На задворках Галактики

— Что ж, можешь полюбоваться на этого типчика.

Это не мне про графа Дэйби, а ему про меня.

— Упирается, скотина такая, не сознается. Но кое в чем он все-таки признался. Он подбросил бунтовщикам мысль похитить самого Повелителя, лично разработал план похищения и, не доверяя никому этого дела, проникнул в Картасон. Он собирался выкрасть Родольфа Делоиза, выпытать из того все, что хотел узнать и тогда уж убить. Только случайность помешала исполнению этого замысла.

— Врешь, никто его убивать не собирался, — прохрипел я.

— Да, от некоторых вещей он еще отпирается, боится возмездия. Ну, и так все ясно. Вот, признался же, что разрабатывал план похищения Делоиза, а прижмем его, и все остальное расскажет. Ну, будешь говорить, кто твои сообщники? — зарычал Шиндсвит.

Я ответил ему, куда он может идти со своими вопросами.

Дэйби шагнул ко мне:

— Говори, мразь!

— Фи, как грубо. Мы ведь так долго не виделись! Где же радость от встречи? Можно было бы для начала поздороваться, спросить, как я себя чувствую. Неважно, кстати, из-за этих вот костоломов. Как там погода на улице?

— Хватит кривляться! Ты будешь говорить?

— Нет, вы отбили у меня охоту беседовать с вами своим невежливым обращением. Я обижен и больше не пророню ни словечка.

Дэйби с размаху ударил меня по лицу. На пальце у него был граненый перстень, который разодрал мне кожу. Граф тут же отвесил мне и вторую пощечину. Наверное, любил во всем симметрию. Эх, если бы руки не были скованы у меня за спиной. Я плюнул ему под ноги. Дэйби взъярился и стал опять хлестать меня по лицу, а потом врезал мне в челюсть. Я не устоял и свалился на пол. Если б только у меня были силы встать и броситься на него, я бы обошелся без рук, я бы зубами вцепился ему в горло. Но сил не нашлось. Дэйби со всей силы пнул меня ногой. Я скорчился от боли. Шиндсвит расхохотался.

— Так его! Да, это упрямый шельмец. Но ничего, и не таких ломали.

Лежа на полу в своей камере, я пытался принять положение, при котором не так болело бы все тело. Лицо с нестерпимо горящими, кровоточащими ссадинами я поднял к темному сырому потолку: где-то там над ним было небо, а на небе звезды — далекие миры Объединенной Галактики. Если бы в моих силах было повернуть время вспять... Уж я бы не стоял теперь столбом, глядя, как удирает Дэйби. Я бы бросился наперерез, свалил бы его наземь, бил и рвал, не дал бы негодяю сбежать. Поспешил бы уйти с того места. Не позволил бы захватить нас врасплох. Теперь бы я не выдавил из себя ни капельки сострадания ни к одному из этих скотов. Ни при каких обстоятельствах. Все они должны получить то, что заслужили. Ну, ничего, вот увидите, я вырвусь отсюда. Только не буду торопиться домой. У меня еще много дел здесь, на Деметре, которую надо очистить от всякой дряни. Дни и ночи, проведенные в Терле, научили меня ненавидеть. Разве Шиндсвита и его подручных можно считать за людей? Это же просто бешеные звери. Нет, хуже, они как ядовитые насекомые. И я бы раздавил их, не задумываясь, как опасных ядовитых тварей. Ну, а Дэйби... Я облизал сухие губы и поморщился от боли в порезанном перстнем подбородке. Подожди, голубчик, мы как-нибудь встретимся. В другом месте. Ты еще попоешь.

* * *

Шиндсвит присутствовал теперь на допросе вовсе не каждый раз, да и допросы стали реже. Потом почти совсем прекратились. Не могу сказать, чтобы я очень скучал по общению со своими приятными собеседниками. Как-то лежа в своей камере, я услышал, а точнее, почувствовал вдалеке глухие удары. Удары стали сильнее, как будто великан лупил мячом по стенам тюрьмы. Во дворе послышались какие-то хлопки и треск — похоже на звуки перестрелки. Вот они вроде приблизились и раздавались теперь где-то в коридоре. По двери стали бить со страшным шумом и грохотом, будто хотели ее выломать. А потом все стихло. Ни звука. Приподнявшись на локте, я разочарованно смотрел на стальную дверь. Эх, а я-то, было, подумал... Я-то понадеялся... Но вот, кажется, снаружи снова раздался какой-то шум. Там кто-то громко разговаривает? Со знакомым скрежетом в замочной скважине повернулся ключ, дверь распахнулась... И в камеру вошли вооруженные люди. Но это были не солдаты! Раздались ликующие крики. Меня подхватили на руки и вынесли на свежий воздух. Так я узнал о том, что на Деметре началось восстание.

Глава 17

В госпитале я провалялся недолго. Я стремительно поправлялся, в основном, наверное, благодаря бурлившей во мне радости. И наконец, уговорил-таки врачей выпустить меня на волю. Но и в госпитале меня навещали и вводили в курс событий сам Роумен, другие лидеры Движения Освобождения и, конечно же, чаще всех Джерри. Джерри держали в какой-то другой тюрьме и обращались там с ним, в общем-то, неплохо. Бить не били, голодом не морили. Так что, после того, как его вызволили, он сразу погрузился в круговорот дел. От него и остальных я узнал, что в одной из отдаленных провинций из-за поборов и притеснений начались волнения среди крестьян. Вообще-то такое случалось и раньше. Однако обычно армия сразу подавляла беспорядки. Но видно, кончились золотые денечки для Делоиза, на этот раз солдаты справиться с крестьянским мятежом не смогли и он, как пожар, перекинулся на соседние провинции. Лидеры Движения поспешили на помощь восставшим. Тут-то бравые вояки Шиндсвита и продемонстрировали полную свою беспомощность. Струсившие солдаты часто оставляли свои позиции без боя еще до подхода наших частей. Победным маршем мы шли по освобожденным землям. В городах ликующие жители встречали повстанцев цветами. Ну а те, кто придерживался о происходящем другого мнения, похоже, отсиживались по своим домам. Главное, нам они не вредили, и ладно. Правда, в некоторых краях, например, в Экстере, прием был более прохладный, но и там мы не встречали особого сопротивления. Арчибальд Гленвер сиял и ходил гордый и важный, как будто сам все организовал. Роумен, конечно же, тоже был рад такому повороту дел и ничуть не жалел, что оказался плохим пророком. Он уже перестал постоянно ожидать подвоха и озадаченно хмуриться. Тем более, вскоре стало мало-мальски ясно, отчего в стане врага такая паника. Попавшие в плен солдаты рассказали, что Шиндсвит убит. Погубила мудрого маршала его самонадеянность. Явившись перед сражением на передовые позиции, дабы самолично всем руководить и поднять дух солдат, Шиндсвит долго распространялся о том, как плохо воюют повстанцы и какую он задаст им трепку. А когда ему сообщили о внезапном и быстром наступлении противника, он просто не поверил и отмахнулся. В результате, один из снарядов нашей маломощной и немногочисленной артиллерии случайно угодил прямо в штаб. Как только мы получили эту информацию, Роумен послал своих людей на то место все проверить. Но указанный дом сгорел дотла, обугленные тела уже схоронили местные жители. Однако они рассказали, что там, правда, собирались какие-то высокопоставленные военные и все они погибли под обстрелом. В душе мне было немного жаль, что мерзавец Шиндсвит избежал суда. Зато гибель армейской верхушки совершенно деморализовала солдат.

Наконец-то я повстречался и с Аланом.

— Представляешь, — возбужденно блестя глазами, говорил он, — меня наградили недельным отпуском, я уж собрался ехать, столько времени мать не видел. И тут это началось. Ну, как же я могу такое пропустить? Эх, так и не повидал маму. Ну, ничего, теперь скоро уж все закончится. Слыхал, как они драпают, а? Как про нас услышат, так деру дают, аж пятки сверкают! Вот возьмем Картасон, прищучим Делоиза и тогда домой.

Да, все мы чувствовали, что полная и окончательная победа близка. Руководство Движения решило не преследовать бегущих, а направить все внимание на основную цель — окружить Картасон так, чтобы диктатор не мог оттуда никуда скрыться. Я зашел к Роумену и посмотрел на карту. Красная стрелка упиралась своим острием в резиденцию Повелителя, красноречиво указывая направление главного удара. Дорога на Картасон была совершенно открыта. Но мы понимали, что битва за него будет жестокой, тут на легкую победу рассчитывать было нечего. Дворец Делоиза защищали отборные части, находящиеся в подчинении Дэнкфотра. Настоящее сопротивление мы встретили, по сути, только с их стороны. Но их было все-таки не так много. Поняв, что от остальной армии проку нет, Повелитель, чтобы не распылять силы, стянул все элитные войска, которые находились у него под рукой, к Картасону. Я недавно узнал, как набирали этих фанатиков.

Мы с Аланом шли по деревенской улице и подошли к калитке, у которой, задумчиво глядя на нас, стояла пожилая женщина.

— Ну, как, рады нам, матушка? — спросил Алан.

— Да, рады-то, рады, — откликнулась женщина.

— Что ж так грустно смотрите?

— Да как же не грустить? Оно, конечно, мы вам рады, да вот как вспомню своего сыночка, так сердце кровью и обольется. Воюет он против вас, вдруг убьют.

— Солдат, что ли? Да вы, матушка, не волнуйтесь, мы сейчас с ними редко друг в дружку пуляем. Небось, по домам все уже разбежались, скоро и ваш придет.

— Да кабы солдат, нет. Мальчонкой его еще забрали, вот когда в деревню к нам приходили. Он с войны не убежит.

— Кто ж к вам приходил? — не понял Алан.

— Да кто, кто. Синие эти. Парней наших и ребят, кто половчей да посмекалистей, от двенадцати годков, всех приглядели и увели. Сказали — то для них великая честь, самого Повелителя защищать будут. Кушать будут сытно, спать сладко, жить на всем готовеньком. Тогда ж и моего забрали.

— Что ж, с тех пор вы так его и не видели? — ахнул я.

— Почему ж не видала? Приезжал так в год раза два, на недельку-другую. А то и на несколько деньков, всего-то. Разве ж это дело, разве на него наглядишься? — вздохнула крестьянка. — Как мы жили, ничего плохого не скажу, не жалуемся. Да только, может, оно и хорошо, что вы пришли. Может, детей-то теперь забирать не будут. Нам уж спасу от этого нет.

— А что, это не один раз было? — спросил я.

— А то. Дважды еще приходили, других присматривали, кто бойкий. Оно, конечно, денег нам давали за то, что работника в хозяйстве нет. Да на что мне те деньги, если я кровинушку свою приголубить не могу, не вижу, как дитятко мое подрастает? Мы уж прятали ребяток-то, как за ними снова приходили. Да разве их упрячешь, видать, те, кого раньше забрали, и выдают. Вот и мой туда же, темный вы народ, говорит, им там хорошо будет и дело у нас благородное, нечего ребят от властей укрывать. А те и сами хорониться не хотят, конечно, чего им у материнской юбки сидеть да по хозяйству возиться. Как насмотрятся-то на старших парней в мундирах да послушают их россказни, так и сами начинают, я, мол, тоже хочу.

— Да-а, — протянул Алан, — ну, мы эти дела живо прекратим.

— Ох, и хорошо бы было, — закивала женщина.

— А что, никак нельзя весточку ему отправить? Плюнь, мол, на этого Повелителя да и возвращайся домой, никто тебя не тронет.

— С кем же? Куда? Которые за письмами заезжали, давно уж не показываются. Да и не послушал бы он меня, чует мое сердце.

— Жаль, — вздохнул Алан. — Ну, вы так не расстраивайтесь, матушка, вот побьем мы Делоиза, тут ваш и вернется, живой и невредимый. За ум возьмется.

Подобная "мобилизация", как я понял, проводилась не везде, а почему-то только в отдельных областях.

Новый год в нашем лагере встречали в атмосфере всеобщего ликования. И вот мы уже перед высокими стенами Картасона. Когда-то нам казалось, что мы будем преодолевать это огромное расстояние медленно, с великим трудом, с тяжелыми боями и потерями.

— Там почти наверняка остались одни синие мундиры, — сказал Роумен.

— Но как бы хорошо они ни были подготовлены, против огромной массы восставших им не устоять. Они должны бы сами прекрасно это понимать, — добавил Гленвер.

— А к ним не может подойти подмога? — спросил я.

— Может, на то они и надеются, — хмыкнул Гленвер. — Хотя откуда? Но кто бы к ним сейчас не явился на помощь, кольцо окружения им не прорвать, уж мы об этом позаботимся.

— Думаю, они сами не ожидали, что армия окажется настолько небоеспособной, и мы будем такими стремительными темпами продвигаться к Картасону. Внезапно они оказались перед лицом превосходящих сил противника, — заметил Леон Гувер.

— И будут теперь драться с отчаяньем смертников, — сказал Роумен.

Так оно и вышло. Первый приступ осажденные отбили.

— Нельзя ли предложить им сдаться, чтобы избежать напрасных жертв? — спросил я. — И гарантировать жизнь всем, кто сложит оружие.

— Не думаю, чтобы это произвело на них впечатление, — хмыкнул Роумен. — Они же там все фанатики. Впрочем, попробую.

Свое обещание он сдержал и через громкоговорители обратился ко всем защитникам Картасона. Роумен обещал жизнь всем, кто прекратит сопротивление. Поначалу вроде это не подействовало. Ответом было молчание, и повстанцы пошли на второй приступ. Его тоже отбили. Жаль, что у нас была такая маломощная артиллерия и никакой воздушной военной техники. Флаеры с "летучими отрядами" на подступах к Картасону можно было сбить без труда. Победа должна была обойтись дорого, однако в ней никто не сомневался. Гувер собрался после небольшой передышки возобновить атаки. Но вдруг все загалдели и стали показывать куда-то друг другу. Со стены Картасона свешивалось белое полотнище — знак то ли сдачи, то ли перемирия. Ворота приоткрылись, выпуская одного человека. Парламентер. Высокая фигура в синем мундире спокойно направилась в сторону нашего лагеря. Я уже так хорошо знал Дэнкфорта, что мог теперь без труда распознать его издалека, даже без бинокля.

— Идем скорее в штаб, его сейчас туда приведут, — возбужденно сказал Джерри.

Дэнкфорта ввели в палатку. На мгновенье он приостановился, оглядывая собравшихся, затем подошел к Роумену.

— Вы Теодор Роумен, вождь восстания?

— Да, — коротко ответил тот.

— Я граф Ральф Доменик Дэнкфорт и я уполномочен Родольфом Делоизом вести с вами переговоры от его имени. Если желаете удостовериться, необходимый документ с его подписью при мне.

— Не надо, — отмахнулся Роумен. — Нет, впрочем, давайте.

Он внимательно прочитал поданную ему бумагу.

— Ну, так о чем хотите переговариваться? — с затаенной насмешкой спросил лидер Движения.

— О нашей капитуляции, естественно, — сухо отозвался Дэнкфорт. — В своем обращении вы обещали жизнь всем, кто сдастся, и поклялись своей честью.

Роумен кивнул.

— Мы имеем достаточно информации о вас и верим вашему слову. Но нам важно знать, распространяются ли ваши гарантии на всех, кто находится сейчас в Картасоне, включая Родольфа Делоиза.

— Да, на всех, в том числе и на Делоиза, — ответил Роумен.

— Нет сомнений, что вы сдержите слово и сохраните всем жизнь сразу после взятия Картасона. Но что ждет потом моих людей: солдат и офицеров?

— Все, кто сражался против нас, но не принимал участия в карательных операциях, будут амнистированы и после проверки смогут разойтись по домам. Как простые солдаты, так и офицеры.

— Могу ручаться честью, что никто из моих людей не участвовал в карательных акциях против мирного населения, — заявил Дэнкфорт.