Les

День завершился общим собранием деревни. Никто специально не назначал, но к урочному часу все собрались в гроте. Поднялся даже Век. А меня и язык не повернулся предложить ему не ходить. Хотя видел, ему было очень тяжело.

Сперва обратился к сородичам. Так и сказал. Хотя, сородичами они мне не могли быть. Рассказал, что если мой первый приход был случайным и не мог много сделать, то теперь моё возвращение осмысленное и целенаправленное. Я буду ваш и всё, что умею и могу — всем поделюсь.

— Помните, перед моим уходом вы мне подарки дарили. А теперь моя очередь подарки дарить.

— Подарки, оно хорошо, а что же ты долго так отсутствовал? Ведь пел, что вернёшься, "не пройдет и полгода!"

— Песни не всегда сама жизнь. У песен своя жизнь. И она лишь похожа на нашу. Иногда, правда, повторяет, но только иногда. А долго? Так ведь я не просто в лес погулять ходил. В Запретный лес! Не всем он доступен. Через него можно пройти и себя потерять. Уж особое это место. А, пройдя его, невозможно попасть в привычный мир. Ну, а сколько времени пройдет — то никому не ведомо.

— Скажи, Николай, а Хомку, как и Века признаешь вождём? — Раздалось из сумрака.

— Вождём я признаю любого, кого вы изберёте. Да только об этом рано говорить. Наш вождь ещё жив.

— Жив, но слаб. Нам нужен сильный вождь!

— А в чём твоя сила, Хомка?

Век это произнёс тихо, но его услыхали все. И в гроте повисла такая тишина, какой не бывает даже при отсутствии людей.

Хомка молчал. Пауза затягивалась.

— Ладно! Давайте лучше песни послушайте.

Я взял в руки гитару и перебрал струны. Как же играть? Но, похоже, пальцы это знают. Поглядел я в сторону, где Светла должна была быть, и понял какую мне сейчас песню пропеть.

"Ты живёшь на одном,

А я на другом —

Высоком берегу на крутом.

Весна какая выдалась,

Какие дни настали!

Чего же ты обиделась,

Чего же мы расстались?"

А потом ещё одну.

"...Всё пройдет и ты

Примешь меня!

Примешь ты меня

Нынешнего!

Нам не жить

Друг без друга!"

Если мои первые песни на деревенских оказало грандиозное впечатление, то пение под гитару — ещё большее. Хорошо, в темноте не видать было слез. Но всхлипывания темнота не могла скрыть. Наконец, Век встал и, несмотря на протесты, удалился. Концерт закончился. Мне же спать не хотелось.

Я выбрался из утёса на берег реки и уселся на свою дамбу. Как вдруг в моё ухо ткнулось что-то холодное. Не успел как следует напугаться, а меня с двух сторон лизали языки моих щенят. И не отпихнуть же! Какие же они стали большими!

— Пёс, Белобока! Прекратите!

— Ко мне! — Послышался в ночи знакомый голос, и тут же псы отступили и растворились во тьме. Но не далеко.

Я вскочил и обнял свою ненаглядную. Причём, в прямом смысле тоже.

— Светла! Наконец-то! Теперь я тебя не отпущу. Я не могу без тебя. Ну, день, другой, а дальше бы взвыл как твои опекуны.

Но, казалось, Светла ничего не слышала. Она как слепая ощупывала меня руками, целовала и без конца повторяла:

— Коленька!.. Ты вернулся!.. Наконец-то!.. Ты мой!

— Ну твой, конечно, вернулся... Ну? Что? Пошли?

Не пошли. Не до того было, чтобы куда-то ходить. А когда мы оба смогли говорить, то Светла меня и убила:

— Спасибо тебе, милый, я тебя так ждала. Но сегодня останься с Веком.

— Что? Но почему? Я понимаю, ты очень ждала, ждать устала. А когда явился, то испугалась, что я побуду с тобой и вновь уйду, да и навсегда! Но сейчас же я доказал, что с тобой! И буду с тобой всегда! Ведь так?

— Всё так, Коленька! Всё так. Но подожди ещё чуток! Я ещё не готова...

— К чему?

Отвечать было некому. Светла, как тот последний луч света, исчезла, оставив меня одного. Да что тут творится? Если с собственной женой разобраться не могу, то чего мне ждать? К чертям! Завтра же уйду назад! Там хоть друг. Он понимает.

С такими решительными мыслями я направился в пещеру Века.

ХОМКА

Утро действительно вечера мудренее. Я уже не помнил своего решения, вызванного обидой. День начался и закончился трудами на всех нивах. Пригодились и мои знания в геодезии. Правда, как в анекдоте, когда старшина спрашивает у строя кто знаком с электричеством. Один из строя признаётся, что он закончил энергетический факультет. На что старшина удовлетворенно заявляет, что вот тебя и назначаю ответственным за выключение света после отбоя. Так и я. Размечал расположение грядок на огороде. Суровая наставница решила, что я смогу правильно расположить растения на грядках. Оказалось, что и её можно чем-то удивить. Я воспротивился посадке на соседних грядках каких-то культур. "Они угнетают друг друга. — Говорил я. — Посадите, хотя бы через грядку — увидите что получится."

Пришли корневики с вопросом, а можно ли пилить ещё и вдоль ствола?

— Можно, конечно? А зачем вам это?

— Если выдолбить сердцевину, то внутрь можно класть орехи, малину, другие ягоды и те не испортятся.

— Это вы здорово придумали. Кто вас надоумил?

— Никто не надоумил. Сами догадались. В дуплах, сколько всего находили. И всё целое.

Нет! Определённо, с таким народом не только что горы, Землю свернуть можно. Это я их решил к цивилизации приобщать? Это они меня ещё многому чему научат!

Светлу за день так и не встретил. Но ведь была же она ночью! Что с нею? И не спросить. В первый день спросил Века, тот сказал: "Жди!" И Светла вчера просила подождать ещё чуток. Ладно, буду ждать. Как в сказке. Не дождался Иван-царевич, сжег лягушачью шкурку и поплатился потом.

И всё же за день усталость и волнение ожидания сказались. А вечер выдался на удивление прекрасным. Погода стояла тёплой. Солнце, купаясь в тонких облачках, постепенно клонилось к закату. На душе стояла тоска, радость, волнение и ожидание чего-то особого. Всё сразу. И не поймешь, не разберешь, что и происходит.

Я обошёл утес с западной стороны и, забравшись повыше, сел и стал любоваться открывшимся пейзажем.

А любоваться было чем. Отсюда сверху была видна вся округа. Вот он и огород нынешний. На нём явственно проступали расчерченные грядами земля. Невдалеке — огород прошлого года. Так бы и пустовала бы земля. Но нет. Она тоже чернеет. Но нет на нй гряд. Картошка не требует того. За огородами стеной стоит Запретный Лес. Чёрный! Как и чёрные люди из него. Хотя чёрных людей в прошлом году здесь не видели. Похоже, после моей с ними встречи, они не появлялись. С другой стороны — Сетупка. Самой реки уже не видать за первым же поворотом, но где она протекает ясно указывают ивы и другие деревца среди ровного до горизонта луга. Интересно, а как же по этой речушке тот водяной поток шёл? Вниз по течению все деревья посметал, а вверху — всё как обычно? Ну, да это ли чудо? Чудо весь благодушный мир. И вон тот бор, в честь которого и деревня названа (хотя и не понятно, почему именно в честь него?), и рощица, и проблески солевой пещеры. Уходящее солнце играет на ней как с брильянтом. А дальше, до самого солнца, коснувшегося горизонта, снова лес. А за лесом тем, далеко снова луга, снова леса! А где-то такие же люди, как и здесь. Любят, строят, стараются. Живут!

— Что, надоели все?

— Ах, чтоб тебе неладное! Кто это?

— Аль не признал? Ну да! Где уж тебе простых людишек замечать? С вождем в одной пещере. Наверно, пользуясь его немощью, все родовые секреты выведываешь?

— Хомка? Признал! И о каких секретах рода ты говоришь?

— Признал. — Недовольно признал тот. — А секреты самые те — как людьми управлять. Небось, думаешь, что песенки там, детишек приголубишь, и твоя взяла? Как бы не так. Люди они, знаешь, какие? Сегодня тебе и почет, и уважение, а завтра камнями забьют! Всяк о своей пользе думает. О чужой ему дела нет.

— А ты, стало быть, сам желаешь людьми управлять? И зачем, позволь спросить, тебе это нужно, коль люди столь неблагодарны?

— Да чтобы порядок был! Чтобы кто чем занимается, тем и занимался, и чтобы другим не стремился стать. Чтобы малышня старших уважала, а не перечила, чтобы бабы с мужем во всём соглашалась.

— Ох, Хомка! Да сколько же таких было людей в нашем мире, кто о порядке среди людей радел. И не перечесть! Да вот беда, никто из них не знал, что такое этот самый порядок. Нет его серди людей! И быть не может. В одних условиях одно есть порядок, зато в иных условиях порядок — совсем другое. Да что там! С утра дождь — один порядок, одна работа, а к вечеру распогодилось, и порядок изменился: нужно совсем другое делать. Разве не так?

— Это вот ты и не знаешь, что есть настоящий порядок. Разве я о том, в какое время за ухом чесать, а в какое время твои глупые песенки петь? Порядок, он в другом — в подчинении. И если будет сказано в дождь траву рвать, то должно рвать! Вот что такое порядок.

— Вот это уже ближе к истине. В желании повелевать людишками. А порядок, слово-то какое, лишь способ скрыть истинные желания. Тебе хочется ощущать себя всемогущим! Разве не так?

— Да, так! А что, все остальные не так думают? Ты сам, небось, сюда за тем же пришёл! Побыл среди нас и понял, что не уступит Век тебе своего места. Вот и ушёл назад. Но вот беда! Пока ты здесь обретался, в твоём мире пятнадцать лет прошло. И кто ты там? Ещё больше никто. Потому тебя назад, сюда потянуло. А тут как раз и Век ослаб. Того и гляди, помрёт, а ты на его место готовенький! Всех заморочил, всех околдовал и думаешь, что теперь тебе живи — не хочу!

— Глупый, глупый Кондрат!

— Какой ещё Кондрат?

— Это в нашем мире есть стишок-загадка. В нём говорится, что шёл как-то Кондрат в Ленинград. Город в нашем мире такой. А навстречу ему — сто ребят. У каждого по лукошку, в каждом лукошке — кошка, у каждой кошке — по трое котят, в зубах у каждого котёнка по трое мышонка. Вот и задумался старый Кондрат, сколько мышат и котят ребята несут в Ленинград.

— Ну, и сколько?

— Вот и ты попался на ту же удочку. Разгадка такова: "Глупый, глупый Кондрат, ведь он сам шёл в Ленинград. А ребята с лукошками, котятами и кошками шли навстречу ему. В Кострому!"

— Да какая разница кто куда шёл? Что ты этой загадкой голову мне морочишь.

— Нет, не морочу. Просто показал, как можно заговорить любого, что каждый забудет, с чего всё и началось. Вот и ты. Сказал много, а суть вовсе не в том, чтобы было лучше для людей, а в том, чтобы было лучше тебе. Причем, одному тебе. А что с людьми — тебе это не важно! Знаешь что? Садись-ка ты рядышком я тебе что покажу. Да садись, не бойся. Когда нам ещё придется вот так сидеть и смотреть.

— Чего смотреть-то?

— Чего? О! Да, на мир смотреть!

— А чего на мир смотреть?

— Любоваться им, Хомка! Ну, разве не прекрасен вид отсюда? Солнышко как капля растекается по земле. И красными становятся и тот далекий лес, и окружающее небо, но всё это не страшно, а, наоборот, тепло и душевно. Мир, как и люди, натрудился за день, и высвечивает и свою усталость, и свою доброту, и надежду на будущий день. Вечер, самый удивительный момент. Одновременно чувствуешь, что хочется куда-то нестись, чего-то где-то увидеть, и в то же время понимаешь, что самое то, что находится рядом с тобой. Что самое сокровенное в тебе самом и в людях, что с тобой рядом, которые тебе рады, как и ты им. Разве не прекрасно на душе оттого, что день прошедший был замечательным? И пусть в нём случались неприятности, но к вечеру понимаешь, никакие неприятности не могут затмить чувства причастности к этой удивительной природе, что неприятности кратковечны, а природа — она постоянна. Можно днём много терзаться, многого добиваться, и, даже, добиться, но вечером, глядя на это солнце, эти облака, эти дали, понимаешь, что все твои старания — есть лишь обман. Обман самого себя. Ну, скажем, не будешь ты добиваться власти, ну представь хоть на миг, что с природой станется? Да и что с ней будет, если в ней не будет места человеку вообще? Всё в природе останется, как и сегодня. Будет утро — и мир пробудится от ночной прохлады и морока, потянется, разомнёт косточки и примется за работу. Не думай, что только у нас у людей работа. И у природы есть работа. Своя, конечно, но работа. Где старые деревья свалить и расчистить место для новых побегов, где туч нагнать, чтобы дождём разлились, а где и горы воздвигнуть или, наоборот, снести горы. Вот день и старается. Солнце припекает, ветер во все концы мечется, тучи то сбегаются, то сова разбегаются. Мир живёт, мир работает. И вот к вечеру мир начинает оглядывать свои труды. И нравится миру, что в его царстве происходило. Вот тогда свои чувства мир выплёскивает на небо, на луга, на леса, на реки. На самого себя. И на нас, на людей. Ведь не зря же мы, люди вечером всегда добрее, всегда чувствительнее, всегда внимательнее. Это же мир, природа нас такими вечером делает. До чего же хорошо вечером! Аж плакать хочется!

Хомка сидел рядом и молчал. Сидел, смотрел вперёд, думал.

Ну, сиди, думай! Может, чего и удумаешь. Неужто такая природа его не проймёт?

Но вот Хомка встал, и, ни слова не говоря, удалился.

Спустился вниз и я.

Вот ещё один день прошёл. Завтра будет новый день, новые заботы.

НЕОЖИДАННОСТИ

И, правда. Новый день принёс новые заботы. Да ещё какие. Утром нас с Веком разбудил неясный шум у входа. Это, оказывается, пришла жена Хомки и требовала объяснить, куда и зачем я отправил её мужа. Лешек, извечный страж вождя, как ни пытался, но не смог оттеснить возмущённую женщину. Пришлось вмешаться.

— А почему вы решили, что именно я его куда-то отправил?

— Ну, как же? Он вечером сказал, что пора с Николаем серьёзно поговорить и ушёл. Долго его не было. А когда вернулся, то взял копьё и снова ушёл. Я его спрашивать, а он вызверился, накричал и ушёл. Так до сих пор и не вернулся. Вот я и подумала, что это ты дал ему серьезное поручение. Ему не хотелось в ночь идти, вот и сердился.

— Никуда я его не посылал. Да и мыслимое ли дело, человека одного в ночь из дому выгонять? Да, встречались мы вчера. Но говорили о жизни, о погоде, о природе. И расстались без вражды. А на счёт поручений, то нет таких дел, чтобы их по ночам совершать.

— Погодите-ка! — Вмешался в разговор Век. Я и не заметил, когда он вышел. — Это какое же копьё он взял? Откуда у него копьё?

А вот это уже вопрос! И в самом деле. Копья только в страже Князя были. Ни у кого из деревенских никакого оружия и в помине не было. Плохо, что я за словами не замечаю важных деталей.

— Ну... — Женщина смутилась и не знала, что и сказать.

— Что, сказывать про копьё Хомка запретил?

— Ага! — Обрадовалась глупая женщина. Как будто этот ответ снимал с неё вину и перед мужем, и перед вождём.

— Попробую угадать. — Хитро прищурил глаза старик. — Это с позапрошлого года копьё у него. Ведь так?

— Так! — кивнула головой женщина.

— И появилось оно у него после приезда Князя. Когда он хотел Николая на колени поставить. Помнится, его ратник в Николая копьё то и бросил, но не попал. А затем, когда Коля запел, то всё Князево войско и ретировалось с позором. И об утерянном копье все забыли. Да только Хомка, человек смышленый, и прибрал копьё. И в доме своём спрятал. Я правильно говорю?