Путь домой. Главы 1-18

Однако требовалось найти пристанище на длительный срок. После взрыва в Лосинке Андрей Вельяминов стал наводить справки в Москве. Решение нашла Мария Андреева, знавшая художников абрамцевского кружка. "Товарищ Феномен" помнила про левые взгляды Валентина Серова. Знаменитый живописец мог без особых подозрений устроить товарищей в полузаброшенной мамонтовской усадьбе. Здесь Ростиславу и Ма Ян пришлось опять сменить обличье, изображая художников-самородков из Сибири. Немногочисленные обитатели Абрамцева насмотрелись на богемных гостей, и странности в облике и поведении не привлекали особого внимания. Физик неплохо для любителя рисовал карандашом и пастелью, а кореянка со школьных времен умела писать акварели в традиционном стиле, предпочитая пейзажи в духе Чон Сона.

По вечерам супруги выбирались в окрестный лес, бродили по узким тропкам, любовались березами, покрытыми поредевшей желтой листвой, углублялись в темный сырой ельник. Периодически моросил мелкий холодный дождь, всё чаще сменявшийся колючим снегом. Основным каналом связи с внешним миром оставалось радио. Во время вечерних сеансов связи Ростислав выслушивал новости от товарищей-революционеров из Москвы, Петербурга, Женевы и Парижа и диктовал собственные аналитические статьи для "Искры".

В один из пасмурных дней на границе осени и зимы Андрей Вельяминов захлебывающимся от волнения голосом — это явственно слышалось сквозь фединги — сообщил Ростиславу и Ма Ян о рождении сына.

— Приветствуем будущего гражданина социалистической Российской республики! — крикнула в микрофон кореянка. — И горячий привет Оленьке!

В дверь гостевого флигеля постучали.

— Кто бы это мог быть? — нахмурился физик, закрывая рацию от посторонних глаз лоскутным одеялом.

Ма Ян осторожно открыла дверь. На пороге, отряхивая длинный суконный плащ от мокрого снега, стоял Троцкий. Под мышкой революционер держал объемистый саквояж. Лев Давидович широко улыбался.

— Здравствуйте, дорогие мои ученые отшельники! Как же я рад вас видеть! Смотрю, Ростислав Александрович совсем солидным стал, на генерала похож, бороду отпустил, по последней моде.

— Привет! Какими судьбами? Как жизнь в Питере? Сильно от женевской отличается? А как поживает Наталья Ивановна?

Троцкий шутливо всплеснул руками.

— Всё, всё расскажу. Наташенька пока в Женеве осталась. А питерские рабочие — молодцы. И марксистскую теорию изучают, несмотря на зубатовские заигрывания, и за революцию, когда время придет, готовы драться, как...

— Как львы, — физик не удержался от каламбура, подкалывая не в меру патетичного молодого товарища. — Проходи в комнату, сейчас самовар поставлю — отогреешься с дороги.

— Как раз к чаю кое-что имеется, — Лев галантно преподнес Ма Ян коробочку конфет от Эйнема.

За чаем из пыхтящего ведерного самовара друзья разговорились. Между делом Ма Ян упомянула рождение сына у Ольги — Троцкий не раз общался с Андреем и его женой по радио, хотя лично пока не встречался. Лев обрадовался, попросил при первой оказии передать поздравления новоиспеченным родителям, но потом помрачнел.

— Знаете, я три года не видел дочерей. Даже известия о них получаю урывками, при большом везении. Как жизнь сложится у девочек? Когда бежал из якутской ссылки, Нина и Зина остались с Александрой, моей первой супругой. Что поделать, такова жизнь. Порой похожа на греческую трагедию.

Ростислав напомнил себе, что, несмотря на молодость, его собеседник уже немало пережил. Да и что скажешь в такой ситуации? Знание истории тут бесполезно. Не рассказывать же про раннюю смерть от болезни одной дочери и про самоубийство другой. И тем более про убийства еще не родившихся сыновей. Впрочем, будем надеяться, что эти несчастья удастся предотвратить.

Троцкий тем временем взял себя в руки. Привычным жестом поправил пенсне и сказал:

— Знаете, товарищи, у меня имеется и отчасти корыстный интерес в сегодняшнем визите. В Женеве профессор Филиппов изготовил опытный образец лучевого ружья и по совету доктора Федорова предложил испытать его в деле. Возвращаясь в Россию, я провез аппарат через границу в разобранном виде. В Петербурге наши товарищи из технической группы собрали установку. Всё вроде правильно, но аппарат не действует.

— Мотор был совсем, как настоящий, но не работал, — физик процитировал еще не написанный роман.

— Сперва мы думали, что причина в недостаточной чистоте ингредиентов при изготовлении расходуемых материалов. Химики проверили всё, но безрезультатно. Вспомнив про вашу осведомленность в работах Михаила Михайловича, я решил обратиться к вам.

Лев достал из саквояжа и протянул Ростиславу продолговатую латунную коробку. Потом достал листки со схемами и пояснениями, написанными мелким четким почерком Филиппова. Посмотрев на общую схему, физик снял верхнюю крышку и начал с большим интересом изучать устройство первого в мире боевого лазера. Компоненты рабочей смеси хранились в отдельных металлических баках: тонкостенном — для хлористого азота с добавками и массивном, рассчитанном на высокое давление, — для жидкой углекислоты. Присадки к хлористому азоту служили ингибиторами, препятствующими самопроизвольному разложению, и, видимо, участвовали в образовании активной среды с метастабильными уровнями. Разобрав список присадок, Ростислав присвистнул — среди них имелась синильная кислота. Установка была довольно опасна даже в нерабочем состоянии: хлористый азот легко мог детонировать от внешнего сотрясения, распылить яд и разрушить баллон высокого давления. По тонким трубкам компоненты подавались в рабочую камеру — медный цилиндр с прозрачными окнами на торцах. Дозировка регулировалась сложной системой жиклеров и клапанов. В лаборатории двадцать первого века Ростислав воспользовался бы микропроцессором и дозаторами, в студенческие времена собрал бы аналоговый регулятор. А Филиппов с помощью женевских умельцев сотворил шедевр прецизионной механики. Зеркала оптического резонатора размещались снаружи камеры. Физик обратил внимание, что юстировочные винты закручены до упора. Похоже, питерские мастера приняли их за обычный крепеж и затянули от всей души, сбив регулировку.

Поняв причину отказа, Ростислав потратил еще час на отладку лазерного "ружья". Последняя доводка проводилась во дворе — при пристрелке на малой мощности в качестве мишени использовались остатки стройматериалов, завалявшиеся после починки забора. Троцкий, как завороженный, смотрел на дырки с обугленными краями, появляющиеся в толстых досках, будто сами собой, с чуть слышным хлопком. Скоро древесина затлела, задымилась, хотя сухой не была. Физик пояснил, что инфракрасный луч невидим, но заметно рассеивается молекулами воды, поэтому аппарат Филиппова лучше использовать в сухую погоду. Установка работала почти бесшумно, слышалось только тихое шипение отработанной смеси в клапане сброса.

— Только, Лев, не забывай про охлаждение. При работе лишняя энергия уходит на нагрев корпуса. Михаил Михайлович сделал рабочую камеру из меди, она хорошо проводит тепло, но при частой "стрельбе" аппарат не успеет остыть и может выйти из строя. Лучше всего использовать по воздушным целям — аэропланам и дирижаблям. Просто по воздушным шарам.

— Это-то пока не требуется, — рассмеялся Троцкий. — Городовые ещё летать не научились. Разве что по воронам стрелять, подобно государю-императору.

— Очень скоро аэропланы станут эффективным оружием. Переворот в военном деле будет сопоставим с последствиями от изобретения пороха или замены парусников пароходами. "Ночной летун, во мгле ненастной земле несущий динамит", — Ростислав опять не удержался от цитаты из еще ненаписанного стихотворения Блока. — Вопрос считанных лет, если не месяцев.

Троцкий начал собираться, не желая лишний раз показываться посторонним обитателям Абрамцева. Лев Давидович рассчитывал переночевать в Сергиевом Посаде, в гостинице для православных паломников рядом с лаврой — при выборе места проявились не только соображения безопасности, но и своеобразный юмор.

Кроваво-красный диск Солнца опустился, скрываясь за верхушками вековых елей. Ростислав и Ма Ян сидели за освещенным керосиновой лампой столом, объединенными усилиями сочиняя для "Искры" новую статью со сравнительным анализом опыта рабочего движения в различных странах. Со двора послышался неясный шум. Может быть, зачем-то вернулся Троцкий? Ма Ян прислушалась — лицо её выражало сильные и противоречивые эмоции.

— Что такое? — недоуменно спросил Ростислав.

— Говорят... кто-то говорит, точнее, кричит по-корейски. Просит помощи. Очень эмоционально, не пойму деталей.

Перед входом во флигель стоял местный сторож, отставной унтер, а его за рукав дергал молодой низкорослый, лишь чуть выше Ма Ян, парень, судя по внешности, откуда-то из восточной Азии. Гость, одетый явно с чужого плеча, как бедный российский крестьянин, был сильно возбужден и что-то пытался втолковать сторожу, мешая русские и корейские выражения. Физик разобрал только "анэ... ыйса..." — слова, которые выучил с помощью жены. Ма Ян пристально разглядывала соотечественника. Потом, перейдя на корейский язык, принялась расспрашивать.

После короткого обмена певучими корейскими фразами Ма Ян шепнула Ростиславу:

— Представляешь, Слава, это сам Ан Чун Гын! Никогда не слышала, что он побывал в России, не считая Владивостока.

— Пардон, дорогая, а кто это? Судя по твоим словам, это личность историческая, но я, к своему стыду, никогда не слышал этого имени.

— Слава, ты, кажется, читал про убийство Хирабуми Ито?

— Помню, что этого японского маркиза не то вскоре после официальной аннексии Кореи, не то перед таковой застрелил в Харбине какой-то твой соотечественник во время переговоров с российским представителем Коковцевым.

— Так вот, корейского патриота, позднее повешенного японцами, звали как раз Ан Чун Гын. Его фотографии есть в любом школьном учебнике истории — и в Сеуле, и в Пхеньяне. У нас к нему относятся, как в Швейцарии — к Вильгельму Теллю, или в России — к тому крестьянину-проводнику...

— Ивану Сусанину, — уточнил Ростислав. — Понятно, раскрученный патриотический миф. Впрочем, парень, видно, и на самом деле герой, вроде наших народовольцев, раз жизнью пожертвовал, вернее, пожертвует ради своего дела. Но что он делает в Абрамцеве и что хочет от нас?

— Говорит, что жена сейчас рожает, ей очень плохо, нужна повивальная бабка или врач. — Ма Ян сочувственно смотрела на Ан Чун Гына. — Как я поняла из его слов, тут в соседней деревне обосновалась большая группа корейских беженцев. Понадеялись на помощь от царских властей или от земства, ушли из Кореи вместе с отступающей русской армией. Потом скитались по всей России, перебиваясь случайными заработками... Но где сейчас найти врача?

— От Серова я слышал, что здесь еще гостит его приятель-врач. Он остановился в другом флигеле, только не любит общества. Я попробую потолковать с этим служителем Эскулапа.

— Лучше я, — предложила Ма Ян. — Даме вряд ли будет возражать даже отъявленный мизантроп. В эту эпоху не принято. И как переводчик общаться с пациенткой помогу. Я сейчас.

— А если это подстава? Провокация охранки? — недоверчиво сказал Ростислав. — Я возьму автомат и пойду с тобой.

— Не надо, Слава. Напугаешь людей. Представляешь, в нашем времени в палату роддома — хоть в Женеве, хоть в Москве, хоть в Сеуле — входит мужик с автоматом. Что с роженицами будет? Ты лучше рацию посторожи. Впрочем, я подстрахуюсь, возьму пистолет.

Ма Ян вернулась в дом, сунула в потайной карман браунинг и, накинув полушубок, вышла к Ан Чун Гыну. Физик услышал оживленный диалог на корейском языке. Потом Ма Ян попросила сторожа запрягать лошадей на случай, если придется везти доктора к роженице. Унтер кивнул и, приволакивая ногу, пошел в сторону покосившейся конюшни. Ма Ян и Ан Чун Гын обогнули усадебный дом и завернули за угол...

Ростислав ждал, стоя на крыльце гостевого флигеля. Уже стемнело. На душе было неспокойно. Уж очень подозрительно выглядел кореец. Трудно представить, чтобы террорист-смертник при любом развитии событии стал тихим бомжом-гастарбайтером. Не тот характер. А вот контакты со спецслужбами для международного авантюриста — дело тривиальное. Всё-таки надо подстраховать Ма Ян, независимо от ее желания. Физик взял автомат и прошел в сторону крыла, где жил доктор. Дверь была открыта настежь. Сняв автомат с предохранителя, Ростислав вошел внутрь. Врач лежал на полу, на голове запеклась кровь. Ма Ян исчезла.

Физик почувствовал ярость, захлестывающую сознание. Подвернись сейчас святоша из православного союза — не задумываясь, свернул бы шею голыми руками. И автомат не потребовался бы. Ростислав чуял нутром — без черносотенцев тут не обошлось. Но интуиция и гнев не могут заменить факты и логику, ученый постарался взять себя в руки. Физик нагнулся к раненому, прощупал артерию на шее. Врач был оглушен чем-то вроде кастета, но остался жив. Сохранялась надежда разговорить свидетеля, когда (и если) тот придет в себя. Череп, кажется, выдержал, трепанация, насколько мог судить Ростислав, по-дилетантски разбирающийся в медицине, не потребуется. Физик прошел в господский дом и позвал управляющего имением. Мол, в Абрамцево пробрались грабители, врач попытался им помешать, но получил кастетом по голове. Однако, испугавшись, что на шум сбегутся люди, бандиты ретировались. Про похищение Ма Ян Ростислав рассказывать не стал. Управляющий, благообразный старик, очень давно служивший семье Мамонтовых, стал энергично отдавать распоряжения немногочисленной прислуге. Стало ясно, что о пострадавшем позаботятся. Подошло время сеанса радиосвязи. Физик вернулся в комнату, включил рацию и вызвал Андрея Вельяминова. Инженер тоже заподозрил козни националистов и предложил взять в заложники кого-нибудь из главных вожаков московских пээсовцев, чтобы обменять на Ма Ян.

— Можно, но чересчур рискованно, — подумав, возразил Ростислав. — То есть, технически, в общем-то, выполнимо, но просчитать последствия, не зная внутренних раскладов у врага, мы не сможем. Вдруг мы предъявим требования как раз конкуренту заложника? Какой обмен получится?

— Это верно, никакой. Тогда я беру оружие и срочно выезжаю в Абрамцево, вдвоем мы что-нибудь придумаем.

— Заверни в Сергиев Посад. Там в гостинице для паломников остановился товарищ Троцкий. У него есть одна полезная техническая новинка. Да и сам он человек толковый и деятельный.

Физик коротко рассказал о приезде Льва Давидовича и об аппарате профессора Филиппова.

— Хорошо, — согласился Андрей, — часа через полтора буду в Сергиевом Посаде. Ты пока расспроси слуг и гостей в усадьбе, может, хоть кто-нибудь что-то видел. Конец связи.

Отключив рацию, Ростислав прошел к управляющему. После долгой, полной намеков в совершенно японской манере беседы старик дал понять, что не собирается связываться с исправником. От полиции больше неприятностей, чем пользы. В принципе, физика это устраивало — не требовалось снова скрываться. Однако поискам Ма Ян разговор помог мало — управляющий ничего не видел и не слышал, сидя в кабинете за хозяйственными бумагами. Полезными сведениями можно было назвать только рассказ о ближних деревнях — там в усадьбу нанимали работников. Ни про каких корейских беженцев управляющий не слышал — только китайские торговцы-старьевщики изредка появлялись в окрестностях. Следовательно, появление в Абрамцеве натурального корейца, причем известного в будущем в качестве террориста, было не импровизацией, а тщательно подготовленной в расчете на личность Ма Ян операцией. И организатор такой операции — явно не примитивный костолом-черносотенец из Охотного ряда. Может быть, Никитин постарался. Омоновец туповат, но на полковничьей должности удерживался — стало быть, научился в какой-то мере играм спецслужб. Или нашелся местный прыткий службист?