Хотя, возможно, он хочет именно разрушить...
— Мне понравилась роза, — сказала я устало. — Но тогда я не знала, с какой целью ты ее прислал.
— Я прислал ее, чтобы ты не злилась.
— Я и не злилась. До этого момента. — В глотке царапалась обида, глаза защипало от непрошеных слез. Хотелось одновременно ударить Эрика и убежать. Лишь бы не разреветься перед ним, как ребенок... Я глубоко вдохнула и постаралась сохранить спокойствие. — Хорошо, Эрик, я поняла. Я буду паинькой и, если увижу что-то, сразу приду к тебе. Я не подставлю скади. А теперь извини, но я к сыну приехала.
Гордо выйти из кабинета оказалось трудно, мозоли болели ужасно. Я сняла туфли уже в детской и прикусила губу. Болели ноги, болело в груди, в районе сердца. И мизинец на левой руке онемел.
Алан спал, засунув в рот большой палец, и выглядел при этом безумно мило. Обиду смыло нежностью, я присела у кроватки и, едва касаясь, погладила сына по светлым волосам.
— Твой отец — непроходимый тупица... И как только меня угораздило его полюбить.
Я глупая, если поверила, что все можно исправить. У Эрика была масса возможностей поговорить и объясниться, но он не воспользовался ни одной. Даже вида не подал, что между нами что-то еще может быть. И, наверное, я вижу лишь то, что хочу видеть, искажаю реальность в угоду собственным фантазиям.
Теперь я для него просто скади. Одна из. Он будет заботиться, защищать, обеспечивать комфорт, но никогда больше не посмотрит на меня так, как раньше. Нужно это принять и смириться. В груди жгутся, кусаются несбыточные ожидания, но я переживу. Не в первый раз. И брошь эту снять надо. Глупо носить. Только рука не поднимается...
Может, потом.
Нужно на что-то переключиться, иначе так с ума можно сойти. Потому что перед глазами встают разные картинки, от которых еще больнее.
Лидия в белом, ее рука судорожно хватается за руку Эрика. Гектор злорадствует. Логово врага, который врагом никогда не был... Не он виноват, что Эрик так поступил, бессмысленно перекладывать вину не на те плечи. Ясновидцы в большинстве своем невинные жертвы, даже такие, как Гектор и Ника.
Нике так вообще не повезло — влюбилась в хищного. Полюбить — полюбила, но против семьи и совести пойти не смогла. За что и огребла. И Глеб тоже тупица! Неужели не понимает, что нет в мире абсолютной правды?!
Тут же захотелось настучать ему по голове. И за Нику, и за себя. Вот прям за всех женщин настучать одному мужчине. А потом, когда злость прошла, подумалось, что он там и сам страдает. Не покажет никому, будет замыкаться, но в глубине души ему не менее хреново, чем Нике.
Он там один, а я тут, никак со своими тараканами не разберусь. Друг называется! Забыла о нем совсем, а ведь друзья должны быть рядом.
Глеб ответил не сразу — с третьего звонка. Голос сонный и недовольный.
— Ты спишь, что ли?
— Лег в обед, — буркнул он. — Случилось чего?
— Случилось. Соскучилась.
— Так приезжай. Я дома.
Приехать было заманчиво. Валяться всю ночь на кровати и смотреть фильмы, болтать ни о чем и обо всем. О главном. Ведь мне тоже нужен совет. И поддержка. Как и Глебу. И если мои отношения с Эриком навсегда загублены, то Глеб и Ника еще имеют шанс...
Только вот в свете последнего разговора с Эриком мой отъезд снова покажется безрассудным поступком безрассудной девчонки, которая делает все назло. Хотя... я могу ведь сказать, куда еду. Что ему за дело? Пусть проверит таксиста, а дом атли защищен достаточно, чтобы убийца в него не проник. Да и не проявил он себя по отношению ко мне никак — сколько раз я была одна и ничего. Может, таинственный маньяк, стремящийся к суперсиле, вовсе и не знает о моем существовании. Не сидеть же мне дома, как в тюрьме.
Вниз я спустилась полная решимости. Такси вызвала еще в детской и собиралась дождаться на улице. Скади снова собрались в гостиной. Пили кофе. Смеялись. Улыбались тепло. Только Юлиана зыркнула на меня как-то осуждающе и тут же отвела взгляд.
Зато Даша была на удивление радушна. Встретила у основания лестницы, лукаво подмигнула.
— Вижу, тебе понравился подарок. — И на брошь кивнула. Я опешила. Она откуда знает вообще? Если только... Впрочем, теперь я знаю, что подарок имел совершенно другой смысл, так что помощь Даши в усмирении меня вполне оправдана.
— Понравился, — кивнула я. — Благодаря ему, я многое поняла.
— Я рада, — совершенно искренне сказала она.
Еще бы ей не радоваться! Даша столько пыталась развести меня с Эриком, и тут он сам меня бросил. Если бы я хоть немного могла разделить ее ликование...
Самое сложное — сделать первый шаг. Особенно трудно, когда при этом еще и туфли жмут, и тебе кажется, что выглядишь ты нелепо в одежде, не соответствующей твоему стилю. После разговора в кабинете на душе остался осадок из разочарования и горечи.
Эрик с Робертом стояли неподалеку и о чем-то тихо общались. Эрик скользнул по мне ничего не выражающим взглядом и отвернулся. Я решила следовать его же сценарию и не портить игру. Подошла. Попыталась сохранить непроницаемое выражение, словно мне и дела нет — ни до подарка, ни до разговора в кабинете. Забыли. Проехали. Хватит страдать.
— Уже уезжаешь? — Роб уловил мое настроение стразу. Нахмурился, и на лице отразилось беспокойство. Не за меня — за нас с Эриком. Наверное, он еще не понимает, что никаких нас больше нет...
— Прослежу, чтобы твоя невеста вещи собрала, — пошутила я и нервно улыбнулась. На Эрика взглянуть было страшно, хотя разум понимал: ему все равно, куда я еду и зачем. Лишь бы цела осталась.
Роб кивнул и опустил глаза, а я все же нашла в себе силы повернуться к Эрику.
— Я вызвала такси. В целях безопасности можешь проверить водителя. Думаю, у атли достаточно безопасно.
— Хорошо, — бесстрастно ответил Эрик и взял меня под локоть. — Я провожу.
На улице разошелся ветер. Буянил, срывал оставшиеся листья с деревьев, холодил пылающие щеки. Зато дышать стало легче, хотя я жутко замерзла и безбожно дрожала, кутаясь в тоненькую курточку.
Такси уже подъехало и ждало меня у входа, отсвечивая желтыми боками. Эрик остановился почему-то на крыльце, облокотился о перила и загадочно посмотрел вдаль. Проверять таксиста не спешил, и я чувствовала себя глупо, дрожа от холода и не зная, что дальше делать. Поэтому напомнила о себе легким покашливанием.
— Он просил тебя приехать? — не поворачивая головы, спросил Эрик будничным голосом, словно уточнял мелкие и несущественные детали. Просто чтобы быть в курсе. Для полной картины.
— Он? — переспросила я, хотя прекрасно поняла, о ком речь.
— Влад.
— Я еду к Глебу, если тебе так интересно. Друзья иногда нуждаются в поддержке, особенно когда расстроены.
— И что же его так расстроило? — все так же безразлично спросил он, что вызвало во мне дикое желание устроить истерику.
Я на грани. Вокруг бушует природа, и внутри у меня все бушует — от несправедливости, собственной глупости, нежелания принимать реальность...
— Ложь, — выдыхаю шипящее. — Мы оба ненавидим ложь.
Эрик развернулся, посмотрел на меня холодно.
Чужой. А был ли когда-нибудь моим? Хоть на миг? И оттого, что я не знаю ответа на этот вопрос, обида становится еще сильнее. Царапается и жалит, словно злое насекомое.
— Ты сказала это специально?
— Да, — бросаю ему в лицо, почти уже не прячась, не скрывая эмоций. Их не удержать — они рвутся изнутри, ломая ребра, прорывая ткани. — Я все говорю специально. И делаю все, чтобы тебя позлить. Чтобы...
Я замолчала, потому что он вдруг оказался рядом. Близко. Невероятно высокий — даже в туфлях нужно голову запрокидывать, чтобы в глаза смотреть. Впрочем, мне не надо — Эрик справляется с этим сам. На щеке его ладонь, горячая, большая, от нее ползет тепло, обволакивает, дурманит. Он весь теплый, большой. И больше не холодно... Даже ветер, кажется, стих.
— Помолчи, — шепчет Эрик ласково, и дыхание его скользит по щеке, путается в волосах. Он шумно дышит. Или это я? — Просто... помолчи немного.
Молчу. Сложно говорить, когда тебя целуют. Становлюсь на цыпочки, насколько это вообще возможно на каблуках, обнимаю за шею. Крепко. Запускаю руки в волосы, стягиваю резинку, и они каскадом рассыпаются по плечам.
Радуюсь. Злюсь. Захлебываюсь восторгом.
Мира нет. Нет холодного сентябрьского ветра, каменных стен за спиной, массивных каменных перил. Даже пол под нами будто исчез, а мы парим где-то в невесомости.
Мира нет. Неба нет. Нет таксиста в желтой с шашечками машине. Полуголых деревьев, склонившихся в поклоне старинному особняку. Низких туч, брызгающих дождем.
Только мы.
Горячие губы. Руки Эрика — одна у меня на затылке, вторая на талии. Его велюровый свитер приятно щекочет ладони. За спиной — внезапно — твердая поверхность колонны. Она ледяная, но Эрик горячий, и мне не холодно.
— Подожди минуту, — шепчет он на ухо, и я автоматически киваю. Дыхание сбивается. Кажется, я совсем разучилась дышать...
А через минуту Эрик вернулся, как ни в чем не бывало, с лукавой улыбкой на лице. Таксист медленно вырулил и скрылся за воротами.
А ко мне возвращалось сознание — медленно, вместе с ознобом, который теперь ощущался явно, и я посильнее запахнула полы короткой куртки. И обида вернулась, несмотря на то, что он вот стоит, улыбается, и вроде бы все, как я хотела и ждала...
Нет, не все! Так не поступают. Нельзя сначала оттолкнуть, затем позвать снова и ждать, что все будет, как раньше. Что забудется безразличие и цинизм, с которыми он прогнал меня.
Я нахмурилась и сложила руки на груди.
— Зачем ты это сделал?
— Поцеловал тебя или отправил таксиста? — иронично поинтересовался Эрик, а затем примирительно улыбнулся. Той самой светлой улыбкой, от которой возвращается тепло. И пошутил: — Он мне не понравился.
— Так себе отговорка, — съязвила я.
— Такси будет ехать не меньше получаса, я могу доставить тебя в секунду. Подари мне полчаса.
Он снова шагнул ко мне. Изменившийся Эрик. Ласковый Эрик с виноватой улыбкой.
— Замерзла? — спросил, обнимая. Я невольно закрыла глаза, вдохнула его запах — карамель, кедр и пачули. Сладкий и терпкий, сильный. Так бы и обнимала всю ночь, и плевать, что ноги болят.
Но обнимать нельзя — обида все еще душит, и я уперлась ему в грудь руками, чисто из упрямства. Эрик, похоже, даже не заметил. Шепнул лишь:
— Вдохни поглубже. — А через миг мы уже были у него в квартире.
Синее на синем. И из окна темно-синим смотрит осенняя ночь. Ветер стучит в окно голыми ветвями. Комната и Эрик в ней подавляют. Полумрак или скорее полусвет, льющийся из светильников над кроватью. И сама кровать — именно здесь Гектор заставил меня выпить его. Именно здесь Эрик впервые стал другим. Здесь у меня меньше шансов сохранить остатки самообладания, внутри собираются в стаю последние крупицы злости.
— Разве ты не все сказал? — Я отступила на шаг и сложила руки на груди. Под подарком Эрика, приколотым к тонкой ткани блузы, где-то внутри, за пластом из мышц и ребер, отчаянно билось сердце. Дыхание сбилось, на выдохе обжигало обветренные губы.
— Ты ответила на поцелуй, — задумчиво произнес Эрик.
— Ты застал врасплох, — попыталась оправдаться я. Вышло фальшиво.
— Мне не хотелось, чтобы ты ехала к атли. И сейчас не хочется.
— Думаю, их дом защищен достаточно хорошо, и тебе не стоит волноваться.
— Не поэтому.
— А почему?
— Разве непонятно? — Он посмотрел на меня так, будто я не замечала очевидного, и его это раздражало. Напряженный, отчего карамельная дымка окружала его ореолом, шла рябью по воздуху, рискуя заполнить пространство просторной спальни. — Хочу, чтобы ты снова моей была. Понимаю, что глупо этого хотеть после всего, но... Есть в русском языке слово из пяти букв.
Он нервно улыбнулся, словно ему стало неловко за то, что только что сказал.
Я покачала головой.
— Когда любят, так не делают.
— Как, Полина? — Он шагнул ко мне и снова оказался близко, мне пришлось пятиться и в итоге упереться в кровать. Невыгодная позиция, отступать больше некуда.
Хочу ли я отступать? Изнутри, обжигая, слезами рвалась обида.
— Ты солгал. Там, в доме Гектора, сказал, что она... — рыдания подавить не удалось, и я всхлипнула. Казалось, не дам воли чувствам, они разорвут изнутри и оставят в груди дыру. — Заставил поверить, что любишь ее!
Эрика, казалось, даже не задело. Он пожал плечами и, не раздумывая, ответил:
— Когда мы с тобой стояли на том пустыре, который открывал портал в кан, ты сказала, что вернешься к Владу и любишь его. Я тоже тебе поверил. Так в чем разница?
Это было неожиданно, я даже растерялась. Стояла и глупо хлопала ресницами, пытаясь придумать достойный ответ. Его не было.
Нечестно! Тот случай не в счет. Я ведь... я ведь... о нем думала... Разве нет?
— Я тогда тоже злился, но в итоге понял, почему ты так поступила. Это было глупо, но ты хотела мне добра. Как и я хотел сохранить тебе жизнь. Жизнь, понимаешь?! Разве что-то имело бы значение, если бы умерла? — Он глубоко вздохнул и опустил глаза. — Я бы сорвался, натворил глупостей. А кроме тебя, у меня есть еще и племя, мне нужно думать о скади. Я — вождь, Полина.
— Давай вышьем это на твоей майке! — выдохнула я остатки злости, хотя в душе уже поняла — он прав. Мне нечего ему предъявить. Эрик спасал меня, и я на его месте, скорее всего, поступила бы так же. Но обида иррациональна, а я иногда совершенно не умею контролировать собственный язык... — Не успел это повторять? Вы, вожди, думаете, мы забываем это!
Его глаза потемнели, мне показалось, что карамельная аура тоже, окутала его сгустками тьмы — беспросветной, пугающей. Руки сжались в кулаки, словно он готовился нападать. Нападать на меня.
— Я не все, Полина. Помни это!
Голос оставался спокойным, но лучше бы он крикнул, ей богу. Жар в груди тут же угас, затылок обдало холодом, а в горле застрял ком из невысказанных, обидных слов.
Я испугалась. Сильно. Впервые в жизни испугалась Эрика...
Страх вытеснил остальные эмоции, он был таким сильным, как в детстве, когда я встретилась на повороте на нашу улицу с огромной рычащей псиной. Тогда, если бы вовремя не подоспел хозяин, я могла пострадать.
Сейчас хозяина не было. Да и вряд ли Эрика смог бы кто-нибудь удержать. И так же, как тогда в детстве, не зная, куда деть собственную беспомощность, я разревелась. Села на кровать, обняла себя за плечи и плакала. А вокруг сгущалась, обволакивала, подавляла чужая аура.
Рядом со мной подавилась кровать, теплые руки легли на плечо, сгребли в охапку, приподняли, усадили на колени.
— Прости, малыш, я не хотел напугать... — Растерянный голос спрятался в моих волосах, ладони неуверенно гладили по спине. А меня уже было не остановить — плотина рухнула, освобождая все то, что копилось внутри все эти недели.
Боль. Обиду. Разочарование. Страх неизвестности. Прошлые комплексы, от которых, казалось, я избавилась. Испуг от странного поведения Эрика.
А он словно сам испугался. Сидел, прижимал меня к себе и покачивал, как маленькую. По голове гладил, по спине, и от рук его — больших и сильных — по телу разливалось тепло. Грело. Убаюкивало. Утешало.
