-.Золу используешь ещё два раза, сливая щёлок через два часа. Второй и третий щелока получатся слабыми, поэтому используешь их повторно на чане со свежей золой. То есть, в конечном итоге, с одного чана ты выщелачиваешь золу три раза, в первый и второй раз слабым щелоком, а в третий раз водой. Когда скопите достаточно щёлока для выпаривания — позовёте меня!

— Всё уразумел, княжич! — углежог удалился скорой походкой.

Утро следующего дня началось с выпаривания поташа. Углежоги, полученный ими грязновато-бурый щёлок вылили из глиняного кувшина на железную сковороду и поставили её на огонь. Я внимательно наблюдал за процессом, никуда не отлучаясь.

При мне находились дворяне с наиболее способными учениками, уже во многом превзошедших своих учителей. Не теряя времени даром, поглядывая на сковороду, я преподавал то, что помнил из геометрии. Чертил на восковой табличке всевозможные треугольники, подсказывая ученикам как определить равнобедренный треугольник. Урок закончился, когда, наконец, из потемневшего щёлока начали выделяться твердые соли. Я сразу прекратил учительствовать, сосредоточившись на производственном процессе. Сковородку с огня.

— Теперь, когда начали выделяться соли, необходимо прекращать нагрев поташа, иначе потом не отдерём его со стенок сковороды, — давал я объяснения своим действия внимающим мне углежогам. — Этот сырой поташ необходимо прокалить в печи.

Мы всей толпой переместились к построенной домниками пламенной печи, её я ранее использовал для производства соды, сейчас она по причине отсутствия соли, необходимой для содового производства, простаивала без дела. Главное теперь было следить за температурой, чтобы не допустить сплавления поташа.

Через шесть часов, уже глубоким вечером, был получен кальцинированный поташ, имеющий, как и положено, пористую твердую массу белого цвета с синеватым оттенком

На следующий день я показал, как изготовить едкую щёлочь (едкий кали). Для этого кальцинированный поташ растворил в воде, добавил гашеной извести и поставил на огонь. В тот момент, когда взятая из этого варева проба, при взаимодействии с соляной кислотой стала выделять пузырьки, снял чан с огня. Каустический поташ (едкий кали) был готов.

Поташ обработал серной кислотой и получил сульфат калия — отнёс его литейщикам, пускай там с ним 'поколдуют'. В металлургии его применяют в качестве флюса.

Углежоги всё запомнили, с этого момента надобность в моём личном присутствии на этом производстве отпала. Я им прочитал лекцию о технике безопасности, о том, что следует беречь от попадания едкого кали на кожу и особенно слизистые оболочки, вроде осознали, изуродоваться или ослепнуть никто не хотел.

Сода и поташ во многом взаимозаменяемые вещества, другое дело, что процесс приготовления поташа более громоздкий и трудоёмкий, зато не требует дорогой соли. Но соляная кислота и хлористый водород мне были нужны не только для содового производства, но и для других целей, поэтому без оптовых закупок соли всё равно не обойтись. Поэтому, буду совмещать оба производства.

Но на этом я не остановился, так как получил все исходные компоненты необходимые для производства искусственного красителя так называемой 'Берлинской лазури'. Все красители в этом времени имеют растительное или минеральное происхождение, и некоторые образцы, дающие яркую окраску, стоят больших денег.

Получить сульфат железа (железный купорос) при наличии серной кислоты и железа труда никакого не составляет. Железные обрезки и прочий лом достаточно растворить в слабой серной кислоте и нагревать этот раствор до кипения, затем промыть в горячей воде и оставить кристаллизоваться. Полученные кристаллы слегка обмыть холодной водой и высушить при комнатной температуре. В результате получим синевато-зелёные кристаллы, пригодные не только как компонент для дальнейшего производства, но и как вещество годное для самостоятельного применения. Сульфат железа — это уже по-сути полноценный пигмент, используемый в красильном деле. Служит для изготовления чернил, чёрной краски и как протрава.

Гексацианоферрат калия ('жёлтая кровяная соль') — азотосодержащие соединение, поэтому получить её в здешних условиях я мог только переработкой отбросов животного происхождения (рога, копыта, мясо, кровь, кожевенные и шерстяные отбросы). Всё это органическое сырьё необходимо было сплавить с сырым поташом и железными опилками. Кстати говоря, этот процесс сопровождается выделением газового аммиака, но на него я пока махнул рукой, не стал нагромождать печную трубу улавливателями.

Кузнецы сейчас использовали кровь животных для закалки выкованного оружия, поэтому моя просьба принести мне с убоя горшок с высохшей кровью, вместе с рогами и копытами была воспринято более-менее адекватно. Перемога, правда, некоторое время понаблюдал, что я со всем этим буду делать, но убедившись, что никакие ритуалы я не провожу и в сыром виде всё это не поглощаю, а всего лишь его воспитанник направился со всей этой мерзостью к своей многофункциональной пламенной печи, удалился прочь.

Кузнецы затопили печь, в выпарительную сковороду были внесены поташ и железо. Когда поташ расплавился и нагрелся до светлого каления — я приказал начать по не многу прибавлять азотистые материалы, каждый раз, сильно перемешивая массу. Кузнецы послушно начали потихоньку опорожнять свои мешки, закидывая в поташ требуху, кожу, копыта. Сразу знатно зашипело, завоняло. Часа через три плавку закончили. Смердело немилосердно, прискакавший князь высказал мне свой 'фи'. Все эти безобразия он немедленно не прекратил лишь благодаря моим уверениям, что образовавшаяся кровяная соль будет обращать железную поверхность в стальную, только после этого, Изяслав Мстиславич недовольно пыхтя удалился.

При сплавлении всех вышеперечисленных материалов сразу жёлтая кровяная соль не образуется, вместо неё я получил синеродистый калий KCN, и в небольших количествах другие цианистые соединения.

Полученный сплав я приказал разбить на куски, поместить в глиняные котлы (с чугунными донцами), облить водой и поставить на огонь. Далее, привлечённые мной работники, более двенадцати часов нагревали сосуды с содержимым, не доводя их до кипения. Затем сняли с огня и дали расплаву кристаллизоваться. Из расплава на воздухе выделяется сырая соль и маточный раствор. Сырую соль, подогревая опять сгущают, при кристаллизации выделяется кровяная соль, загрязнённая хлористым калием. Кровяную соль очищают от примесей, растворяют в воде и снова кристаллизуют. Наконец, образуются кристаллы жёлтого цвета — так называемая 'жёлтая кровяная соль'. А маточный раствор выпаривают досуха и остаток ('синь-кали') употребляют для замены части поташа при следующей плавке. В последующих плавках, выход жёлтой кровяной соли составлял в среднем около 15% на вес употребляемого сырого поташа.

С цементированием кузнецы были уже знакомы. Ничего сложного здесь не было. В горшок натолочь угля и вложить туда лезвия, запечатать его глиной и на несколько часов поставить в гончарную печь, заодно можно и глиняные плошки — горшки обжечь. Далее клинок закалялся в льняном масле.

Но теперь, благодаря новым веществам полученными мной, можно было пойти дальше и сварганить намного более лучшую закаливающую массу. Ведь железисто-синеродистый калий ('желтая кровяная соль') прекрасно цианирует железо, т.е. обладает способностью поверхностного превращения железа в сталь.

— Поэтому, после цементации закалять стали вы будете не в льняном масле, как сейчас, а в особом составе. Готовые изделия из тигельной стали тоже можно будет в этом составе дополнительно закаливать.

Княжеские кузнецы слушали меня заворожённо, с недавних пор, после всем известным событиям (получения тигельной стали) я у них пользуюсь небывалом авторитетом. В принципе, цианировать сталь можно было при помощи одного железисто-синеродистого калия ('желтой кровяной соли'), но я туда добавил канифоль (получаемую при сухой перегонки лиственного дерева или сосновой живицы), медный купорос и льняное масло.

— Чтобы закалить инструмент, нагреете его до вишнево-красного каления и втыкайте в эту массу, — внушал я кузнецам, — затем эту сталь еще раз нагрейт и погружайте в холодную воду. Если сталь плохого качества, то процедуру можно повторить. Два-три раза подряд погружать, каждый раз перед этим накаливая ее, в закаливающую массу.

Предложенная мной 'закалка' кузнецам очень понравилась, сталь становится очень упругой, в чём особенно нуждались арбалетные дуги.

Для закалки напильников и инструментов я вспомнил хороший науглероживающий состав, включающий в себя толченое стекло, поваренную соль, животный и древесный уголь, ржаную муку, канифоль и, конечно же, желтую кровяную соль. Эти составные части растираются в порошок и замешивают в спирте до получения густого теста. Этим составом покрывают стальные предметы перед закалкой.

Производство железисто-синеродистого калия я повесил на кузнецов. Остальные компоненты, типа канифоли, планировал выделывать в Гнёздове. С этого дня очередь на пламенную печь была расписана не по дням, а по часам. Команда углежогов изготавливала в печи соду и поташ, команда кузнецов — жёлтую кровяную соль. Я для себя решил, что нужно срочно заняться кирпичным производством, печей вскоре потребуется — страх сколько, даже не считая металлургических. Кстати, из жёлтой кровяной соли легко получается цианистый калий и синильная кислота, но связываться с ядами в мои планы пока не входило.

Смешивая растворы жёлтой кровяной соли и сульфата железа (железного купороса) получался белый осадок, который быстро окислялся воздухом, превращаясь 'берлинскую лазурь', точнее в 'железную лазурь' — именно такое название я дал новому пигменту.

Закончив со всеми делами в Смоленске я, вместе с нанятой для меня князем строительной артелью, отплыл в Гнёздово.

Здесь следует пояснить следующее. В Смоленске действовали две профессиональные строительные артели (или как они себя ещё именовали 'дружиной' или 'сотней') каменщиков-плинфотворителей. Одну из них князь нанял к себе на работу, для осуществления задуманного его сыном. Вторая же артель была зависима от смоленского епископа Алексия, а потому она специализировалась на строительстве учреждений церковного культа.

Зодчий Авдий был старостою нанятой князем артели. Ядром артели были мастера каменщики, в количестве шестнадцать человек, которые вели кладку фундаментов, кирпичных или каменных стен и сводов. Кроме каменщиков в состав артели входили: два плотника для сооружения лесов, кружал и других деревянных устройств, была ещё группа так называемых 'плинфотворителей', состоящая из формовщиков кирпича и обжигальщиков — всего семь человек. И самая многочисленная группа в артели — это подсобные рабочие, не входящие на постоянной основе в состав артели. Их число варьировалось в зависимости от предстоящей работы.

Эту артель, годовой найм которой, кстати говоря, обошёлся в 120 серебряных гривен, я планировал использовать на самых ответственных участках, прежде всего для возведения доменной, кирпичеобжигательных, известково-обжигательных, черепица обжигательных, содовых печей и горнов, а также для других факультативных целей вроде формовки отливных изделий.

Надо пару слов сказать, для общего понимания, что из себя представляют такие ремесленные объединения как 'артели-дружины-сотни'. Военизированные городские отряды ополченцев — так называемые 'сотни' одновременно выполняют не только военную функцию (защита города, военные походы), но и представляют из себя профессиональные объединения ремесленников (каменщиков, плотников, мясников, хлебников и т.д.), и помимо всего прочего участвуют в политических процессах (вече). Некоторые из сотен являются хорошо организованными, едиными, монолитными организациями. Другие, из-за всяческих внутренних раздраев, выглядят довольно аморфными и ничего серьёзного из себя не представляют. Теневыми лидерами (впрочем, иногда и явными) сотен выступают различные боярские кланы (значительная часть ремесленников по найму вообще трудиться на территории боярских усадеб). Строительные сотни каменщиков (вроде дружины Авдия), 'городников' (ремонтирующих городские деревянные стены) традиционно находились под покровительством смоленских князей (завися от княжеских заказов), были также зависимые от церкви 'сотни'.

Чтобы ослабить 'мизинный люд', внести в него раскол, сделать его менее монолитным князья с боярами противопоставляли профессиональным сотням деление по чисто территориальному признаку на улицы и концы. Поэтому в Смоленске, как и во многих других русских городах, получилась химерная двуединая конструкция, где сотские старшины умудрялись как-то сосуществовать с кончанскими старостами. Явным приоритетом городские сотни пользовались разве, что во время военного сбора городского ополчения.

Ладьи, под руководством недовольного Анфима, загруженные каменщиками, гончарами, печниками и иже с ними, сплавились вниз по Днепру, свернув с днепровской стремнины, плавно уткнули свои носы в Гнёздовскую пристань. С развернувшихся бортами и принайтованных речных корабликов, я одним из первых ступил на сосновый настил пристани.

Рядом с красным сосновым бором виднелись, покрытые свежей зеленью гряды холмов, часто застроенные жилищами и хозяйственными постройками. Самый большой из холмов окаймляла невысокая деревянная городская стена с высокой сторожевой башней — это собственно и было Гнёздово.

Из городских ворот и из ближайшего посада на пристань высыпало множество любопытного народа. Больше всего их заинтересовала моя скромная персона — на меня таращились во все глаза, как на невиданную зверушку. Ну, да и Бог с ними, с меня не убудет ... Местные жители уже знали, что вблизи их городка будет развёрнуто плинфяное производство. Поэтому наиболее активные из них, распознав в Авдии 'большого начальника', уже начали приставать к нему насчёт найма на работу.

— Пошли в крепость, — обратился я к Перемоги.

— Обожди Изяславич, — оглянувшись на лодьи, ответил пестун. — Ещё твоего коня не сгрузили на пристань. Ты княжич, а потому в крепость на коне должён въезжать! — наставительно он проговорил. — Кроме того, тебя ещё местные бояре как положено не встретили. Вон они, кстати, только из ворот появились.

Действительно, впереди показалась процессия, возглавляемая важным боярином, это оказался уже знакомый мне по первой поездки гнёздовский посадник боярин Гаврил Хотеславич. Ему было примерно сорок лет от роду. Сегодня он предстал передо мной в полном боевом облачении, прикрытым плащом непонятного серо-буро-малинового оттенка, а на голову напялил высокую горлатую шапку, совсем не сочетающуюся с доспехом. Рядом с ним бодро вышагивали ещё три боярина, выряженные в примерно таком же стиле, как и первый. За боярами шли куда как скромнее одетые в холщовые рубахи и штаны ратники, держа в руках копья и овальные щиты с металлическими умбонами. Из-за спин последних виднелась не в меру суетящаяся боярская челядь.

Перемога хлопнул меня по плечу, выставляя на передний край. Последовала церемония приветствия: бояре и воины поклонились, а челядь упала на колени, уткнув лбы в уже порядком истоптанную землю.