Светлана всё этого говорила гортанным, спокойным и уверенным голосом. Она встала и теперь стояла перед своим учителем, который наклонил по-старчески трясущуюся голову и молчал, как нашкодивший ученик. Он уже не надеялся переубедить Светлану, и отрешенно сказал:
— Председатель Учёного Совета предложил взять москвичей под стражу, поселить в отдельном охраняемом бункере, но при этом создать хорошие условия жизни, приравненные к УЗ-3. У них хотят получить всю необходимую информацию, попытаться наладить радиосвязь с Москвой. Учёный Совет заинтересован в этом, но боится, что вы осуществите это где-нибудь в другом месте Муоса, а значит оставите нас в дураках. Председатель предложил обдумать это, а завтра утром обсудить и принять решение, что с Вами делать...
Света, у меня было пять сыновей, четверо из которых погибли в Последнюю Мировую на поверхности. Дочерей у меня не было. Когда тебя, девчушкой, привезли больную, избитую, с почти разорванным пахом, я действительно считал глупым тратить на тебя средства и лечить, а предлагал партизанам лучше умертвить тебя или ещё лучше продать мне за бесценок для лабораторных опытов. Но те настаивали, поэтому я тебя сшил. Чудом ты выжила. Как только ты стала говорить, сразу засыпала меня кучей вопросов, вопросов не детских. Ты была любознательна, схватывала все на лету, и при этом очень добра. Однажды, когда я вечером зашёл в твою палату, ты стояла на коленях, сжав ладони, молилась своему Богу. Ты говорила: "Боженька, пожалуйста, помоги дяде Вове в его работе, ему так тяжело, он столько делает для людей, он вылечил меня, он такой добрый ...". Я неслышно вышел, мне стало стыдно, может быть первый раз в жизни, за то, что я хотел тебя убить.
Я ходатайствовал, чтобы тебя определили в школу. В Университет ты уже поступила сама, без моей помощи - тебе не было равных на вступительных экзаменах. Я с нетерпением ждал лекций и семинаров в твоей группе. Мне нравилось с тобой разговаривать, спорить. Когда у меня случался тупик в моих исследованиях, я шел поговорить к тебе. Ты всегда меня радостно встречала и с напором вступала в обсуждение частных научных проблем (о главной цели своих исследований я тебе, как ты помнишь, не говорил). В дискуссии с тобой решение рождалось само собой. Ни с кем в Центре... слышишь, ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой. Ты для меня была, как дочь. Когда ты после выпуска в Университете отказалась остаться в Центре, я думал, что ты, хлебнув несладкой партизанской жизни, вернешься. Ты не вернулась. С тобой из Центра для меня ушла радость жизни. Я стал Членом Учёного Совета, но это для меня, поверь, ничего не значит. Как мне хотелось поговорить с тобой. Когда я тебя сегодня увидел в этом кабинете, я думал, что у меня сердце из груди выскочит. Я ждал, когда ты придёшь. Вот ты пришла.. Я вижу, что ты стала ещё умнее.. Но ты уже чужая, совсем чужая..
Конечно, Света, я помогу тебе и твоим друзьям в вашей сомнительной затее. Я убежу Председателя отпустить вас... Но запомни, это я делаю не ради них, не ради себя, а ради тебя, девочка...
— Спасибо, Учитель.
6. АМЕРИКА
6.1.
Морской пехотинец ВМС США Рэй Славински был очень удачлив. Учебка, Ирак, военная академия, Афганистан — ему везде везло. Он не разу не был ранен, и к своим двадцати семи уже имел две полных колодки наград. Но главной его гордость — это М16 — автомат, на прикладе которого он делал зарубки. Их было двенадцать — стольких врагов он убил. Всё по-честному: он именным кинжалом делал зарубки на прикладе автомата только в том случае, если был уверен, что враг был убит и был убит именно им. Поэтому реальный счёт его заслуг (убитых и раненных) был в два-три больше. Да и зарубки он ставил только при убиении вооруженных врагов. После того, как он в одном кишлаке расстрелял во время зачистки психованную пуштунку, поцарапавшую ему лицо, а затем и ее сына-подростка, который увидев смерть матери, пытался ударить его какой-то палкой, — он зарубок на прикладе не ставил. Всё по-честному!
Когда афганская миссия была провалена и правительство решило вывести американские войска, у Рэя — уже майора морской пехоты, начались спокойные времена. Его направили в Литву. Это маленькое балтийское государство стало новым преданным другом США, с умилением принимавшего любую военную помощь в предупреждении надвигающейся "восточной угрозы". В Литве формировались военные базы, проводились учения с неумелыми литовскими военными. Но войны здесь не было, и жизнь у Рэя потекла спокойная и размеренная.
Для Рэя схема мира была проста. Есть США — страна, в которой живут свободное цивилизованные люди, и заседает мудрое правительство с гениальным президентом во главе. Есть ещё пару десятков стран — друзей США, то же умных и свободных, но конечно не настолько, как США. И есть остальной мир, который представляет реальную угрозу свободной стране США. Для того, чтобы эти злые страны не напали на США — их надо опередить: разбомбить, уничтожить армию, расстрелять их глупые правительства; под контролем США провести свободные демократичные выборы... короче осчастливить угнетаемые народы. Работа Рэя, как солдата США, — делать это.
Ну а в свободное от работы время можно пропустить с друзьями по стаканчику или по бутылочке виски, поболеть за бейсбольную сборную. Рэй был хорош собой, что позволяло ему без труда "снять" какую-нибудь симпатичную литовку, признаться ей во внезапной любви, наобещать скорую женитьбу, а наутро выставить её из своей квартиры. Не смотря на беззаботную жизнь, у Рэя на счетах в нескольких банках скопилась определённые денежные суммы, так что крепкий финансовый тыл у бравого парня имелся. Командир базы морской пехоты в городке с трудновыговариваемым литовским названием, скоро собирался на пенсию. А на его место должен был назначен однозначно Рэй. У Рэя было всё хорошо!
Рэя не сильно тревожили сообщения о накаливании обстановки между США и некоторыми плохими державами, как-то Россия. Не сильно разбираясь в тонкостях международной политики, Рэй давно сделал вывод: что США правы всегда и во всём. Да к тому же сильнее всех. Поэтому за стаканом виски он любил помахать кулаком в сторону "Раши", не особо вдумываясь, что же такого ему — Рэю или его любимой Америке эта самая Россия сделала плохого.
Когда на их базе стали строить бункер, Рэй посчитал это глупостью. Когда объявили тревогу и командование отдало приказ занять бункера, убежища и укрытия, Рэй, как и все, забежал в недостроенный ещё бункер, считая это временным неудобством.
Их городок и их базу не бомбили. Однако, прослушивая эфир, Рэй впервые в своей жизни насторожился. Сквозь гудящую какофонию помех изредка пробивались голоса радиостанций, главным образом Южного полушария. Рэй медленно стал осознавать, что пропали не только его вклады в банках, но и самих банков скорее всего уже нет, да и деньги сами по себе также ничего не значат. О том, что вместе с его деньгами гибнут миллиарды людей, Рэя как-то не сильно волновало.
Ночью они с целью разведки поднялись из бункера в защитных костюмах на поверхность. В стороне, где был Вильнюс, стояло зарево от пожаров. Уровень радиации неуклонно увеличивался. Возле базы метались растерянные литовцы — они, очевидно, хотели получить от военных разъяснения или помощь. Увидев, что военные одеты в скафандры, литовцы стали что-то кричать на своём, женщины плакали. Пошёл дождь. Это был необычный дождь — дождь с радиоактивной гарью и пеплом. Даже в скафандре было опасно оставаться. Они вернулись в бункер. Когда Рэй, замыкая строй разведчиков, закрывал люк бункера, он увидел, что одну литовку тошнит.
Шли дни. Через неделю литовцы нашли шлюзовую будку спуска в бункер и начали стучать во внешнюю дверь будки. Какая-то школьница на ломанном английском просила впустить их в бункер. Эти призывы, понятное дело, игнорировались. Потом местные начали чем-то стучать по массивной двери, явно пытаясь её взломать. Это уже было посягательством на имущество, нет, даже на территории США. Рэй, не дожидаясь согласования с командиром базы, принял решение. Он, и ещё три морпеха, облачившись в защитные скафандры, поднялись в шлюзовую будку. Рэй, открыв дверь, хотел жестко потребовать оставить территорию базы, но литовцы начали ломиться к ним. Их было человек тридцать. Многие держали на руках детей. У большинства проявлялась лучевая болезнь, у некоторых на лице и руках были язвы. Они молча и настырно проталкивались в будку. Рэй, принял решение молниеносно. Он отдал приказ стрелять и сам произвел несколько очередей в упор со своего верного М16. Семеро местных упали у двери будки, остальные испуганно отшатнулись. Только теперь Рэй обратил внимание, что бывшие с ним солдаты не стреляли вместе с ним, стрелял только он. Они же недоуменно смотрели на него сквозь стекла шлемов.
Командир базы, полковник Моррисон, последнее время занимался тем, что опустошал спиртовые запасы бункера. Узнав о подвиге своего заместителя, он, сквозь пьяный туман сказал ему в глаза:
— Славински, вы — дурак!, — но никаких действий не предпринимал. Он остался сидеть в своем кабинете, тупо и пьяно вглядываясь в фотографию своей семьи, которая осталась в Индианополисе. Ночью полковник застрелился. Рэй стал командиром базы.
Прошёл год. Городок вымер. Никто не нарушал покой бункера. Правда стали появляться какие-то странные животные и птицы. Один раз не вернулись три человека, ушедшие в разведку в город. Следующий разведотряд нашел их скафандры, измазанные жёлтой слизью.
В бункере тоже было не хорошо. В замкнутом пространстве солдаты и офицеры сходили с ума: драки, самоубийства, сумасшествия. Для наведения порядка Рэй сначала практиковал аресты, потом расстрелы, а однажды ему пришла гениальная мысль — выгонять провинившихся без скафандров на улицу. Это было очень поучительно для других. Казнённый солдат, медленно умирал, скуля и плача у будки бункера и его причитания долгое время были слышны на верхних ярусах бункера.
Кончались припасы. Заканчивались противорадиационные фильтры. Грунтовые воды подмыли одну из стен недостроенного бункера и теперь на нижнем ярусе по щиколотку воды. Связи с внешним миром не было. Рэя боялись, но он чувствовал, что в один прекрасный момент его просто задушат. Рэй серьёзно уже задумался, что и его жизнь даёт трещину.
База была расположена недалеко от белорусской границы — единственного союзника противной России. По задумке, главной задачей воинских частей являлось десантирование в Беларусь, перекрытие транспортных коммуникаций, уничтожение инфраструктуры и ПВО и ожидание основных сил для освобождения территории от противника. О Беларуси Рэй знал, что эта страна дружит с Россией, а значит она тоже неправильная.
На базе имелся свой советник по белорусскому вопросу — Александр Заенчковский. Он был ярым сторонником недавно возникшего оппозиционного движения Белорусские Национальные силы (БНС). Большой популярностью это националистическое движение среди белорусов не пользовалось и поэтому его представители предпочитали бороться за "свободу нации" из-за границы. Благо, что оплачивалось это разными международными и военными организациями очень уж неплохо. Заенчковский раньше был директором одного из мясокомбинатов на минщине. Проворовался, в отношении него возбудили дело и уже собирались арестовать, но не успели. Заенчковский эмигрировал в Литву, провозгласил себя "борцом за свободу", притесняемым "тоталитарным режимом", получил политическое убежище, неплохое пособие для политического беженца и иммунитет от выдачи белорусской стороне. Он устроился на работу на военную базу, как "консультант по белорусскому вопросу". Платили не так, чтоб уж очень, но и нет так, чтоб уж и совсем. Работа, к тому же, была непыльная. Объяснить некоторые особенности белорусского менталитета, как можно быстро и дёшево навредить белорусской экономике и т.д.
Когда завыли сирены, Заенчковский побежал в бункер. В сутолоке не заметили, что в бункер пробрался невоенный. Когда разобрались, его притащили к пьяному Моррисону. Последний тупо посмотрел на собачье-преданное лицо Заенчковского и вяло махнул рукой: "Пусть живёт!". Заенчковского оставили и он стал в бункере мыть полы, убирать туалет, делать прочую черную работу, которой, впрочем, здесь было не так и много.
И вот, когда Рэй мрачно сидел в кабинете командира, к нему вошёл адъютант. Тот сообщил, что хочет на прием попасть "этот русский". О том, что белорусы — это не русские, хотя и говорят на том же языке, они понимать не хотели. Рэй в другой бы раз нагнал чернорабочего, может быть, даже наказал. Но сейчас это было хоть каким-то отвлечением от течения чёрных мыслей.
Заенчковский зашел и начал докладывать очень быстро, чтобы успеть выговориться до того, как его выгонят. Он сообщил, что будучи директором мясокомбината, он однажды, выполнял странный госзаказ. Заказ делало военное ведомство с аббревиатурой, которую он теперь уже не помнит. Необходимо было произвести огромное количество тушенки для долговременного хранения. Оплачивался заказ хорошо. Он познакомился с представителем заказчика — каким-то подполковником и так получилось, что они решили вместе отметить удачную сделку (Заенчковский не упомянул, что вместе с подполковником они похитили две машины секретной тушенки — и обмывали именно это событие). И вот уже пьяный подполковник ему рассказал, что Беларусь готовится к войне, что в Минске, на основе метро и прочих подземных коммуникаций формируется грандиозная система подземных убежищ, и что этот заказ — именно в подземные склады.
— Так вот, если бы попасть в Минск и в минское подземелье, можно было бы освободить остатки белорусского народа от тоталитаризма и принести к ним свет американской демократии, а заодно взять под контроль некоторую часть продовольствия подземных убежищ! — пафосно закончил рассказ Заенчковский.
Слушая Заенчковского, Рэй начал приободряться. Да, ведь у них в подземных ангарах стоят вертолёты, в бункере остались летчики. У Рэя зачесались руки от предвкушения новых побед. Рэю пришло в голову, что он — единственный человек в этом бункере, который может и должен навести порядок не только в нем, но и на поверхности. Рэй произвёл Заенчковского в лейтенанты, дал ему должность "Советник" и теперь Заенчковский стал его правой рукой.
Сообщение о предстоящей операции ободрило солдат. Тысячный контингент уже мечтал о том, как они заживут в роскоши минского метро. Как благодарные минчане, а главное минчанки, будут буквально виснуть на шеях своих освободителей. Всем надоел этот дурацкий тесный бункер. Морпехов последнее время пугало уменьшение дневного рациона, не говоря о том, что кофе и курево уже давно закончились; да и всё прибывающая вода на нижнем ярусе порядком раздражала.
