Взгляд в будущее

— Занятно? — спросил он, и, не дожидаясь ответа, продолжил, — Я тоже минуту стоял и смотрел на эту фигню, думал, что чокнулся! Потом перекрестился, и сразу отпустило. В общем, никуда вход в лабораторию не пропал. Он стал невидимым.

— Чего? — тупо переспросил я.

— Ага, — Корень развел руками, — представь себе, что часть КПП обрела совершенную прозрачность. Видишь, ровный скол бетона с арматурой? Вот это и есть граница невидимости. Если очень внимательно приглядеться, становиться видно, что вот это искрение, принимаемое всеми за электрическую аномалию, идет строго по разрезу бетонного монолита. Мозгов никому не хватило — здесь и лезть внутрь. А проводника нашего подстрелили, и он свалился в открытый люк. Повезло, можно сказать. Иначе бы мы здесь и за месяц ничего не нашли. Хорошо, он догадался ещё в сторону откатиться, под холм — сразу пропал из зоны видимости. Эти, — Корень показал на сваленные в кучку продукты моего мародерского промысла, — посмотрели — нет никого, нас пошли искать. А он, как оклемался чуток — полез нам маячить, что все в порядке, головенку-то свою и засветил.

— Никогда о таком не слышал, — трудно было поверить в бетон-невидимку, но левитирующий проводник служил весомым подтверждением словам Корня. — Что с Белычем?

— Пуля сквозь правую лопатку прошла, он уже сделал все, что нужно. Артефакт какой-то прикрутил. Говорит — часа через три работоспособность руки восстановится. И еще при падении ногу разодрал сильно, но это мелочи.

Что-то не так было с этой прозрачностью, что-то не совпадало в гладкой теории Петровича. Ладно, сверху Белыча не увидишь — он под козырек кургана заполз, но сбоку-то, если стены абсолютно прозрачные, мы должны были его видеть!

Я поделился своими соображениями с Корнем, на что он, почесав затылок, изрек:

— Действительно, лажа какая-то. С другой стороны, что мы знаем о природе феноменов Зоны? Будем считать это еще одной оптической иллюзией! А то мозги сломаем. Ага?

— Ага, — мне больше нечего было сказать.

— Что там подранок мой?

— Отошел.

Петрович перекрестился.

— Эй, наверху! — Белыч закончил перевязку и теперь смотрел на нас снизу. — Я чего думаю: надо стены здесь прощупать, может вход внутрь отыщется. Макс, спускайся.

Ну да, теперь на какое-то время я оставался единственным полностью работоспособным членом нашей экспедиции. Сейчас начнется: Макс, сделай то, принеси это...

— Давай, Авгур, — подтвердил мою догадку Петрович, — если даже ничего не найдете, его все равно как-то вытаскивать нужно. Веревку не потерял?

— Нет, всё со мной, — я нашел веревку, огляделся, подыскивая к чему бы ее прицепить. На голой вершине — ни деревца, ни валуна. Видя мои метания, Корень в очередной раз едко заметил:

— Какие же вы бестолковые, молодежь. Все нам, старым, делать нужно.

Он взял один конец веревки и аккуратно спустил его Белычу.

— Эй, сталкер, привяжи его там покрепче!

Проводник согласно кивнул, исчез из виду на минуту, потом до нас донеслось:

— Готово!

— А теперь смотри, Макс. — Петрович привязал к свободному концу веревки ставший ненужным АК-74, хорошенько размахнулся и забросил его на противоположный склон кургана.

Веревка натянулась до состояния струны. На всякий случай я её подергал — держалась намертво! Видя моё недоумение, Корень хохотнул:

— Поживи-ка с моё, еще и не тому научишься. Не мучай мозг, там гравиконцентрат.

Быстро он здесь освоился. Ещё пару недель и сам сможет туристов по всяким злачным местам водить.

Белыч встретил меня мрачным настроением, морщась от боли в ноге, проковылял поближе:

— Я здесь посижу, брат, отдохну немного.

— Не напрягайся.

Я осмотрелся: внутри несуществующего — если смотреть с дороги — помещения царил полумрак, лишь под открытым люком светлело пятно падающего света, в углах же было совсем темно. Стены оставались прозрачными, и все, что находилось снаружи, было прекрасно видно, но с сильным затемнением — как в автомобиле с тонированными стеклами. Соседние помещения затемнялись еще сильнее, но все равно оставались различимы — как в скелетах перегородок в компьютерных моделях, когда еще не наложены текстуры. И вместо линий, ограничивающих плоскости — пунктир голубоватых искр. Красиво! В то же время во всей конструкции я на первый взгляд не нашел ни одного дверного проема, ничего похожего на двери, дверцы, люки и вообще любые отверстия! Может, на ощупь будет вернее? Собственно, этим мне и предлагали заняться мои спутники.

Сначала я обошел все помещение по периметру — гладкая стена, потолок без единого следа электропроводки и отверстий под светильники, пол, столь же ровный — все, казалось, было сделано из стекла. Аквариум кубов эдак на сто пятьдесят. И слева, и справа, и под ним виднелись похожие параллелепипеды.

Вход.

В том, что вход, который до нас искали очень многие и очень усердно, и который открылся нам сразу, в результате счастливого — здесь Белыч недовольно скривился — стечения обстоятельств, Петрович обнаружил ни много ни мало, но перст божий.

— Вот, — громко сказал он сверху, — вы, два Фомы, не верили в мои молитвы, а что, как не они вызвали явление этого чуда? Сколько здесь было алчущих? И почему путь открылся лишь нам?

— Не открылся еще, — морщась от боли, ответил Белыч. — Племянник вон твой уже битый час стены мацает, как призывник плаксивую невесту, а толку пока не видно.

— Потому что без души дело делает, без молитвы в сердце, — ничуть не усомнившись в правильности своих измышлений, заявил Корень.

— Верно, нужно всем сесть на жопу, помедитировать, глядишь — дверца сама и найдется. Что-то больно много чудес на одну твою молитву ожидаешь, Петрович.

— Не юродствуй, сталкер. Что там у Макса?

— Я ж говорю: все стены здесь облизал — ничего.

— Эй, Авгур! Стены-то толстые?

Я уже бегло осмотрел и ощупал полупроявленный искрами каркас. Внешние стены — метровой толщины монолит с арматурой, внутренние были разными: перпендикулярные к внешней стене — полуметровые, параллельная — в один кирпич. Потолок — полусферический и тоже метровой толщины, а вот межэтажное перекрытие — хлипкое, всего лишь в ладонь — плита-пустотка. Кажется, я начал понимать, что имел в виду "дядя", спрашивая о толщине стен.

— Петрович, если ты имеешь в виду детонирующий шнур, то я сильно против его использования.

— Чего это?

— Чего взрывать? Вот эту стеклянно-электрическую херь? Ты что-то знаешь о её свойствах? Может, эти стены теперь круче титановой брони? Или наоборот — так бабахнет, что пол-Зоны в воронку поместится?

— Максим, не умножай сущностей более необходимого! — Петровича явно понесло в теолого-филосовском направлении. Оккама вот вспомнил. — Попытка — не пытка.

— Петрович, — мне стало смешно, — как думаешь, что сказал пилот Пол Тиббетс, когда освобождался от груза над Хиросимой?

— Мне похеру, что он говорил, прости, Господи. Принимай пакеты.

— Господа, — проводник решил вступить в наш диспут, — право слово, неудобно вас об этом просить, но может быть, просвятите несведущего калеку, о каком взрыве идет речь?

Вместо ответа ему под ноги шлепнулся пакет с Primacord`ом, следом по веревке на карабине скользнул мешочек с электродетонаторами.

— Петрович, — мне все ещё не хотелось прибегать к этому крайнему средству, — ты предлагаешь при подрыве нам здесь побыть?

— Дурной совсем, что ли? — вопросом на вопрос ответил Корень. — Пару метров на дырку — это почти кило гексогена! В закрытом помещении. От вас даже рваных сандалий не останется! Уложите там все нормально и наверх выбирайтесь. И давай, Макс, пошевеливайся: действие твоего имипрапина не бесконечно. Через несколько часов будешь двоих на руках носить, если станешь сейчас притормаживать.

Белыч уже вынул шланг из пакета и недоуменно его разглядывал.

— Это что, Макс?

— Детонирующий шнур в шланге с октогеном. Сейчас обложим им контур будущего отверстия в перекрытии, воткнем электродетонатор, отойдем подальше и бахнем.

— Ты смотри! — восхитился проводник. — Полезная штука. Петрович, если после нашей экскурсии немного шланга останется — можно я себе заберу? В счет оплаты за понесенные ранения?

— Белыч, ты точно не еврей?

— А чего я такого сказал, брат? Жалко шланга?

— Заберешь, скопидом.

Укладка шнура заняла немного времени, гораздо дольше мы провозились с вытаскиванием Белыча из его нежданного узилища. Я сумел прилично ободрать себе руку, а сам Белыч пару раз хорошо приложился макушкой о потолок, когда я пытался его подсадить к люку. Корень с интересом посматривал на наши молодецкие забавы, не забывая, однако, время от времени внимательно обследовать подходы к кургану. Он успел переобуться, немного приодеться и теперь выглядел заправским головорезом. На голову повязал черную бандану, извлеченную непонятно откуда.

Через сорок минут подготовка к подрыву была полностью завершена: мы сидели в трубе, еще совсем недавно послужившей нам в качестве засады-укрытия.

— Ну, что? Приступим, братия? — Петрович вертел в руках брелок дистанционного подрыва. — На счет три. Раз, два, — под ногами едва заметно тряхнуло, — три. Давай, Макс, ты самый быстрый, посмотри, пока мы доковыляем.

Я привычно подхватил свою кладь и побежал по уже известному маршруту.

Взрывом сорвало с крепления веревку, и чертова аномалия втянула в себя еще метра три, куцый обрывок свисал с кургана, не доставая до круглого люка, теперь отмеченного сизоватой дымкой, полутора метров. Не смертельно. Я бросил вниз свой рюкзак, следом по веревке спустился сам. Подрыв мы предусмотрительно организовали не прямо под люком, поэтому я без боязни спрыгнул вниз. Дым быстро рассеивался, против ожидания не через верхнее отверстие, а словно стекал вниз, через только что сделанный пролом.

— Ну, Макс, что там? — донеслось сверху. Доковыляли, болезные.

— Есть ход! — я смотрел на утекающие вниз клубы и вдруг с изумлением заметил, как только что с такими мытарствами пробитое отверстие начинает срастаться!

Наверное, если попробовать взорвать лужу киселя, можно получить сходный эффект. Через некоторое время края разрыва сомкнутся и о том, что недавно здесь было отверстие почти метрового диаметра — можно будет догадаться только по ошметкам этого киселя на стенах. Но и стены здесь были необычные — я не увидел ни одного обломка от перекрытия. А будь это нормальный бетон, они просто обязаны были здесь валяться в немалых количествах!

— Петрович! — я заорал так громко, что сам на секунду оглох, — оно зарастает! Быстрее спускайтесь!

— Что там у тебя зарастает? — Корень не заразился моим волнением. — К врачу потом сходишь, когда совсем зарастет. Какать все же иногда нужно.

— Петрович, дошутишься! Дыра в полу зарастает. — Я говорил уже спокойнее, — минут через десять придется еще раз взрывать.

— Макс, — очень неуверенно, — ты не бредишь? Нанюхался там чего, ага?

— Либо вы спускаетесь сейчас, либо подождите десять минут и сразу бросайте мне еще один кусок шланга.

Сверху послышалась суета, потом в световое пятно свалились один за другим два рюкзака, посыпалось оружие, с громким матом на кучу рухнул Белыч, и, завершая картину пожарной эвакуации, спрыгнул Петрович.

— Где? — они подскочили ко мне одновременно, но по разному: Белыч прыгал на одной ноге, Корень — перекатываясь шустрым колобком — он даже не вставал на ноги.

— Вон, любуйтесь, — я показал им на сжимающуюся дыру пальцем. — Сантиметров пять уже сожрало. Теперь мне понятно, почему я ни окон ни дверей не нашел.

— Ух ты! — Белыч почесал небритый подбородок. — Сахаров с компанией за обломок этой хрени мне путевку в клуб миллионеров выписали бы не задумываясь! Это какая же область применения в народном хозяйстве?! На миллиарды!

— Булками шевелите, руконогие! — заорал Корень, осознав, что мой бред про самозатягивающийся прозрачный бетон вовсе и не бред даже.

Мы втроем кинулись к куче наваленных вещей и стали перекидывать их в сжимающееся отверстие. Глубина, судя по доносившимся звукам, оказалась небольшой — метра три. Когда все было сброшено, и лишь в моих руках оставался единственный АС "Вал" с десятью патронами, да "Глоки" Петровича с двумя магазинами, мы как-то вдруг, разом осознали, что остались без оружия, продовольствия, боеприпасов и других, необходимых для выживания вещей — все это было уже внизу. А отверстие сжалось так, что самому толстому из нас — Петровичу — уже надо было бы потрудиться, чтоб протиснуть сквозь него свое тело. Белыч, не понаслышке знавший, чем это — остаться без стволов и всего остального — грозит в Зоне, предпочел неизвестность подземелья, но с оружием. Он набрал в легкие воздуха и прыгнул вниз. Крик "твою мать!" и поток непечатной матерщины известил нас, что приземление прошло успешно. Корень перекрестился трижды, а я, пока он собирался, последовал за проводником. Приземление вышло не совсем удачным, но если б я вовремя не откатился, Петрович переломал бы мне все ребра.

Мы втроем сидели перед грудой снаряжения, почесываясь и матерясь, и зачарованно смотрели наверх, где от нашего лаза оставалась едва заметная щелка. Но вскоре затянулась и она, и нас окружил уже знакомый полумрак.

— Я вот чего не пойму, — Белыч перешел на доступный пониманию язык, — если дырки так быстро и надежно зарастают, то почему оставался открытым люк, в который я провалился? Мистика! Представьте, нас ведь снаружи теперь не видно! А мы сидим, всё видим! А как оно заросло, а? Тонкое напыление на ботинки и им сносу не будет вечно! Это однозначно Нобелевская премия! Только бы теперь до сахаровского бункера добраться! Или статью в центральной газете. Какой материал! Эх, таких бы клиентов на год раньше — разве б я здесь застрял бы?

— Шнобелевская, — Петрович, кряхтя, поднялся. Помотал руками-ногами, — Вроде цел. Ты, Макс, как? Клаустрофобия не мучает?

— Рука саднит, надо бы обработать чем-нибудь, а так — наверное, выживу.

— Здания из такого бетона! — Белыч не унимался. — Это ж мечта любого архитектора. Практически неразрушаемые.

— Обязательно, — согласился Петрович, — только окна с дверями замаешься прорубать. И каменные ботинки на ногах странновато будут смотреться. Перекусим?

— Давай, торопиться теперь некуда. Вон дверь, — кажется, я успел осмотреться раньше своих спутников, и первым заметил, что аномальный бетон в помещении, где мы оказались, через несколько метров вглубь меняется на нормальный, и в двадцати шагах от нас в обычной серой стене виднеется контур дверного проема, наполовину перегороженный металлическим шкафом.

— Насчет "торопиться-не торопиться", я бы не был столь категоричен, — заметил Белыч, вынимая уже порядком опостылевшую тушенку. — Все же у тебя на руках двое замученных тяжелым переходом и ранами людей. Каждый час промедления уменьшает наши шансы на выживание, — он вскрыл ножом крышку и отправил кусок граммов на двести в рот, скорчил трагичную гримасу и захрипел, — ну вот, пришел мой час!

— Хватит, ага? — Петрович оборвал его и забрал вскрытую банку, — угомонись уже. На полчаса объявляю привал.