Свинцом и фосфором: Страж империи

— А как вообще вы оцениваете нынешний уровень боеспособности ваших курсантов? — задал вопрос самый первый журналист.

Я приподнял брови:

— Странный вопрос. У них в прошлом — от года до трех в училищах, не всегда профильных, а я обучаю их всего-то три месяца. Меня самого четыре года готовили, между прочим. Какой боеспособности вы ждали от зеленых новичков?

— Пожалуй, я неверно сформулировал... Как вы оцениваете их прогресс? Как скоро ваше подразделение сможет, так сказать, проявить себя в деле защиты страны от потусторонней дряни?

— О, да хоть сегодня вечером. Давайте я вам кое-что объясню... Понимаете, я не для того их учу, чтобы они пошли в бой — а для того, чтобы пошли, победили, выжили и повторили с начала. Пойти в бой может кто угодно, для этого не нужна никакая подготовка — только достаточная отвага. Для всего остального нужно очень много чего. Помните последний инцидент с моим участием? Там взвод спецназа был — и они потеряли шесть человек. Спецназ, понимаете? Я в целом высокого мнения о качествах сиберийского спецназа — но это если сравнивать с другими спецназами. Если сравнивать с тем же одержимым — там их уровня оказалось недостаточно, чтобы победить без потерь. А спецназ, если вы не знали — это бойцы, которые отслужили три года, затем прошли отбор и еще три года подготовки и стажировки — и только потом солдат официально становится спецназовцем. Если курсант идет в спецназ целенаправленно — он учится в училище пять лет. Конечно, в моей учебке все намного жестче — но быстрых чудес не ждите.

— Понятно. А как вообще прошли учения? Курсанты выполнили задачи?

— И да, и нет. С задачей поразить условного противника четыре раза они не справились — условный противник оказался слишком хорош и получил лишь три попадания. Но если бы это были реальные боевые условия, а я — настоящим одержимым... Я бы сыграл в ящик много раз. Это от маркера я могу увернуться или закрыться полицейским, а от залпа 'потрошителей' мы оба разлетелись бы в клочья. У маркера вначале хлопок, потом прилетает шарик, а у 'потрошителя' вначале прилетает пуля, и тогда выстрел услышать уже не успеешь. В целом же, меня радует прогресс курсантов. Точнее, даже не столько прогресс, сколько стойкость. Я боялся, что уже через пару недель большинство разбежится — не разбежались. Я закручиваю гайки — пока держатся. Вопрос не в том, насколько быстро они пройдут путь — а в том, дойдут ли до финиша. Из того, кто выдюжит и не сломается, я сделаю кого-то вроде себя. Рано или поздно.

Тут по громкоговорителям внутренней связи прозвучало оповещение о начале презентации в основном зале, и моя пресс-конференция на этом закончилась.

— Хорошая тут пресса, — тихо сказал я на ухо Скарлетт, — удобная.

— Это потому, что они получили список вопросов, которые надо задать, — улыбнулась моя заместительница. — Ну, кроме того, что ввернул реплику про условные жертвы... Он 'оппозиционный'. Их тоже приходится пускать, чтобы в оппозиционных СМИ появлялись нужные нам материалы.

Тут ко мне подошла Роксана и улыбнулась:

— Здравствуйте! Александер, помните меня?

— Как бы я мог вас забыть, — ответил я.

— Как насчет небольшого интервью по окончании мероприятий? — ее улыбка стала откровенно лукавой.

— Разве ж я могу отказаться?

Мы прошли в главный приемный зал, где уже набралось немало народу. Пока я искал глазами свободное место, мне из переднего ряда помахал какой-то человек, и в нем я узнал Яна Сабурова. Мы со Скарлетт сели рядом с ним, поскольку на двух креслах лежали карточки с нашими именами.

— Приветствую, Александер, — сказал Ян, — надеюсь, у вас есть план?

Я поприветствовал его и ответил:

— Полагаю, что есть. Я ознакомился с документацией — там все довольно правдоподобно, надо это признать, но если присмотреться — концы с концами не сходятся. Если рейховцы своего 'айзенриттера' не смогли довести до ума...

— Угу, осталось это доказать остальным, — вздохнул Ян, — иначе мне только и останется, что ждать отставки кого-то из старших братьев...

— Простите, не понял?

— Я имел в виду, что если мой научный проект похоронят — мне не останется в жизни особых перспектив, разве только пойти в боевые маги, но для этого должен уйти со службы один из двух братьев. Мне ведь служить запрещено, пока служат они.

— Вы про тот специальный указ короля? Я так и не понял, за что вам служба запрещена...

— Закон о сохранении благородных линий крови... Чтобы достойный род не прервался — запрещена одновременная служба всех его наследников. Разумеется, с одной стороны — это огромная честь, когда король лично вносит род в список особо достойных... Но с другой — это трагедия для таких, как я, которые просто оказываются на обочине социума... Я нашел себя в науке, конечно, но осадочек...

Я вздохнул: мне бы его проблемы.

— В общем, я тут еще одного парня провел — инженер из танкостроительного конструкторского бюро, — сказал Ян. — Он любые попытки обмануть пресечет быстро... Спец по антимагической защите, работал на предприятии, где делают доспехи для магов.

Тут в зал в сопровождении свиты — охрана, а также министр Сабуров и еще пара человек, среди которых я узнал Потоцкого — вошел король. Все присутствующие встали, поприветствовав монарха, вся процессия проследовала к 'королевскому ряду' — король, как оказалось, сидит в первом ряду, наравне с остальными, только его кресло визуально напоминает трон.

Как только король и свита расселись, приятный женский голос сообщил из динамика, что презентация начата.

На возвышение — то ли сцена, то ли трибуна — из-за кулис вышел, неуклюже шагая, человек в странной громоздкой экзоскелетной конструкции. По сути, не полностью покрытый обшивкой каркас, на груди и спине — массивные агрегаты, да суставы ног снабжены странными двигателями. К плечам цепями прикреплены четыре массивные гири.

— Вот и Линдеманн собственной персоной, — сказал Ян.

Рейховец оказался типичным рейховцем: долговязый и белобрысый. Высокий лоб и глубоко посаженные глаза делают его похожим на человека умственного труда, каковым он, видимо, и является.

— Приветствую вас, ваше величество, дамы и господа! — сказал он.— Поклониться, как подобает, не могу в этом снаряжении, уж не взыщите. Итак, позвольте представить вам концепцию боевого доспеха, предназначенного для рыцарей-магов, сражающихся с одержимыми и прочими тварями. Собственно, то, что вы видите на мне — это прототип. На спине — силовой привод, он питается за счет моей магической силы и позволяет этому костюму шагать, неся весь свой вес. Брони тут, как видите, пока нет, потому вместо них мои помощники приварили четыре гири общей массой почти в центнер. Вес всего костюма — сто восемьдесят и это не предел. То, что вы видите у меня на груди — это преобразователь, который я нескромно назвал своим именем. Он тоже питается за мой счет, но без моего участия, и обеспечивает мне постоянную круговую защиту от летящих предметов. Сейчас мы с вами это и проверим.

По залу пошли слуги в ливреях, везущие тележки с бильярдными шарами. Линдеманн призвал всех желающих взять несколько шаров, а затем предложил бросать в него.

— С вашего позволения, я повернусь к вам спиной, это не из неуважения, а чтобы я не видел летящие шары. Я могу даже заснуть в костюме — защитный преобразователь продолжит работать.

— Знает, гад, как вовлечь зрителя, — резюмировал Ян.

Демонстрация, надо признать, прошла успешно: шары сыпались на пол, не долетая до изобретателя. Мой бросок, в который я неплохо вложился, тоже цели не достиг.

Я уже хотел задать вопрос о более мощном снаряде, как этот же вопрос задал солидный высокий мужчина, представившийся главным конструктором все тех же боевых доспехов.

— А, король даже его привел, — прокомментировал Ян. — Вот кого уж точно провести не получится.

В ответ на вопрос Линдеманн развел руками:

— Господа, на мне — не боевой доспех, а всего лишь прототип. Функциональная модель. Собрано это, простите мою вульгарность, из говна и палок. Из чего было, из того сделали. Чтоб вы понимали — мощность крайне мала, а коэффициент полезного действия преобразователя не превышает нескольких процентов, при всей его неуклюжести. Вы, господин главный конструктор, сами понимаете, насколько это мало. Средний показатель КПД у не самых эффективных техномагических устройств — пятьдесят-семьдесят. Моя модель работает в лучшем случае на десятую часть от проектной мощности.

— Даже не знаю, как тут подкопаться, — признался мне на ухо Ян.

Тут встал еще один человек.

— Норберт Земецкий, из 'Всемирного обозревателя'. Герр Линдеманн, вы имели некое отношение к разработке рейховского проекта 'Железный рыцарь', не так ли?

— Не совсем так. Я имел отношение к производству кое-каких деталей, не к самой разработке.

— Но вы ознакомились с тем, как устроен 'Железный рыцарь', разве нет? И вот теперь вы, можно сказать, привезли к нам военную тайну своей страны? Вы не чувствуете себя предателем, герр Линдеманн?

Изобретатель добродушно улыбнулся:

— О какой тайне речь? Я привез чертежи 'Железного рыцаря'? Нет. Я предлагаю вам сделать аналог? Снова ответ 'нет'. Само понятие 'военная тайна' в данном случае неуместно, поскольку мое изобретение не предназначено для войны с людьми. И я ничего не украл у своей страны. Я посмотрел на 'Железного рыцаря' и придумал, как на его основе сделать кое-что иное... куда более полезное. Заметьте — я видел костюм вблизи, но никогда не имел доступа к документации, кроме некоторых спецификаций. Я не могу выдать тайну, которой не владею.

— А можно узнать, где именно в конструкции 'Айзенриттера' вы усмотрели потенциал для улучшения? — вмешался еще один человек, выглядящий как типичный яйцеголовый. — Из 'Айзенриттера' выжали все, что смогли. Более совершенный боевой доспех с нынешним уровнем технологий вряд ли возможен.

Линдеманн покачал головой:

— Еще раз: не идет речи об улучшении того проекта. Мой проект имеет лишь внешнюю схожесть, но он предназначен для иных целей и для защиты от иных факторов. Объясняю просто: люди используют пули. Пуля имеет относительно высокий показатель проникающей способности и высокий показатель дульной энергии относительно массы. Для защиты от пули нужна броня, имеющая высокую твердость и плотность, устойчивая к проникающим снарядам. Внимание, вопрос: вы когда-нибудь видели одержимого с автоматом? Вот, в переднем ряду я вижу специалиста... простите, господин Терновский, не знаю, к вам обращаться 'офицер', 'командор' или как-то иначе?

— В СТО звания ничего не стоят, так что можно просто Александер, — ответил я.

— Как угодно. Скажите, Александер, вам приходилось хотя бы слышать об одержимом с автоматом?

— Нет, никогда, — признался я. — Им это не нужно, самые старые развивают энергетику мелкокалиберной пушки.

— Вот именно! — Линдеманн поднял вверх указательный палец. — Одержимые 'стреляют' любыми подручными предметами, будь то камень, кирпич, кусок металла или тому подобное. Все эти 'снаряды' имеют околонулевую проникающую способность и относительно малую поперечную нагрузку. Пуля — пробивает. Кирпич — проламывает и сокрушает. Разные поражающие факторы — разная защита. Для защиты от летящего кирпича не нужна цементированная бронепластина, хватит сверхпрочного противоударного пластика и других легких композитных материалов. Они не пригодны для защиты от пули, но способны выдержать попадание камня, даже если камень имеет более высокую энергию, нежели пуля. Таким образом, мы экономим вес, заменяя броневую сталь на пластик. А выигранный вес мы можем употребить на другие нужды. Например, на второй защитный слой, на противоударный наполнитель и так далее.

В зале раздались жидкие аплодисменты, и я испытал желание присоединиться к ним: Линдеманн неожиданно подошел к проблеме куда более фундаментально, чем я думал.

Поднял руку сидящий возле короля Потоцкий.

— Да, ваша светлость?

— У меня как у оружейника простой вопрос. Защита от камня — ладно. Защита от камня с энергией выше, чем у пули — ладно. Как вы будете защищаться от камня, имеющего энергетику снаряда? Тридцать тысяч джоулей и выше? Защититься от снаряда двадцатимиллиметровой пушки по силам только магам высоких уровней, да и то не всем. Ваш преобразователь это сможет?

— Сможет. Объясню главную механику работы... Десять лет назад, когда я работал в одной лаборатории, где ставили эксперименты с аналогичным устройством классического типа — в смысле, противопульного, которые вам, полагаю, знакомы хотя бы понаслышке...

— Вот разве понаслышке и знакомы, — фыркнул Потоцкий, — потому что эффективно работающих нет. На практике они используются только во все том же 'Айзенриттере'.

— Так все и есть, — кивнул Линдеманн, — и те эксперименты тоже кончились пшиком. То есть, рабочая модель была создана, но она уступала в защите магическому психокинетическому барьеру, который маги используют безо всяких громоздких устройств... Ну, как и все предыдущие аналогичные попытки. Но во время работы я обнаружил сбой в одном из двух тестовых образцов, немного поэкспериментировал, даже доложил руководителю... Но тогда никто не понял, что именно было открыто... Суть сбоя заключалась в том, что образец не гасил кинетическую энергию снаряда, а уменьшал скорость оного, причем на примерно фиксированную величину. Причем, что самое главное — безотносительно энергетики снаряда. И только год назад я понял, что же я случайно открыл. Дело в том, дамы и господа, что одержимые, как я узнал недавно, имеют свой предел скорости разгона снаряда. Это примерно триста метров в секунду. Нет данных о том, чтобы они могли разогнать снаряд еще быстрее. А высокие 'пушечные' энергетики достигаются за счет массы снаряда, которая может достигать килограмма. Так вот. Я создал устройство, которое защищает не путем уменьшения энергии снаряда, а путем уменьшения его скорости. Внимание на экран.

И на экране появился ролик, суть которого я схватил на лету: 'преобразователь' уменьшает скорость снаряда. Если снаряд весом в один килограмм при скорости триста метров в секунду имеет сорок пять тысяч джоулей, то на скорости сто метров в секунду его кинетическая энергия будет равна всего пяти тысячам. Старый добрый 'эм-вэ-квадрат, деленный на два'. И если винтовочная пуля, потеряв двести метров в секунду из тысячи, все равно остается смертоносной, то кирпич, запущенный не очень сильным одержимым, потеряет почти всю скорость, а вместе с нею — и всю кинетику. Более тяжелые снаряды, летящие со скоростью менее двухсот, при этом будут просто останавливаться и падать.

Ролик до конца не дошел, когда несколько человек принялись вопрошать о законе сохранения энергии.

Линдеманн сделал кому-то за кулисами знак прекратить показ и ответил:

— Ничего странного: на остановку предметов с разной энергетикой преобразователь тратит свою энергию, а точнее мою, пропорционально. Модель, которую вы видите на мне, имеет показатель защиты около пятнадцати метров в секунду. На остановку бильярдного шара и гири, летящих с этой скоростью, будет затрачено разное количество энергии. Так вот. Если мы разработаем достаточно мощное устройство, имеющее показатель снижения скорости двести пятьдесят или выше — оно будет отнимать у летящего снаряда колоссальное количество кинетической энергии. Даже если снаряд сохранит небольшую скорость — его разрушительной мощи будет недостаточно, чтобы разрушить сам костюм и убить носителя оного.