живет там Бог.

Мокро чавкала чья-то плоть. Крики боли стихли, зато возник и стал нарастать иной звук — шелест листвы, дрожь ствола; дерево раскачивалось, судя по всему.

— Чтобы попасть к Богу, нужно выйти в космос. Чтобы выйти в космос, нужно... Что нужно, как думаете? — спросила Франческа устало. — Земля окружена непроницаемым куполом. Как взломать его? Ни первая космическая, ни даже вторая здесь не помогут. Поможет лишь меч святого Петра... Ну где же эта гадкая Нагиса? — вдруг воскликнула она с раздражением. — Почему она медлит?

— Так вот, меч святого Петра, — продолжила Франческа, чуть успокоившись. — В этом мече достаточно силы, чтобы вскрыть непроницаемый купол. Нужно лишь поместить его в центр пентаграммы — вот этой... А Нагиса медлит, медлит! Я только что поставила под угрозу весь ее план, а она медлит! — Франческа сорвалась на крик.

"Святой Петр, — подумал Аяо глубокомысленно. — Он летал в космос?"

Он представил себе эту картину: бородатый старик в рубище пролетает мимо американских спутников, размахивая ржавым мечом.

Чиери произнесла:

— Аяо-кун.

— Да?

— А если эта Нагиса не придет? Что будем делать с этой сумасшедшей? Я имею в виду — если я свяжу ее и отволоку в посольство, меня ведь никто не станет осуждать, как думаешь?

— Думаю, что станет, — ответил Аяо.

Казалось, прошло около часа или даже двух. На деле — десять минут.

— Хватит, — наконец произнесла обессилевшая Франческа. — Пойдемте отсюда.

Аяо посмотрел на дерево. Оно было покрыто кровавыми пятнами; молодой человек пучил глаза от боли сильнее, чем раньше. Улитка дрожала на руках у Франчески — и выглядела вполне здоровой, разве что рожки чуть перекручены, и слизь почти высохла.

— Вернемся вечером, — сказала Франческа.

Она вручила Аяо свою визитку — полоску белой бумаги, с номером телефона и прочими контактными данными. Аяо вспомнил, что телефон свой Франческа так и не подобрала с тротуара, но говорить об этом не стал.

— Можно вопрос? — спросил он.

Франческа быстро ответила:

— Конечно.

— Вы сделали кому-то больно, я слышал, — сказал Аяо. — Понравилось бы такое вашему "человеку", как думаете?

На лицо Франчески упала тень.

— Думаю, что нет.

Тем же путем они вернулись в кафе. Улитка вновь превратилась в зеркало, серая пелена чистилища сменилась на обычный мир. Чиери быстро увела молчаливую Франческу — они направлялись то ли в посольство, то ли еще куда, Аяо не знал.

Он думал, позвонят ли ему вечером.

Аяо направился домой.

В квартире он обнаружил пустую постель (принадлежала она Мейде) — и растерянную, сбитую с толку нэ-сан. Нэ-сан сказала: Мейда-чан пропала, — и со слезами добавила, что ее вины здесь нет. Сломанная рука ее подрагивала в своих бинтах. Аяо отстраненно подумал: бедная, бедная Аяме, так страдает сейчас — та самая Аяме, что так злобно нападала на Мейду этим утром!..

Аяо схватил нэ-сан за сломанную руку и вывернул; кость хрустнула, кожа порвалась — и бинты окрасились красным. Нэ-сан кричала от боли и умоляла его прекратить. А он все молчал и думал о нежной своей, любимой Мейде-чан.

Ему было стыдно.

Глава седьмая.

1.

Эшли принесла бесчувственную Франческу в гостиницу, осторожно уложила на кровать (черное дерево, мягкие пуховые перины, три шелковые подушечки — все, чтобы гости чувствовали себя комфортно) и набрала номер; номер принадлежал приемной FTL.

Автоответчик среагировал секунд через пять: "Вы позвонили в компанию "Faster that Light", пожалуйста, оставайтесь на линии..."

Эшли на линии осталась — и дождалась-таки: ответил ей девчоночий голос, веселый, несколько пьяный.

— Друзьяшки?

"Господь милосердный!" — подумала Эшли, и подтвердила:

— Друзьяшки.

— Папа, это друзьяшки! — закричала девчонка кому-то.

Раздался гул помех — и голос на другом конце сменился. Трубку взял мужчина.

— Да? — голос густой, низкий; Паваротти, одним словом.

— Друзьяшки, — повторила Эшли, чувствуя себя полной идиоткой.

— Замечательно, — произнес мужчина. — В чем нуждаетесь? Не стесняйтесь, делайте заказ; доставим что угодно. Кроме Хасегавы Нагисы, конечно же, — и он расхохотался.

Эшли на мгновенье растерялась.

— Тут... возникла проблема.

— Да?

Эшли от волнения позабыла японские конструкции — и перешла зачем-то на английский:

— Мисс Риенцо ("Райенсо"), она... ей нехорошо. кажется, это связано с нашим заданием. У вас есть хорошие врачи? Только хорошие, — прибавила Эшли, и снова перешла на японский, — хорошие врачи.

Мужчина ответил быстро:

— Врачей у нас достаточно. Например, — тут он явно вспомнил о ком-то, и тяжело рассмеялся, — ну, неважно. Я знаю, кто вам подойдет: Томизава-сан. Замечательный специалист. Справится с любой болезнью, реальной или же ирреальной. Думаю, тут больше подходит второй вариант. А вы как считаете?

— Я тоже так думаю, — сказала Эшли. — Вы не возражаете, если я отключусь? Мне нужно присматривать за мисс.. то есть за Риенцо-сан.

— О, понимаю, — спохватился мужчина. — Легко соблюдать этикет, когда сыт. Отключайтесь.

"Интересно, что он делал в компании пьяной девочки?" — подумала Эшли мимоходом.

Она посмотрела на телефон.

Возникло на секунду желание позвонить Хисуи Кане — интересно, как прореагирует она? Но Эшли не стала проверять. Хисуи-сан может и яд подсыпать — сразу видно, нестабильная психика, слабая личность. Как это называется, синдром длительного унижения? С Хисуи Каной лучше и не связываться.

"Я не виновата ведь", — пробурчала Эшли. — Пусть, если ей так хочется, моего брата убьет. У меня этих братьев — целый клир благочестивых монахов, пусть выбирает любого и убивает, мне не жалко. Пусть брата моего во Христе Клауса Хименеза убивает, о нем вообще никто жалеть не станет, о зоофиле старом. Или педофила Ланчетти. Или Уилла Джонаса, или Джошуа Кримсона. Вон, сколько у меня братьев — выбор широкий!"

Эшли ущинула себя за щеку (невольно вскрикнула от боли) — нужно сосредоточиться на проблемах Франчески. А с ней беда — побледнела вся, дышит тяжело, капли пота роняет.

Спит, тварь.

"Ацумори-сама", "мы любим друг друга" — фуу, какая невыносимая пошлость. А еще уверяла, будто Бог поощряет однополые связи. Сама-то наверняка сюда стремилась, исключительно для того, что с любимым своим — фуу-фуу — Ацумори Аяо увидеться. И как они познакомились, интересно?

Эшли чувствовала себя обманутой.

Нет, это хорошо — хорошо, что Франческа вполне обыкновенная женщина, со своими потребностями (страсть к молоденьким, не иначе) и своими вкусами не сильно и отличными от вкусов каких-нибудь досточтимых матрон — помоложе да посмазливее, и, разумеется, парень! Но то, что Франческа — именно что она — мучила бедную, несчастную Эшли своими дурацками намеками, сбивала с толку, пугала... Нет, это невыносимо!

Франческа тем временем вздрогнула, прижала руки к животу, застонала еле слышно. Глаза ее были закрыты, в сознание она не пришла — но боль-то чувствовала, даже так.

Эшли потянулась , чтобы взять ее за ладошку, сжать, стиснуть в своей ладони — приободрить, пускай и таким дурацким способом — но Франческа пробормотала, еле двигая потрескавшимися губами:

— Ацумори-сама...

Эшли судорожно вздохнула — и только тут обнаружила, как же успела она измять свой топик: ткань протерлась в нескольких местах, краски поблекли на груди — сразу видно, что место-то захватанное, привычное к прикосновениям.

"Будто меня сотня мужиков каждый день лапает, за сиськи-то", — подумала Эшли. От смущения ей стало жарко. К щекам прилила кровь — сейчас там, наверное, жгучий румянец.

Дверь бесшумно распахнулась.

Точнее, шум был — еле слышный, на границе диапазона.

Эшли соскочила с кровати и приготовилась к схватке. Железные нити сплелись в тяжелый жезл; Эшли взялась за него поудобнее. Хисуи Кана или жаждущий мести Ацумори — неважно; она Судия, она справится с кем угодно!.. Кроме Танимуры, конечно.