Третья ипостась. Часть 1

— Я живу тут уже несколько лет и успел немного разобраться в ситуации, — продолжал Блай. — Намечается что-то гадкое, то, что может погубить всех этих людей и этот край. Я просто действовал по обстоятельствам, да и принцу втемяшилось в голову, что тебя пора будить. Я подумал, чем он будет тыкаться вслепую и сгинет, как многие до него, лучше провести инструктаж и зарядить его оборудованием. Мне самому на полигон путь, к сожалению, заказан.

Я помолчала. Снова непонятно. И ведь не ответит, почему это он не может сунуться на полигон.

— Ты же знаешь, чем грозит мне выполнение миссии?

— Да! — жестко ответил он. — И ты это знала, когда соглашалась на нее.

Потом лицо его смягчилось.

— Не волнуйся. Вполне возможно, что... Но ты должна быть готова ко всему.

Конечно, я знала. Но все равно, где-то в глубине души теплилась надежда, что может и обойдется. И который раз убедилась в одном: я очень странное существо. Мои мысли и поступки сумбурны и нелогичны, мое согласие на эксперимент было спонтанным, принятое решение поспешным, но одно знала точно — пути назад нет, и я в любом случае исполню предназначенное.

И вдруг как обухом по голове, наконец, ударило понимание: у меня есть племянник! И этот племянник здесь, рядом! Какая разница, клон там или не клон, вот он стоит. И мне не пригрезилось сходство — оно было на самом деле, сходство с Лекой и... со мной. Плоть от плоти моей, родной племянник, почти сын...

Я протянула руку и дотронулась до него кончиками пальцев. Кожа его запястья была теплой. Блай понимающе улыбнулся.

— Да, я тоже до сих пор в шоке. А когда увидел тебя там, на ногах, живую и не спящую...

Он покачал головой. Мои губы вдруг неудержимо начали растягиваться в счастливейшей улыбке. Я ничего не могла с собой поделать, как бы он не подставил меня, как бы гнусно ко мне не относились, я все равно до безумия рада ему.

— Ты очень напоминаешь мне сестру. Лерка — просто твоя копия, у нее даже волосы были почти такие же золотые.

— Я была шатенкой когда-то.

— Я знаю. Но все равно, очень похожа.

— Как много знают другие обо мне?

— Не все. Но главное знают, ты — хранитель этого мира.

— А герцог чего нос воротит?

— Я не знаю конкретно, — он мимолетно улыбнулся, — думаю, он завидует.

— Завидует? Мне?

Он что, чокнутый?

— Он думал, что самый красивый здесь, а тут появляешься ты! Как тут не завидовать!

Я прекрасно понимала, что он прикалывается, но желание восстановить справедливость дернуло за язык.

— Это герцог-то самый красивый? Пусть не льстит себе, я в жизни не видела парня, красивее Апреля.

Только одного, такого же прекрасного.

Сделав вид, что это замечание выдала как совершенно беспристрастный сторонний наблюдатель, я постаралась равнодушно посмотреть на него, но обмануть все равно не смогла.

Блай очень задумчиво изучал меня, и в глазах его я увидела жалость. Дожилась ты, спасительница всего живого, тебя жалеет клон!

Глава 16

П У Ш С Е М А Ф О Р И Т

Через некоторое время все заметили, что мы с Блаем стали очень близки. А как не заметить, если мы постоянно торчали вместе и наговориться не могли, взахлеб рассказывая друг другу о том, что происходило с нами прежде.

Вся прелесть ситуации заключалась в том, что на самом деле нас разделяло не так много времени. Кирилл родился, когда мне должно было исполниться лет тридцать пять, и он действительно был в курсе многого, о чем знала и я. Мы обсуждали книги, фильмы, события и людей нашего времени. Кирилл жадно выспрашивал о моей жизни, особо его интересовали мое детство и юность. По молчаливому согласию я не касалась причин, вогнавших меня в капсулу. И о последних пяти годах жизни рассказала вскользь, только факты. По изменившейся манере повествования, он сразу понял, что именно в этот период произошли решающие перемены, но не настаивал на уточнении. Вот именно тогда я прониклась к нему настоящими родственными чувствами, по-настоящему приняла его. И не стала скрывать, что сотворила с его отцом.

— Тебя трудно судить, — сказал он грустно, — я только надеюсь, что когда-нибудь ты смягчишься и откопаешь старика.

Я обещала подумать.

Его рассказы мало отличались от того, что я уже знала от Леки. Дневник Эллера содержал те же, уже известные и надоевшие мне сведения: меня создали, а потом сами испугались взращенного монстра и решили избавиться. Но сами себя перехитрили. Меня делали неуязвимой, вот и получили, чего хотели. Все произошедшее казалось таким нелепым, и если бы это не было настолько страшно и не касалось меня непосредственно, вполне могло бы сойти за довольно забавную шутку. Но удивляться не приходилось, так выходит всегда, люди сами создают себе проблемы, разгрести которые гораздо труднее, чем можно представить.

И, как всегда бывает, в первую очередь наше с Блаем сближение заметили самые заинтересованные: Апрель и... Сорайя! Хотя нет, она-то как раз и не демонстрировала своих чувств, но в ее присутствии Блай старался увеличить расстояние между нами, и чувствовал себя как на иголках. Такое ощущение, что парень неравнодушен к воительнице, и я бы сказала, что у него маловато шансов, если бы не заметила пару раз ее острый заинтересованный взгляд. Хотя бы как в тот раз, когда мы расселись спиной к спине в том же проеме в башне, где происходил наш первый разговор, и горланили бардовские песни, решив воссоздать атмосферу Грушинского фестиваля. Ладно я, школьный хор с третьего по пятый класс поставил мне голос, но Блай брал только громкостью исполнения. Наши завывания привлекли нежелательную публику, именно тогда я впервые заметила этот взгляд глаз-вишен на моего племянника. Девушка смотрела так, будто он никогда не сможет ответить ей взаимностью, хотя я четко видела его интерес. Словно он завоевывает ее, а она сопротивляется помимо своей воли. Может, существуют какие-то причины, препятствующие их сближению? Религиозные, там, не знаю, социальные? Знает ли она, что он не обычный человек?

Ну, а с Апрелем все стало понятно сразу. Он ничего не скрывал. Зверем смотрел на моего племянника, а на меня как на собственность и не упускал момента заявить на меня свои права. Если стоял рядом, приобнимал за плечи. Если шел рядом, брал за руку. В гостиной усаживал на диван и непременно садился опять же рядом. Если честно, мне было очень приятно, и я без зазрения совести вовсю пользовалась сложившейся ситуацией. Я не собиралась ему говорить, кем является мне Блай. Не сейчас. Это было некрасиво, но я хотела хоть таким образом заставить парня проявить свои настоящие чувства. Что он испытывает ко мне? Не ошиблась ли я, приняв за что-то особенное простые проявления вежливости? Ведь он принц. Галантность у него в крови.

А еще вдруг отчетливо осознала, что племянник, которого я не знала, стал роднее, чем собственный брат. Я списывала это на то, что он гораздо ближе мне по возрасту, ведь Леку механизировали уже почти в маразме.

Но было место, куда я ходила только с Апрелем. Каждый день мы с ним направлялись в лес, и я звала своего пса. Пуш прилетал мгновенно. Он не голодал. На вид был доволен и бодр. А эти свидания еще больше улучшали его настроение. Обычно я долго гладила его по голове, потом он падал на бок, а я пихала его руками, потом укладывалась на его теплую мягкую чешую и болтала всякую ерунду. Почему-то казалось, что ему приятен звук моего голоса, по крайней мере, стоило мне замолчать, рокочущее грудное мурчание стихало, блаженно прикрытые перламутровые глаза недовольно приоткрывались, а огромный нос начинал поддевать руку, недвусмысленно намекая на продолжение монолога. И я потакала ему, пока не начинала похрипывать, и он сам не останавливал меня.

Апрель сидел в отдалении на облюбованном им бревне, грустно уткнувшись подбородком в сложенные кулаки, молчал и только закатывал глаза.

Обратно мы брели, взявшись за руки, парень заботливо переносил меня через завалы и упавшие стволы. И, слава Богу, больше никакого плеча в живот — только в надежном кольце его рук.

Именно в такой момент я подступилась с вопросом о поводке.

— Откуда ты...? А, понятно, Блай разболтал! И чего он постоянно крутиться вокруг тебя?

— Не уходи от ответа. К тому же, я избавилась от Зова. Но я хочу большего. Я прошу тебя уничтожить поводок.

Он остановился и обернулся ко мне. Я спокойно и серьезно смотрела в пламенеющую раздражением бирюзу.

— Просьба запоздала. Я уже его разбил. Могу показать обломки.

— Покажи!

— Вот и покажу!

— Ну покажи, покажи!

— А вот и покажу!!

Завелся он моментально, сорвался с места и быстрым шагом понесся к видневшейся уже стене, яростно размахивая руками.

Усмехнувшись, я пошла за ним. Как порох, ей-богу!

Я только входила во внутренний двор, а он уже выскочил из боковой двери, протягивая мне на обозрение обломки материала, похожего на черную пластмассу. Среди них мелькали какие-то металлические детали. Этот предмет был, конечно, нездешним. Я подумала, что он мог подобрать этот мусор в районе полигона, но изо всей силы гнала такие мысли. Я разозлилась на себя за них, но не могла отрицать и той страшной власти, которую имела надо мной эта аппаратура. Если они утаили его...

Апрель видел мое недоверие. Он с размаха швырнул куски на каменные плиты и начал давить их каблуком. Мелкие остатки окончательно раздробленного механизма он носком сапога подтолкнул к широкой трещине между каменными плитами и вдавил их глубоко в землю. Потом взял меня за руку и завел в замок.

* * *

А вот чему я обрадовалась даже больше, нежели мягкой кровати и крыше над головой, так это возможности как следует отмыться. Я уже давно заметила, что моя одежда, как бы странно это не звучало, не пачкалась. Совсем. И хотя я неоднократно валялась на земле, разбивалась в кровь, получала по черепушке, ухаживала за раненым, да только ту ежевику вспомнить, я вымазалась ее ярким соком с головы до ног, но после не смогла найти ни одного пятнышка на белой ткани. Даже белье, непосредственно касавшееся моей кожи, всегда было свежим и нежно пахло чем-то напоминающим кондиционер для стирки. Кажется, с ароматом миндаля. Безусловно, это очень удобно... но как это вообще может быть? Хотя не могу сказать, что отсутствие необходимости каждый вечер отстирывать появлявшиеся на одежде пятна, меня огорчало. Совсем наоборот, если честно. Н-н-да-а, а ведь изобретение такой ткани явно разорило пару ребят, производивших всякие там стиральные порошки и прочие продукты индустрии бытовой химии! И вознесло на финансовые высоты изготовителей этой мануфактуры.

В первые же дни я смогла поваляться в небольшой ванне, отмокая в горячей воде, натасканной Апрелем и Рубисом. Не передать моего блаженства от ощущения того, как накопленная за время странствий грязь отваливается буквально кусками, и кожа начинает дышать. Вот и еще одна привычка, оставшаяся неизменной. С каждым новым таким открытием на душе становилось спокойнее, будто укладывался еще один кирпичик на стену моей уверенности: я — не игрушка и не предмет, я родилась человеком... человеком и умру!

А потом девушки показали мне одно чудесное местечко. Если выйти из калитки, что притаилась под западной башней, пройти чуть подальше в лес, перейти через неглубокий овражек по перекинутому с края на край бревну и осторожно раздвинуть ветки какого-то кустарника, можно было попасть в совершенно сказочное место.

Прямо передо мной открылся замечательный вид на маленькое озерцо с водопадом. Небольшой пляжик с песком, огромные валуны, чистейшая вода, все это великолепие было тщательно спрятано в густой зелени, усыпанной благоухающими цветами, а порхающие между ними разноцветные бабочки добавляли очарования в этот пленительный пейзаж. Оказавшись здесь впервые, я замерла на несколько минут, вбирая глазами окружавшую меня красоту, и действительно почувствовала себя настоящей феей этого леса.

Когда мы собрались туда впервые, ребята порывались нас охранять, но Тивиза и Сорайя вежливо отказались. Нежно поглаживая оружие, одна пару обоюдоострых ножей, которые метала даже лучше, чем стреляла из лука, другая что-то вроде ятагана, большой такой кинжал с изогнутым клинком, отточенным с внутренней стороны, которым безупречно владела, показывая чудеса на тренировках, девушки выглядели весьма убедительно. Думаю, такая демонстрация в один момент отшибла у добровольцев все желание, однако Блай не удержался и в привычной ему манере высказался по поводу того, что я не сильно сопротивляюсь охране, может, и не против, если принц все-таки покараулит, на что я на полном серьезе ответила:

— Да чего он меня, голой, что ли, не видел?

Надо было видеть лица паладинов. У них чуть глаза не выпали, а Апрель надулся от гордости. Я смущенно улыбнулась. Ладно, не буду добавлять, что это было один раз, в почти кромешной темноте пещеры и длилось считанные мгновенья. Пусть порадуется.

А по поводу безопасности волноваться не стоило. Я не говорила этого девушкам, но сама знала, что каждое наше купание вокруг озера между деревьями бесшумной тенью скользит огромный чешуйчатый Адский Пес. Наши голые тельца были Пушу по барабану, а его присутствие выметало из округи все живое. Думаю, даже рыбы, жившие в озерце, забивались под камни и не тревожили нас.

Когда я прыгала в хрустальную воду, заботы отходили на второй план. Никто не знал, что я в свое время ходила в бассейн, который стал для меня настоящей отдушиной. Я обожала воду, любила и умела плавать. Прыгая с валунов и даже с верха водопада, наслаждалась свежестью и прохладой воды. Я полюбила плавать обнаженной. Это было на самом деле непередаваемое ощущение: вода подогретым маслом окутывала тело, делала кожу мягкой и благоухающей. И такая свобода, ничего, сковывающего движение, только я и вода.

Иногда мы с девушками надолго оставались у озера. Если бы нас там увидел какой-нибудь художник, его моментально охватил бы творческий экстаз, и картина с тремя русалками на валунах не замедлила бы появиться. Гм-м, а может и не только творческий. На самом деле, мы представляли собой захватывающее, и, отброшу ложную скромность, великолепное зрелище.

До сих пор за всей этой мешковатой одеждой я и не видела, какие красивые у них фигуры. Тивиза ростом была чуть ниже меня, с узкими плечами и бедрами, длинными изящными ногами. Ее коленки были настолько идеальной формы, что в мое время модельные агентства бились бы друг с другом смертным боем, лишь бы заполучить ее в качестве модели для демонстрации ультракоротких нарядов. Богатая копна волос была такой яркой и блестящей, что я иногда даже в глаза называла ее рыжей, но мой голос звучал так восхищенно, что девушка не обижалась.

Сорайя выглядела и держала себя как восточная принцесса. В каждом ее движении сквозили гордость и высокомерие, но вскоре я поняла, что это просто защитная реакция. Она была смуглой, с крутыми бедрами и довольно крупной грудью, и я понимала, как тяжело с такими формами добиться признания своих воинских талантов, особенно рядом с такими рубаками, как Магистр и остальные паладины.