Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Что смешного?
-Ну, обычно на другое копят. Ну там... э... телефоны сотовые дорогие... не знаю на что, точно не на лампы. Ну вот, купил лампу, поставил на столе, пошел в столярку, там полку сделал из досок. Плотник из меня, конечно, тот еще, но полка крепкая вышла. Потом еще мне как-то на глаза попалось кресло старое, в этом подвале оно лежало, и я его туда притащил. Как через дверь протащил, уже не помню, разбирал наверное, но кресло было такое большое, в комнате почти места не осталось, зато можно было спинку откинуть, наполовину лечь так, поразмыслить. А потом я еще чайник электрический достал. Прятать его приходилось, потому что вроде как пожароопасно, хотя где логика — паяльник куда пожароопаснее был. У нас вообще-то была хорошая столовая, но мне почему-то нравилось самому готовить, даже пусть чай из пакетиков ну или там банку какого-нибудь супа быстрого приготовления кипятком залить. Это было здорово.
-И к тебе никто не ходил? — спросила Бета.
-Нет, а смысл? Если что починить по мелочи, могли попросить, а вдвоем там тесно было. Маленькая комната, либо сидишь на стуле у стола, либо на кресле, а так если сядешь на стул, второй сядет в кресло и уже ноги вытянуть некуда. Или ты имеешь в виду, что вещи я там оставлял, не крали у меня оттуда? Нее, не крали... там же почти все с рождения, все свои. Да и что там красть-то было.
Хотелось на этом замолчать, мол, рассказ окончен, но я все же продолжил.
-Ну, вообще-то, был там у меня гость. Я как-то пришел после школы, уроки сделал и в подвал. Захожу, верхний свет не включил, только лампу настольную, сел за стол, в ящик полез за паяльником и слышу вдруг за спиной шорох. Поворачиваюсь, а там девчонка сидит и прямо на меня смотрит...
Она была невысокая, почти на полголовы меня ниже, и влезла в кресло с ногами. Я опустил взгляд на ее босые ступни.
-Ты что, босиком сюда пришла?
-Нет... у меня босоножки... я их сняла...
Ничего больше не говоря, я вернулся к паяльнику, включил его и открыл крышку маленького 'карманного' телевизора. Слишком сложная для меня техника, куча незнакомых схем с китайскими иероглифами, но вдруг там всего лишь проводок отпаялся или какой-нибудь диодик выгорел, есть ведь такая вероятность? Хотя, конечно, останется еще мятый LCD-экран, убитый аккумулятор, вдавленные кнопки, трещина через весь корпус...
-Можно я тут посижу? — спросила девочка.
-Сиди. — я продолжал ковырять схему, не оборачиваясь.
-Просто у нас в комнате девочки сидят, болтают, там шумно, я отдохнуть хотела в тишине, а некуда пойти — везде люди. — смущенно пояснила она через минуту, хоть я и не спрашивал.
-Да, это бывает.
Она хотела сказать еще что-то извиняющееся-оправдательное, но закашлялась.
-Простыла?
-Нет... я пока шла по коридору, не туда зашла, а там что-то такое мягкое и пыльное, до сих пор в горле першит.
-Хочешь чаю?
-Если можно...
-Тебя как зовут-то?
-Даша...
А потом прошло четыре года. Да, именно так. Четыре года я почти каждый день по два-три часа сидел в своей каморке (сидел бы и дольше, но воспитатели беспокоились, что я зачахну без свежего воздуха и дневного света), и все это время в кресле за моей спиной находилась эта девочка. Она читала книги — сначала детские детективы, потом просто детективы, потом иронические детективы, потом эти кошмарные, словно под копирку написанные любовные романы с неотличимыми друг от друга обложками, иногда смотрела сериалы на том самом карманном телевизоре, который я все-таки починил, что-то писала в маленькой, закрывающейся на замочек записной книжке, много болтала ни о чем — но не требовала от меня внимательно слушать, так что я терпел. Чай теперь подавала мне она, а на смену продуктам быстрого приготовления пришла выпечка, которую девочки готовили на своих занятиях по домоводству.
Конечно, нас дразнили. Первые полтора года — 'жених и невеста', потом исключительно 'супруги Рожковы'. Наша воспитательница, Татьяна Евгеньевна, как-то прочитала мне длинную пространную лекцию о первой любви и незапланированной беременности (наверняка и Даше пришлось ее выслушать), но тревожилась она совершенно зря — первый раз мы легли в одну постель значительно позже, в институте. Там же, в той комнате, мы и не думали ни о чем таком — сначала, а потом то, что мы поженимся, стало подразумеваться само собой.
Сразу после окончания школы мы оба отправились получать высшее образование. Я — в техвуз (ох и громкое название для такой конторы), Даша — в экономический. Институты в разных концах города, общежития в разных концах города, встречи стали редкими, но оставались регулярными. Иногда моя комната общежития оставалась мне одному, иногда ее соседки куда-то уходили, к сожалению, ненадолго, да и нельзя было в общежитии находиться посторонним после восьми часов вечера, так что прорепетировать семейную жизнь у нас не вышло.
Потом Даша стала избегать меня. Избегала встреч, когда все-таки встречались, не оставалась со мной наедине, когда пытался поцеловать — отворачивалась. Обижалась на что-то вымышленное — 'Почему ты не звонил? Что значит звонил, не ври, когда? У меня тогда батарейка села! Ну хорошо, ты не виноват, но тебе что, трудно извиниться?'.
Как и подобает мужчине, я до самого последнего момента ничего не понимал. Не понимал до тех пор, пока Даша не сказала прямо:
-Андрей, нам нужно расстаться.
-Почему?
-Я так больше не могу.
Мы сидели на лавочке в парке, рядом с фонтаном, его брызги иногда долетали до моих ног. Я купил ей мороженое, но она не взяла, и я держал вафельный рожок с уже подтаявшими цветными шариками, не зная, что с ним делать.
-Даш, потерпи еще немного. Я говорил с комендантом, как только в семейном общежитии комната освободится, нам дадут. У меня заказов на ремонт техники все больше, по знакомству конечно, но деньги приносит, и недалеко от нашего общежития сервисный центр открылся, там может быть вакансия, устроюсь на постоянную работу — квартиру снимем, подожди еще...
-Что? Боже, и в этом весь ты. Разве в этом дело?
-В чем же?
-Просто... нет любви.
-Даша... ну чего ты? Я что-то сделал не так?
Она невесело усмехнулась.
-Знаешь, любовь... это когда люди встречаются, и между ними проскакивает искра. Они парят, как на крыльях, готовы луну друг для друга достать... Разве у нас так было? Наши с тобой отношения — это... это словно я начала книгу читать с середины. Я даже не помню, чтобы ты делал мне предложение. Все как-то... само собой.
Я повернулся к ней, попытался поймать взглядом взгляд.
-Мы ведь вместе уже шесть лет, Даша. Знаешь, сейчас восемьдесят процентов супружеских пар и до второго года не дотягивают. А мы с тобою уже шесть лет, мы притерлись друг к другу. Ты знаешь, чего от меня ждать, я знаю, что тебе нужно. Ты помнишь, у нас как-то священник лекцию читал? Мол, настоящая любовь в браке возникает лишь через несколько лет... ну... может, не будет такой любви, как ты описала, но я буду заботиться о тебе. Я буду тебе верным и надежным мужем, это я могу обещать.
-Надеюсь, мы останемся друзьями. — сказала Даша, поднимаясь со скамейки. — я тебе как-нибудь позвоню, мы погуляем, ладно?
-Еще минуту, подожди. — остановил я ее. — Даша, это... если ты вдруг передумаешь, возвращайся. И все будет как прежде. Но если нет — лучше разойтись совсем и не встречаться, как друзья. Я буду ждать тебя... год.
-Год? — удивилась она, и почему-то уголки ее рта поползли вниз. — а что потом?
-Извини, но я не могу ждать тебя всю жизнь. Через год я буду считать себя свободным от обязательств.
-Год? Значит, год, да? Так ты меня ценишь?
-Ты только что сказала, что мы расстаемся. Любой другой считал бы себя свободным немедленно, я же даю тебе целый год, чтобы передумать. Я тебя очень ценю.
Даша не сказала ничего, лишь покачала головой и пошла к автобусной остановке, а я остался сидеть, капая тающим мороженым на асфальт.
С тех пор, как она поступила в институт, у нее появилось множество подружек. Великое множество. Даша представляла меня им, как своего жениха, но я не запомнил ни одной — они были похожи друг на друга, словно продукт одного конвейера по производству манекенов. И чем больше Даша общалась с ними, тем больше становилась похожей на них. Когда несколько месяцев спустя она позвонила мне, я по голосу понял — трансформация завершилась.
Она звонила лишь для того, чтобы сказать, что я могу уже не ждать ее. Что у нее давно есть парень, что без меня ей гораздо лучше, что я ее не ценил. Я выслушал ее и сказал, что предложение еще в силе. Даша ответила мне возмущенным хмыканьем, затем бросила трубку и больше не звонила.
...Я захлопнул рот, с ужасом осознав, что чуть было не произнес все это вслух.
-И что потом? — поинтересовалась Тигровая Лилия.
-Потом я чуть на ней не женился. — буркнул я, злой то ли на себя, то ли на собеседников, меня разговоривших. — но не сложилось. Неважно.
И сразу же, пока ни у кого не возникло желания расспрашивать, я обратился к фее:
-А ты расскажешь что-нибудь?
-Ну... я... а можно я расскажу сказку? Мне рассказывала ее мама.
-Конечно. — кивнул я, а Тигровая Лилия вдруг издала странный звук, который я бы интерпретировал как хмыканье.
Бета вдохнула, набираясь смелости, и начала рассказ.
-Жила-была одна маленькая фея. Весь день она летала в парке и играла со своими друзьями и подругами, но в то же время смотрела по сторонам: если где-то стоял человек и не знал, куда идти, она тут же подлетала к нему и вежливо спрашивала: 'Куда вас проводить?', а потом помогала ему найти дорогу. Вечером все феи собирались в кружок и рассказывали, что произошло интересного за день, смеялись и танцевали, а потом ложились спать в свои кроватки.
Два раза в неделю большой корабль приплывал к причалу и привозил людей. Маленькой фее было очень интересно, откуда они приплывают, и она стала спрашивать об этом остальных фей. 'О, там, за морем, есть много стран, где живут люди, и эти страны большие-большие, как много наших островов, составленных вместе' — ответила ей одна фея. 'И у них там города, где живет столько людей, сколько мы за всю жизнь не увидим' — сказала вторая. А третья сказала печально: 'Я слышала, им живется тяжело, им приходится много трудиться, чтобы в мире все было хорошо, и на нашем острове так хорошо тоже только благодаря людям'.
Тут прилетела самая старшая фея, услышала разговор и сказала: 'Да, это правда, у людей непростая жизнь, и поэтому они приезжают сюда, чтобы отдохнуть. И когда они уезжают, они увозят с собою радость, и мир становится чуточку лучше с каждым побывавшим здесь человеком. Для всех нас очень важно, чтобы людям нравилось здесь, наш долг — помогать им и радовать их, ведь если люди будут грустные и усталые, они не смогут улучшать мир, и весь мир может обрушиться. Получается, весь мир зависит от нас!'.
А мимо пролетал озорной мальчишка-фея, и увидев маленькую фею, решил над ней подшутить и крикнул: 'А вот и нет, на самом деле там, за морем, остров из шоколада с реками из молока!'. Старшая фея возмутилась: 'Что за глупости ты говоришь?', а мальчишка добавил: 'Да-да, а деревья там из карамели!' и, засмеявшись, улетел. Все феи поняли, что он пошутил, вот только маленькая фея была маленькая и глупая, да к тому же страшно любила шоколад, и поэтому решила сама проверить. И ночью, когда все феи спали, она выбралась из домика, забралась на корабль, спряталась там и уснула.
Наутро корабль отплыл, и когда фея проснулась, вокруг было одно лишь море. Корабль плыл целый день и целую ночь, и только на следующее утро показался берег. А на берегу стояло много-много больших домов, таких как гостиница, только еще больше, между ними — широкие дороги, по которым все время ездили машины, большие и шумные, и так до самого горизонта, сколько видит глаз. А в воздухе все время пахло дымом, было очень мало деревьев и почти не было травы, не пели птицы, и люди вокруг всегда куда-то торопились, почему-то совсем не улыбались и почти не разговаривали, как на острове, хотя это были те же самые люди.
Фея приметила одного человека, которого запомнила с острова — там он был очень веселый — и тихонько полетела за ним, прячась, когда он оборачивался. Человек же сел в такую большую машину, где было много людей (она называется 'ав-то-бус'), и поехал. Фея еле-еле успевала лететь рядом, а мимо проносились со страшным ревом другие машины. Потом человек вышел, зашел в один высокий дом (не как гостиница, а больше в десять раз) и уехал вверх на лифте, на самый верхний этаж. Фея полетела следом по лестнице, догнала лифт, и тут человек вышел и увидел ее.
'Ой, фея!' — сказал он. — 'как ты здесь оказалась?'
Человек пригласил ее к себе домой, накормил, согрел, потом фея спросила его: 'А где же здесь остров из шоколада?'.
...Бета остановилась перевести дыхание, и я прервал ее:
-Бета, постой, притормози. Дай угадаю: он сказал ей, что острова нет, и шоколад делают на фабрике? И что делать его трудно, и люди устают, и чтобы отдохнуть — ездят на остров?
-Да... — удивилась она. — Он потом еще сказал, что лучше места нет, и он бы хотел там всегда жить. А ты что, знаешь эту сказку?
-Слышал где-то. — соврал я.
-Я знаю эту сказку. — подала голос Тигровая Лилия. — это я рассказывала ее твоей матери.
-Бета, день был тяжелый. — как можно более ласково сказал я. — ты устала уже, потом расскажешь, ладно?
-Ладно. — сказала она и зевнула. Не обиделась? Вроде нет. Вот и хорошо, потому что дослушивать сказку мне не хотелось. На мой взгляд, она не представляла никакой художественной ценности и была полна настолько грубой пропаганды, что только совершенно неиспорченные существа вроде фей могли рассказывать ее своим детям. Спорить готов, ее написал не профессиональный психолог, а какой-нибудь студент на летней практике. Студент не из отличников.
-Спать давайте. — сказал я и застегнул на груди курточку. Подумав, расстегнул: крупные коряги в костре горели очень жарко. Робот под управлением Тигровой Лилии даже отполз немного, чтоб не перегреться. Бета, прислонившись к моему бедру, кажется, уже задремала.
-Бета! — позвал я ее шепотом.
-Что? — открыла она глаза.
-Не надо здесь спать... вдруг я во сне пошевелюсь и придавлю тебя.
-Ой... ладно... я тогда здесь, на бревне...
-Иди лучше ко мне за пазуху.
-Ага...
Фея улеглась на моей груди, руками смяла фланелевую рубашку — как кошка, утаптывающая место, потом завернулась в одеяло и моментально уснула.
* * *
*
К девяти часам следующего дня мы вышли к оставленному мной на берегу спасательному плоту, почти завершив обход острова. За время, что длился наш поход — чуть более суток — остров миновал ту неуловимую черту, что отделяет конец лета от начала осени, и к оранжевому пластику плота прилипло несколько упавших, едва начавших желтеть листьев. Плот был вспорот, да что там — порезан на ленточки, электронный блок управления был смят и лежал в стороне. На песке вокруг отпечатались следы шин. Совсем свежие следы, песчинки в них продолжали осыпаться.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |